Замыкание
Шрифт:
Яков, смеясь, стращал ее, что придется переучиваться.
– Что ж, переучусь. Ходить с плакатами и требовать вернуть букву "Ё не собираюсь.
У нее появилась привычка сохранять зеленые обложки исписанных тетрадей, вырезать из женских журналов "Работница" и "Крестьянка" и журнала "Огонек" (выпросила в школьной библиотеке пачки списанных журналов) все оттенки зеленого и складывать в коробку из-под зефира. Там же хранила разноцветные обертки от конфет, куски картона от пачек чая и даже сигарет. К бумажным вырезкам добавились ленты и лоскуты, не хватало бутылочных осколков.
В
На выставку коллажей ее, еще школьницу, водил брат. Слово привязалось: она повторяла его, напрягая мышцы, до болей в горле. Другое - "аппликация", не такое звучное, не нравилось - губами шлепать. В таком длинном слове не хватало гласных. "Коллаж" устраивал и гласными, и тем, что созвучен слову "раж". Правда, тут слышится расхолаживающая "лажа", но произносится энергично. Да, да, энергия чувствуется, - согласилась Нина, - и при этом есть смягчающие нотки. Подумав, добавила: пожалуй, язык можно сломать.
На выставке коллажей Софья пробыла долго. Много женских портретов, птиц, натюрмортов, - из засушенных цветов, кусков ткани и круп. Крупы богатством оттенков особенно удачны для портретов.
Дома вспомнила, что на антресолях хранились связки журнала "Советский экран", отец выписывал для матери, для себя - журнал "Юный техник", хотя говорил, что для сына, кого он хотел обмануть, если все номера хранил, читал и перечитывал, а Ваня только отмахивался, что там интересного. И весь вечер перебирала их, глотая пыль.
Наклеив на картон хаотично вырезанные, сикось-накось, фигурки разных размеров, преобладали синие и зеленые цвета, она стала добавлять желтое и красное, и пожалела, что все испортила. Результаты творчества выбросила и никогда к этому не возвращалась.
И вот школьная учительница, прислушиваясь, не проснулись ли дети, муж неизвестно где был и неизвестно где ночевал, - достала заветную коробку, и занялась черт-те чем.
Когда прошла неделя зеленого безумия, и она разложила на столе результаты, то удивилась: на всех картонках темные круги ярко выделялись на светлом фоне. Их расположение было хаотичным, хотя кое-где просматривалась периодичность как на шахматных досках, где темный квадрат сменялся светлым и никого не пугал. А у нее темно-зеленый ночной глаз всевидящий, притягивал и пугал, поглощая все светлое. Черные круги смотрели в упор, засасывали, приводили в ужас. Какая-то неизведанная сила не давала вырваться из плена.
Было тревожно: неужели что-то с психикой? Значит, Дуся права, когда пыталась отправить ее в психушку?
Но, как ни странно, занятия с цветом сделали ее уверенней, голос окреп, и дети на уроках уже не шумели и слушали ее.
Дочь и сын не замечали увлечения, и она старалась, как могла, не попадаться.
С наступлением весны возвращаясь из школы, делала петлю через сосновый лес, чтобы полюбоваться свежей зеленью.
Тогда же решилась и принесла Якову папку с работами. Он крутил картонки, разглядывал, приближая к глазам и отдаляя и, наконец, высказался, попыхивая трубкой:
– Глупости все это, из школы не уходите.
– Почему глупости?
– обиделась она.
– Нет-нет, все хорошо, - он попытался успокоить ее, - у вас есть чувство цвета и композиции, все неплохо распределено.
– Но что-то не так?
– Все так, но из школы не уходите, - упрямо повторил он.
Она ушла и долго не приходила, он ей сам позвонил.
– Вы думаете, что искусство - это свобода? Что хочу, то и ворочу? Но вы должны считаться с нашим восприятием. Мощный источник света - солнце, постоянно меняет светотени, понимаете? Если освещать комнату ровным светом, как в операционной, но вам будет неуютно. Вот и все. Природа вас ведет. А у вас все плоско, нет объема, понимаете?
– Но я устала быть учителем.
Он будто не услышал:
– Не цвет тянется к цвету, это вам не текстильная промышленность, а освещение. Ну, как хотите, - прервал он себя.
– Я устала от всего, когда говоришь одно, а думаешь другое. Почему вы не хотите меня понять?
Она не слышала его, он не слышал ее, - разговор глухих.
Когда школьников отпустили на каникулы, и для нее наступило лето, у брата в шкафу обнаружила рулон плотной черной бумаги и попробовала вырезать фигуры людей, но долго билась над руками. Решила обойтись без них и остановилась на коленопреклоненной женской фигуре. Изящные и простые изгибы: плавным коромыслом спина, зигзаг бедра до колена, еще зигзаг, оканчивающийся вытянутыми носками как у балерины. Слегка обозначенная шея, ореол прически, выпуклый лоб, тонкий профиль, лебединая шея, бугорок груди, чуть обозначен живот, - и все. Извела рулон бумаги, добившись скорости автомата. Однообразие надоело, она попыталась вырезать женские головки так, чтобы кудрявились волосы, чтобы менялось выражение лица, чтобы женщина отличалась от старухи и девочки, но не вышло.
У брата обнаружила книгу с образцами дворцов с колоннами и без, но ни дома, ни заборы не получились, терпения не хватало, да и неинтересно. Вспомнила его танцующие деревья, один вечер увлеченно вырезала, больше не хотела.
Возвращалась к рукам, мучилась, выходили то длинные, то короткие, неуклюжие, бросала и с удовольствием вырезала изящную вазу и цветы вроде лилии. Сама понимала, что впадает в глубокое детство, но оправдывалась тем, что тренировка моторики полезна и взрослым тоже. Главное, эти занятия успокаивали.
Яков долго перебирал фигурки, она подозревала, подбирал слова, чтобы ее не обидеть, наконец, заговорил:
– Что ж, чувство формы у вас есть, молодец! - он коснулся ее руки. - Вы, пожалуйста, не уходите из школы. Я понимаю, вам хочется перемен, но учтите, у прохфессора язык бойкий, за это ему платят. Не попадайтесь. Подождите немного, все изменится, люди перестанут его слушать, и ему придется еще что-то придумывать.
<