Замыкание
Шрифт:
Директор ресторана грузинской кухни заказал артели коней для зала. И выразил сомнение в том, что они изобразят настоящих породистых, потому что их никогда не видели.
– Конечно, сумеем, разве не взыграет в нас кровь предков кочевников? хоть капля да есть в каждом из нас, - утешил его Гоша.
Яша показывал мне наброски: прописанные морды, отдельно глаза, хвосты и гривы, карандашом и красками: от светло-коричневых до густо-черных.
Волновался, высокооплачиваемая халтура для него на тот момент стала единственным источником
Наброски мне не нравились, но я воздержалась от критических замечаний, что толку. Вскоре он пригласил меня на обильную еду и грузинское вино, утром, перед открытием. Кругом суетились официанты и какие-то люди, передвигали мебель, стучали молотками. Суета не мешала наслаждаться обедом. Непривычно острая еда, но мне понравилась. Я ела и старалась не смотреть на стены со скачущими конями в коричневой палитре. Ведь советовала хоть одну белую лошадь. Но артельщики отмахнулись: без разницы, на что смотреть пьяными глазами.
Что-то было нарушено в пропорциях Яшиных скачущих лошадок, что, не могла понять. Да и скакали они вяло. Он заметил, как я смотрела.
– Я вижу, тебе не нравится. Что поделаешь, кто платит, тот и заказывает.
– Мастерство не зависит от денег, - возразила я.
Он смутился как подросток.
Дома поняла, на кого похожи лошадки, на английских борзых с узкими головами, лебедиными шеями, поджарыми, с непропорционально утолщенным крупом.
Над моей кроватью висел гобелен с борзыми - память о родителях. Лежать в постели, созерцать собак и вспоминать умерших - не самое приятное занятие.
Этот гобелен Мара подарила им на свадьбу. Портрета бело-розовой лошади она не видела, хотя и просила показать. Но не настаивала.
Мастерскую, где обитала артель художников - халтурщиков, как называл Яков, она посетила тоже.
Была зима, холодно, от занятий в школе не освободили, хотя она простудилась, болело горло, голос хрипел и срывался. Да еще эти курсы. Но он настаивал, чтобы она пришла. Предупредил, не надо ни стучать, ни звонить, все равно никто не откликнется, а смело входить. Когда она открыла старинную дверь, ее недавно покрыли лаком, запах еще не выветрился, - Яков вышел из мрака в коричневом свитере и джинсах, улыбнулся ей и провел в комнату с ярким светом, направленным на рисунок лошади, вернее, набросок.
– Белая лошадь?
– спросила она.
– Нет, гнедой конь.
В комнату вошли двое немолодых художников.
– Артель в полном составе, знакомьтесь, Соня,- он показал на круглолицего, - Гоша, рядом Дмитрий, отзывается на Митяй.
– Очень приятно, - ответил Гоша, а Митяй широко улыбнулся.
Они были похожи как близнецы - братья, только у Митяя лицо круглее, и он выглядел повеселее. Так и запомнились: Гоша говорил, не умолкая, а Митяй улыбался.
По стенам были развешаны наброски коней в движении. Гоша объяснил, что эскизы для ресторана "Тбилиси".
– А где джигиты?
– Слышь, Митяй, девушка мужчину просит нарисовать.
– Рисуй, Гоша, сам,
Когда они ушли, Яков достал сверток:
– Это вам, деньги, пригодятся, - она растерялась, нет, конечно, даже в мыслях не было подозревать его в том, что он потребует невозможного. Но брать деньги как-то необычно, хотя он не чужой ей, - Берите, и больше не будем об этом.
Он о чем-то заговорил, о какой-то книге, она его плохо слушала. Так и ушла в растерянности, не поблагодарив.
Халтура щедро оплачивалась. И Яков щедро делился с Софьей. Она отказывалась, он сердился, помогает не ей, а детям. И она брала.
Чтобы купить молоко, вставала в пять утра и шла в темноте по зимнему скользкому тротуару, круто поднимаясь в гору. Путь освещал только слабый свет редких фонарей. Очередь черной массой уже облепила вход в магазин. "Только не мерзнуть", - уговаривала она себя, подпрыгивая на месте.
Дома для профилактики пила анальгин - лекарство от всех болезней, и горькие травы, снабжала учительница биологии, сама собирала летом и сушила на зиму.
Когда постаревшие ровесницы вспоминали, как хорошо жили раньше, до катастройки, она чего-то недопонимала и чувствовала себя неудачницей. Одна страна, один город, по одним улицам ходили, - другие знали, где брать еду, она нет, не знала.
Дуся обходилась тем, что в избытке пылилось на полках в магазинах: трехлитровыми банками с зелеными помидорами в мутном рассоле и еще консервами "Завтрак туриста" из перловки вперемешку с хвостами и головами кильки.
У Софьи от этой еды болел желудок. Дети есть тоже отказывались. Яков шутил: естественный отбор, человечество погибнет, а всеядная и жизнестойкая Дуся останется вместе с тараканами.
В театре было безлюдно. Редкие любители ходили на "Гамлета", трагедий хватало и без Шекспира. Гардеробщицы почти не менялись, хотя теперь им платили гроши, а то и вовсе не платили. Полные и худые, в основном пожилые женщины в синих халатах, суетливо развешивали верхнюю одежду, не забывая предлагать бинокли. Суета была данью традиции.
Спектакли часто отменялись - не было зрителей.
Чечня
В последние годы Соня редко приходит, тем более, одна, что поделать, нагрузки в школе запредельные. Но в это воскресенье пришла. Яша приболел, крепкий кофе пьет, много сидит, мало двигается, - жаловалась она. Заботливая жена. Радоваться мужу надо, но почему-то когда он приходит ко мне, домой не спешит, даже в выходные.
Конечно, ему не по себе, жена работает, а он на хозяйстве. Он привык к другой жизни, а тут будто оскопили его.
Соня постояла у окна, полюбовалась только что проклюнувшимися березовыми листочками, а взгляд был такой печальный, такая тоска, что я даже испугалась. Спросила, что-то с сыном? Нет, у него все нормально, так он говорит, просто устала, на последнем дыхании, скорее бы каникулы.
Я бы не смогла почти каждый день, из года в год повторять одно и то же. Но об этом не скажу ей, зачем? каждый выбирает по себе ношу.