Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев
Шрифт:
– Нет, - сказал я.
– Не спрошу. А вопрос мой, представь, имеет самое прямое отношение к той проблеме, которую мы с тобой обсуждаем. Ты ведь заметил, наверно, что писатели очень любят описывать сны своих героев. Вспомни сон Гринева в пушкинской "Капитанской дочке". Сон Обломова у Гончарова. Целых четыре сна Веры Павловны в романе Чернышевского "Что делать?". Наконец, сон Татьяны в "Евгении Онегине"... Все это ведь не зря!
– Вы думаете, что каждый такой сон имеет какой-то особый смысл? задумался
– Ну конечно! И, разгадав этот смысл, мы с тобой можем глубже проникнуть в замысел писателя, лучше понять его произведение. Вот я и предлагаю: давай-ка отправимся в сон Татьяны. Наверняка этот сон многое нам с тобой разъяснит.
– Что значит отправимся? Как это, интересно, мы с вами туда попадем?
– С помощью воображения, друг мой! Исключительно с помощью воображения. Никакого другого способа тут нет и быть не может... Итак, я включаю свое воображение, а ты... Поскольку ты тоже плод моего воображения, тебе не остается ничего другого, как следовать за мной!
Оглядевшись. Тугодум обнаружил, что мы с ним находимся в довольно ветхой горнице старинной барской усадьбы.
Хозяин дома в домашних туфлях и халате сидел у окна и внимательно наблюдал за всем, что творится на дворе. При этом он время от времени смачно, сладострастно зевал:
– А-а-а... 0-о-у-у-у... Охо-хо, грехи наши тяжкие!
– Простите великодушно, - обратился к нему я.
– Мы, кажется, потревожили ваш сладкий сон?
– Господь с вами, сударь мой!
– оскорбился тот.
– Какой сон? Нешто мне до сна? Весь день глаз не смыкаю... От зари до зари тружусь как проклятый, не покладая рук.
Произнеся эту реплику, он вновь сладко зевнул.
– И в чем же, позвольте спросить, состоят ваши труды?
– поинтересовался я, стараясь по мере возможности пригасить звучавшую в этом вопросе иронию.
Хозяин усадьбы отвечал, не замечая насмешки:
– Да ведь дворовые мужики мои, это такой народ... Тут нужен глаз да глаз. За каждым надобно присмотреть, каждого окликнуть. Ни минуты покоя...
И словно в подтверждение своих слов он высунулся из окна и закричал:
– Эй! Игнашка! Что несешь, дурак?
Со двора донесся голос Игнашки:
– Ножи несу точить в людскую.
– Ну, неси, неси. Да хорошенько, смотри, наточи!
– откликнулся барин. И, обернувшись ко мне, заметил: - Вот так целый день сижу да приглядываю за ними, чтобы совсем от рук не отбились.
Вновь выглянув в окно, он увидал бабу, неторопливо бредущую по каким-то своим делам, и тотчас бдительно ее окликнул:
– Эй, баба! Баба! Стой! Стой, говорю!.. Куда ходила?
– В погреб, батюшка, - донесся со двора голос остановленной бабы. Молока к столу достать.
– Ну, иди, иди!
– великодушно разрешил барин.
– Что стала?.. Ступай, говорю! Да смотри, не пролей молоко-то!.. А ты, Захарка, постреленок, куда опять бежишь? Вот я тебе дам бегать! Уж я вижу, что ты это в третий раз бежишь. Пошел
Утомившись от непосильных трудов, он вновь сладко зевнул:
– Уа-а-ха-ха-а!
И тут вдруг на лице его изобразился испуг.
– Господи, твоя воля!
– растерянно молвил он.
– К чему бы это?.. Не иначе быть покойнику!
– Что с тобой, отец мой?
– откликнулась со своего места матушка-барыня.
– Аль привиделось что?
– Не иначе, говорю, быть покойнику. У меня кончик носа чешется, испуганно отозвался барин.
– Ах ты. Господи! Да какой же это покойник, коли кончик носа чешется? успокоила она его.
– Покойник, это когда переносье чешется. Ну и бестолков же ты! И беспамятен! И не стыдно тебе говорить такое, да еще при гостях! Ну что, право, об тебе подумают? Срам, да и только.
Выслушав эту отповедь, барин слегка сконфузился.
– А что ж это значит, ежели кончик-то чешется?
– не уверенно спросил он.
– Это в рюмку смотреть, - веско разъяснила барыня.
– А то, как это можно: покойник!
– Все путаю, - сокрушенно объяснил мне барин.
– И то сказать: где тут упомнить? То сбоку чешется, то с конца, то брови...
Барыня обстоятельно разъяснила:
– Сбоку означает вести. Брови чешутся - слезы. Лоб - кланяться. С правой стороны чешется - мужчине кланяться, с левой - женщине. Уши чешутся значит, к дождю. Губы - целоваться, усы - гостинцы есть, локоть - на новом месте спать, подошвы - дорога.
– Типун тебе на язык!
– испугался барин.
– На что нам этакие страсти... Чтобы дорога, да на новом месте спать это не приведи Господь! Нам, слава тебе, Господи, и у себя хорошо. И никакого нового места нам ненадобно.
Содержательный разговор этот был вдруг прерван каким-то странным сипением. Тугодуму показалось, что раздалось как будто ворчание собаки или шипение кошки, когда они собираются броситься друг на друга. Это загудели и стали бить часы. Когда пробили они девятый раз, барин возгласил с радостным изумлением:
– Э!.. Да уж девять часов! Смотри-ка, пожалуй! И не видать, как время прошло!
– Вот день-то и прошел, слава Богу!
– так же радостно откликнулась барыня.
– Прожили благополучно, дай Бог, и завтра так!
– сладко зевая, молвил барин.
– Слава тебе, Господи!
– Слушайте!
– шепнул мне Тугодум.
– Куда это мы с вами попали? Ведь вы сказали, что мы отправимся в сон Татьяны! А это... Это что-то совсем другое...
– Почему ты так решил?
– спросил я.
– То есть как это - почему?
– возмутился Тугодум.
– Да хотя бы потому, что у Пушкина ничего такого нету и в помине. Во-первых, у Пушкина - роман в стихах. У него все герои стихами разговаривают. Но это в конце концов даже и не так важно. Если бы это был сон Татьяны, то здесь и она сама где-то должна быть. А где она? Где тут Татьяна, я вас спрашиваю?