Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

ЗВЕРЕК

Он убежал он спасся там пожар а тут рассвет на лапках золотится и солнце заплетает семь косиц Живехонек он юркий светлоглазый а большего не надобно ему но в полночь вновь туда на смерть и долго Ждать зарева охотничьего рога так смело так безропотно никто другой не любит жизни

ПОЛЫНЬ

Полынь воспоминаний ранним утром в Мондклеме Бойницы башни рвы посев камней и пахари в могилах разбойники бароны крикуны а ветер воет в рог пустых столетий и в шлеме с гребнем ждет войны петух Ступи сюда и маятник сверкнет порежет пальцы и броню груди и будет жить в ней живо жить лениво пока слова соломой не сгорят и поле перед замком и воскреснув из пламени утопленники-дни не

запоют одышливую песню

ГЕРМАНИЯ

ГЕРХАРТ ГАУПТМАН

Герхарт Гауптман(1862–1946). — По преимуществу драматург и прозаик. Представитель натурализма, долгое время был под влиянием неоромантизма (немецкой разновидности символизма). Пьесы «Ткачи» (1892), «Затонувший колокол» (1897), «Перед заходом солнца» (1932) и др. принесли ему всемирную известность. Дебютировал подражательными стихами («Весна любви», 1881), вернулся к поэзии на склоне лет («Новые стихи», 1946). Перевел «Гамлета» В. Шекспира (1930). Лауреат Нобелевской премии (1912). В годы нацизма престарелый писатель оставался в Германии.

НОЧНОЙ ПОЕЗД [46]

Перевод Л. Гинзбурга

Трясется, несется, летит состав, Сквозь лунную полночь мчится. Семь пассажиров храпят, устав. Мне одному не спится. То гаснет лампа, то вновь мигнет, А вагон то качнет, то толкнет, то тряхнет, И в торжественно-мерном круженье Проплывают призраки за окном. И при свете мигающей лампы в нем Возникает мое отраженье. Поезд летит все быстрей, быстрей Мимо рвов и крутых косогоров, Мимо чащ, мимо рощ, мимо пустырей, Мимо стен летит и заборов. Между тем сгущается мгла вокруг, И горячие слезы из глаз моих вдруг Бегут, лицо заливая. Сердце дикой охвачено колотьбой, И уже не властен я над собой, В сладкой прихоти изнывая. Рвануться бы в лунную ночь, туда, В сгустившийся сумрак синий, За телеграфные провода Вдоль косо бегущих линий. И опять открывается передо мной Озаренная точно такой же луной Ночь, блаженней которой нет в мире. Я, как в сон, погружаюсь в нее, и вот Снова эльфы ведут близ пруда хоровод, Им эльф играет на лире. Да, помнится, эльф так волшебно играл, Что трава шелестеть не смела. Ручеек возле мельницы замирал: От восторга вода немела. И сверкали слезинки чистейших рос На глазенках ландышей, диких роз, А в долине, помню, в долине Внимали этой игре певцы, Сладкозвучных, нежнейших мелодий творцы, Кой-чему научившись отныне. Но все дальше уносится поезд стальной, Сон мой дивный обдавши чадом. Прорезает гору он, как шальной, Пролетает над водопадом. В лихорадке — планета. Клокочет шквал. Что за демон меня в своих лапах сжал И несет в беспредельные дали, Не давая остаться мне при луне, Здесь, с самим собою наедине, И чтоб звезды друг другу мигали?.. Исчезает виденье в дыму, в чаду. А внизу подо мной все грохочет, Громыхает, беснуется, как в аду, Все ревет и смолкнуть не хочет. То кряхтенье, то стон оглашают ночь. Будто весь этот поезд по рельсам волочь Привелось циклопам громадным, И они, надрываясь, взывают к нам Своим голосом, гулким, подобным громам, Умоляющим и беспощадным: «Сквозь душистую ночь вас несем мы сейчас, В изможденье хрипя и стеная. Мы дома золотые воздвигли для вас, Словно коршуны, крова не зная. Мы ткем для вас платья, мы хлеб вам печем, Вы нам платите смертью, нуждою, бичом. Но мы сломаем оковы! Мы добро, что вы взяли, объявим своим. Нас измучила жажда: мы крови хотим! Мы к отмщенью, к отмщенью готовы! Мы грубый, безжалостный, грозный народ, И помыслы наши кровавы. Но сбросьте с нас бремя скорбей и невзгод, На жизнь и на смерь дайте право! О, если, свой каторжный меряя путь, Мы сможем хоть раз всею грудью вздохнуть, То песня громовая грянет: На песенки эльфов мотив не похож, Он мрачен, он яростью дышит, и все ж Он гимном столетия станет!.. Ты хочешь постичь эту песню, пиит? Забудь же о чахлой свирели! Услышь, как машина победно гремит, Как рельсы стальные запели! Взвиваются искры — гудят провода, Дымят пароходы — клокочет вода! Но, полн состраданья святого, Ты чуткое ухо свое склони К стенаньям и воплям людским, чтоб они В стихах твоих ожили снова!..» Трясется, несется, летит состав, Сквозь лунную полночь мчится. Семь пассажиров храпят, устав, Мне одному не спится. То гаснет лампа, то вновь мигнет, А вагон то качнет, то толкнет, то тряхнет, Грохот невероятен. Но, слух обретя и волшебно прозрев, Отчетливо слышу тот зов, тот напев, Он в хаосе звуков мне внятен. Вот стихает слегка, вот нахлынет опять, Словно вырвавшись прямо из бездны, Чтобы свирепствовать и бушевать, Неистовый грохот железный. Он все заполняет собой, а затем Смолкает и вдруг исчезает совсем, Будя и желанье и волю — Напевом, рожденным небесной весной. На высях житейских, средь жизни земной Всем сердцем насытиться вволю!

46

Ночной поезд. — Программное стихотворение; противопоставление мощного хора циклопов нежной песне эльфов может быть понято как признание победительной силы реализма и (в устах автора «Ткачей») пролетариата.

ТЕРЦИНЫ

Перевод В. Левика

Германия, великая страна, Зловонной

уподобилась трясине, Где все, чем в мире славилась она, Бесславно гибнет в липкой смрадной тине, — Плодильня трупных мух, гнойник земной, Для палачей Эдемом ставший ныне! Свой клюв стервятник притупил жратвой, Не зная страха, входят в храм гиены И нагло пожирают хлеб святой, И гадят на пол, мочатся на стены, И тигр мурлычет, кровью пресыщен, И лишь глаза горят огнем геенны. Ему готовят европейский трон. Пред ним рагу из падали. Он смрадом И зрелищем гниенья упоен. И, осмелев, шакалы бродят рядом. И чьи-то кости в темноте хрустят. И шепчет мир, ища смятенным взглядом: «Где зверь? Кого он жрет?» Мой скорбный брат! Пройди с поникшим от печали взором. Пройди скорей и не гляди назад, На гноище, смердящее позором! 15 ноября 1942 г.

* * *

«Приди и властвуй, Новый год…» [47]

Перевод Л. Гинзбурга

Приди и властвуй, Новый год от дня рождения Христова, во имя счастья всеземного сплотив наш человечий род! Твой путь снегами занесен, но за невидимой чертою ты лучезарно осенен господней милостью святою. Полвека и пять лет пройдет, и год двухтысячный займется, и новым чудом превзойдет, что чудом исстари зовется. Вот белые кружатся мухи, чтоб молча на землю упасть. То — силы зла, то — смерти духи, над всеми их немая власть! Но только ты, новорожденный, ты, самый первый день в году, от злобных чар освобожденный, любую сокрушишь беду и, вызов бросивши испугу, шагнешь отважно в божий свет, где жизнь и смерть нужны друг другу и зря дрожать — резона нет! Итак, вперед, о Новый год, надеждой сладостной всесилен: в священной битве рухнет гнет, грядущий урожай обилен! Чем беспощадней приговор, тем жить отрадней убежденьем, что славой сменится позор, паденье в бездну — восхожденьем. И дни, выстраиваясь в ряд, смыкаясь с дальним новогодьем, среди зимы весну таят и летним дышат плодородьем. Вино осеннее бурлит… Движенье дней угодно богу… И все зовет, и все велит: Вперед! Вперед! Вперед! В дорогу!. Агнетендорф, 1 января 1945 г.

47

«Приди и властвуй, Новый год…»— Стихотворение полно надежды на скорую гибель фашизма.

РИКАРДА ГУХ

Перевод И. Грицковой

Рикарда Гух(выступала также под псевдонимом Рихард Гуго; 1864–1947). — Последовательная сторонница неоромантизма, автор книг «Стихи» (1891), «Новые стихи» (1907), «Старые и новые стихотворения» (1920), «Осенний огонь» (1944). В поэзии Гух, по преимуществу камерной, иногда звучали и гражданские мотивы. Не скрывала своего резко отрицательного отношения к нацизму и подвергалась в годы «третьего рейха» репрессиям. После войны приняла активное участие в культурном возрождении Германии. На русский язык переводились только новеллы Гух («Светопреставление», 1970).

ТОСКА

Чтобы ты был со мной, Расплачусь всем на свете — Самой горькой ценой — За мгновения эти. Так высокий зенит Птиц измученных манит, Берег, словно магнит, Волны дальние тянет. Так в чужой стороне Будет снова и снова Видеть путник во сне Крышу дома родного.

* * *

«Бывает, что печаль с тобой не расстается…»

Бывает, что печаль с тобой не расстается. Она тебя иссушит, истомит. И навсегда с твоей душой срастется. Весь мир затмит. Все будто позади. Отраду день пророчит. И кажется, беда не так горька. Но нет. Она тебя повсюду жжет и точит. Исподтишка. Придет весна, полна тепла и света. Не выкорчевать боль, не излечить. И вечно будет в сердце рана эта Кровоточить.

ВОЕННАЯ ЗИМА

Подумать о весне. Не вскользь, не мимоходом. Когда вокруг беснуется зима. Заблещет снова золотистым медом Листвы кайма. Кругом дрожит земля. Повсюду мрак и стоны. Давай же помечтаем у огня, Как желтым цветом вспыхнут анемоны, Собою черный лес заполоня. В луга вцепился снег, и леденеет вечер. Но отчего средь холода и тьмы Так сладостно пахнул весенний ветер Среди зимы? Проснутся в чащах звери. Оживет поляна. Голубизною небо заблестит. И жаворонок весело и рьяно День возвестит. Мы только безутешный плач слыхали — Не шум листвы, не тихий шорох трав — Вопль матерей, что сыновей теряли, Все с ними потеряв. Так есть ли бог там далеко за небосводом? Когда кругом зола и дым глаза застлал? Подумать о весне. Не вскользь, не мимоходом. И помечтать, чтоб мир скорей настал.