Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

ФРАНК ВЕДЕКИНД

Франк Ведекинд(выступал также под псевдонимом Иероним Иовс; 1864–1918). — В стихах, восходящих к традициям Г. Гейне, и в многочисленных пьесах высмеивал буржуазное общество и его ханжескую мораль. Повлиял на Б. Брехта, назвавшего его «великим воспитателем новой Европы». Большинство стихов напечатал в журнале «Симплициссимус» с 1897 по 1902 гг. Публикация этих сатир часто затруднялась цензурой. Стихи Ведекинда переводятся на русский язык впервые.

БРИГИТТА Б

Перевод Л. Гинзбурга

Бригитта Б. была невинна, Нежна, застенчива, мила И продавщицей магазина В прекрасном Бадене была [48] . Хозяйка девушку любила, Хоть нрав мадам и крут и строг, А муж хозяйки — заправила В центральном ведомстве дорог. Но

вот невинную голубку К себе хозяйка позвала, Чтоб та какую-то покупку В дом баронессы отвезла. Лишь вышла за город Бригитта, Как некий тип — навстречу ей: «Моя душа тобой разбита, Я погибаю, будь моей!» Из состраданья к прохиндею Бригитта отдалась ему. Он все, что надо, сделал с нею, Схватил товар и — шасть — во тьму! Про этот случай без утайки Бригитта, плача и казнясь, Поведала своей хозяйке. Та к ней с участьем отнеслась, Внимала не без интереса. Но вдруг поняв: пропал турнюр, Что заказала баронесса, Вскипела: «Это — чересчур!» Бригитта умереть готова, Всю боль вложив в свой горький всхлип… Но ту же ночь с Бригиттой снова Провел в постели тот же тип… Когда же в троицу, на праздник, Все укатили на пикник, Тот расторопный безобразник К Бригитте с вечера проник. Он осмотрел не без вниманья Дом — от столов до сундуков, Сказал Бригитте: «До свиданья!», Очистил сейф и — был таков! Что это?! Связь с преступной шайкой? А может, поворот в судьбе?.. Но, чтоб не встретиться с хозяйкой, Сбежала прочь Бригитта Б. Позавчера ее поймали. Дурная кончилась игра, Почти забавная вначале… Любовник схвачен был вчера.

48

… в прекрасном Бадене была… — Имеется в виду Баден-Баден, немецкий курорт, модный в начале века.

ТЕТКОУБИЙЦА

Перевод В. Швыряева

Я тетку свою угробил. Моя тетка была стара. В секретерах и гардеробе Прокопался я до утра. Монеты падали градом, Золотишко пело, маня. А тетка сопела рядом — Ей было не до меня. Я подумал: это не дело, Что тетка еще живет. И чтоб она не сопела, Я ей ножик воткнул в живот. Было тело нести труднее, Хоть улов мой и не был мал. Я тело схватил за шею И бросил его в подвал. Я убил ее. Но поймите: Ведь жизни не было в ней. О судьи, прошу, не губите Молодости моей!

СТЕФАН ГЕОРГЕ

Стефан Георге(наст. имя — Генрих Абелес; 1868–1933). — Вождь и кумир неоромантиков. Учился у французских символистов, имел, в свою очередь, большое влияние на символистов русских (В. Брюсова, Вяч. Иванова). Его слава «надмирного витии» была опошлена нацистами, которые воздавали посмертные почести поэту, с презрением отказавшемуся от их наград и титулов при жизни и покинувшему из-за нпх страну. Причина интереса нацистских идеологов к Георге — их вульгаризированное, хотя и но совсем превратное, истолкование некоторых элементов философской и творческой концепции поэта. Важнейшие книги стихов: «Год души» (1897), «Ковер жизни, или Песня о сне и смерти» (1900), «Седьмое кольцо» (1907), «Звезда Союза» (1914). Среди переводчиков стихов Ст. Георге на русский язык были Вяч. Иванов, С. Радлов, Г. Петников и др.

«Парк называют мертвым…»

Перевод В. Микушевича

Парк называют мертвым, но взгляни: Синеют небеса вдали светлее. Как в эти неожиданные дни Пруды блестят и пестрые аллеи! Возьми седины мягкие берез И желтизны глубокой. Сколько роз! И поздним розам время отцвести. Поторопись венок себе сплести! Последних наших астр не забывай. Багрянцем диких лоз на этой тризне, Останками зеленой летней жизни Осенние черты перевивай.

* * *

«Искать

ее мне память поручила…»

Перевод В. Микушевича

Искать ее мне память поручила Среди ветвей, покинутых листвою. Безмолвно покачал я головою. В стране лучей любовь моя почила. Явись она, как летом, в жаркой сини, Когда Эротам весело резвиться [49] И робкая решалась мне явиться, — Я был бы счастлив ей поверить ныне. Перебродить пора бы винограду, Но поздних злаков я не пожалею, И полными горстями перед нею Я расточу последнюю отраду.

49

… когда Эротам весело резвиться… — Древние греки чтили и черного, и белого Эротов (богов любви). Здесь, однако, множественное число употреблено скорей метафорически.

* * *

«Благословенна ты в своем уделе…»

Перевод В. Микушевича

Благословенна ты в своем уделе. Утихло сердце, боль превозмогая, Покуда ждал тебя я, дорогая, Когда в смертельном блеске шли недели. В объятьях наших праздник нашей встречи, Как будто бы далекая со мною, И я постигну тайны нежной речи, За солнцем следуя хвалой земною.

СЛОВО

Перевод В. Микушевича

Нашел я клад бесценных грез, До рубежей родных довез, И Норна [50] в глубине времен Искала для него имен, Чтобы своим вручить я мог Неувядаемый цветок. Домой вернуться был я рад. Богат и нежен дивный клад. Седая Норна шепчет мне: Имен достойных нет на дне. Разжал я руки, как больной, Лишился клада край родной. И вот печальный мой завет: Все тщетно там, где слова нет.

50

Норна — богиня судьбы у древних германцев.

* * *

«Я на окне, храпя от зимней стыни…»

Перевод Арк. Штейнберга

Я на окне, храня от зимней стыни, Цветок взрастил, но, вопреки старанью, Меня печаля, он поник, а ныне И вовсе покорился умиранью. Дабы забыть судьбу его былую Цветущую, я, на решенье скорый, Бестрепетно сорвал напропалую Увядший венчик, безнадежно хворый. Нет, мне не надобно цветка больного! Что толку в этой новой жгучей ране? Вот возвожу пустые взоры снова, В пустую ночь тяну пустые длани.

ЛАНДШАФТ-2

Перевод Арк. Штейнберга

Ты помнишь ли октябрь, когда мы двое, Сквозь пламенную киноварь листвы, Сквозь черноту стволов и зелень хвои, Брели, внимая смыслу их молвы? К деревьям подступали не однажды Мы, в нежном споре, врозь; тебе и мне Молчалось. В шуме листьев чуял каждый Весть о своем невоплощенном сне. Смешок ручья прыгучий и зовущий, В проводники пригодный по нужде, Стихал и отдалялся в хмурой пуще И, наконец, пропал безвестно где. Забвенно странствуя в блаженной розни, С тропы мы сбились. Вот и день погас; И лишь ребенок, сборщик ягод поздний, По верному пути направил нас. На ощупь, продираясь меж колючих Кустов, мы вязли в глине и песке И увидали сквозь просветы в сучьях Широкий дол и кровлю вдалеке. Обняв последний ствол, к желанной цели По склону вниз мы по цветам сошли, Туда, где лучезарно золотели Земля и воздух в заревой пыли.