Запах разума

Далин Макс Андреевич

Вся процедура заняла минуту. Хороший врач, в общем. Сделал профессионально, быстро, чисто, аккуратно - хоть в учебник. Только совершенно ненормально. Не по-человечьему. Но ещё и что-то доброе сказал Калюжному: по интонации и по запаху ясно, что доброе.

Калюжный нас оглядел и спрашивает:

– Что случилось-то, ёлки?
– видимо, у нас изрядно шары на лоб лезли.

– Ничего, салага, - говорю.
– Червяка из твоей морды вытащили. Который бы тебя сожрал нафиг до самых мозгов, если бы не Нгилан.

Калюжный потёр щёку поверх листа.

– Бляха-муха...
– говорит.
–

Спасибо... гхм... А не пауком никак нельзя было?

Разумовский сделал строгий вид и говорит:

– Нельзя было не пауком, Сергей. Надо было - как положено.

И Багров прыснул. Багровым Нгилан занимался только пару минут, да и то больше обнюхивал, чем что другое. Сделал ему укол осой - и свободен. Видимо, с нашими желудками ничего такого уж страшного не случилось.

Когда Нгилан о нас позаботился, чтобы мы, значит, не передохли, пока он по нам диссертацию не напишет, Цвик своего Багрова за рукав потянул - и давай что-то щебетать. И Нгилан слушал и пах одобрительно. Только не очень понятно, о чём речь.

Но Багров, конечно, хорошо соображает в этом плане. Цвик на наши комбезы показал, на банку с дезинфекцией. Пока я думал, что да, постирать шмотки было бы дельно - Багров догадался спросить, где самим можно помыться. Плюнул на ладонь, потёр другую. Цвик хихикнул и выкусился, как пёс, когда тот блоху ищет. Рядом с локтем. И стал вылизываться, уже как кот - вылизал себе между пальцами. Очешуеть, высокоразвитая цивилизация!

А Багров говорит:

– Хен, Цвиктанг. Мы целиком грязные, у нас на всё тело слюны не хватит, - и показал жестами.

На что Нгилан серьёзный, и он усмехнулся.

Тогда Цвик взял его за руку и кивнул. Они кивают не по-нашему, вперёд, а как-то снизу вбок - и значит это у них "пойдём".

Багров говорит:

– В баню зовёт, мужики. Или в ванную.

Хорошее дело. Грязные, как чушки. А тут женщины нюхают, неловко. Мы же - не то, что здешние, мы - простые люди. Специально пахнуть розами не обучены, а случайно получается то, что получается. Обычно никто не радуется.

Мы пошли за Цвиком.

А он нас привёл в небольшое помещение на первом этаже. Провёл нас рядом, кажется, с кухней, потому что оттуда потянуло определённо съедобным, когда мы проходили мимо. Калюжный даже спросил:

– А пожрать дадут, интересно?

– Ты, - говорю, - хоть руки вымой сперва, хамло. Смотри: народ вокруг чистый, пушистый - а мы из дикого леса припёрлись, все в дерьме. Нас лечить стали спешно, чтобы мы по дороге не сдохли, ясно. Но уж кормить грязными не будут, стопудово.

А Разумовский говорит:

– Денис, раз уж ты с ними на товарищеской ноге, спроси и про сортир заодно. Немаловажный момент.

Багров скривился:

– Ну как я буду у них про сортир спрашивать? Какими жестами? А вдруг они что-то неприличное подумают?

Но Цвик и сам сообразил. Тем более, оно у них было рядом - гигиенические помещения. Отодвинул две зановесочки - показал.

В одной - сортир. Окно, чуть занавешено, но светло. На потолке подсветка, опять же. В полу три толчка, поросших чем-то мохнатым - можно сесть рядком и поговорить ладком. Чисто конкретные пуфики с дырками, причём дырки сквозные,

ведут куда-то вниз. Никакого смыва нет. Внизу должна быть выгребная яма, но дерьмом не тянет, тянет чуток погребным холодком - и только. Такие же зелёные стволы, как в лаборатории, из пола выходят, в потолок уходят, штук пять растут вдоль стены, прямо с ветками и листиками, типа лавровых. На свободном месте что-то странное, вроде трутовика, опять же, только больше размером и слоистое - этакая штуковина размером в суповую тарелку. На маленькой полке лежат два шарика с пупочками сверху, вроде декоративных тыкв - один ярко-жёлтый, другой - оранжевый в зелёную полоску. И всё во мху, как везде.

И гадить тут как-то странно и непонятно. Непривычно.

Но в следующей комнатухе всё было ещё непривычнее. Потому что это оказалась не ванная.

Вернее, ванна посредине стояла, точно. Большая. Стеклянная. Почти круглая. И полная на три четверти меленьким-меленьким белым песочком. Очень чистеньким. Вдоль стены - полки из веток, на них банки-склянки стеклянные и ещё из чего-то. Вдоль другой - бамбук этот. Всё, как у них полагается. Только мыться нечем, воды - ни капли.

– Японский бог, - говорю.
– Что за комедия, пацаны? Нафига тут этот пляж?

Ну, у Разумовского тут же гипотеза:

– Они чистятся песком, Витя. Как шиншиллы, - говорит. Взял с полки бутылочку, вынул пробку притёртую, понюхал.
– Ну да. Смотри, видишь - масло тут. Сначала они вычищают себя песком, потом вытряхивают его из шёрстки и смазываются маслом. Чтобы шерсть лоснилась.

– Кайф, - говорю.
– Хренею я со всего этого. А мы как мыться будем? Тоже песком посыплемся? А стирать как?

Но никто мне на это не ответил.

Родной сын клана Кэлдзи

Нгилан сказал, что им надо почиститься, поесть и поспать, а я подумал, что всё это может оказаться сложнее, чем на первый взгляд представляется.

Я понял, что всё может быть сложнее, даже раньше, чем Нгилан начал их исследовать и лечить. Я об этом подумал ещё в передней, когда пришелец, который кашлял, закашлялся снова, и Нгилан запретил использовать Старшую речь.

– Говорите только вслух, - сказал Нгилан и собрал все запахи в комнате в кулак.
– Этот парень... это существо... мне кажется, любое ароматическое высказывание вызывает у него приступ удушья. А ещё лучше - уходите. Дайте им опомниться.

– Этот парень *это существо*, - не удержался Лангри, но ушёл.

Пришельцы ему не понравились, он даже не попытался это скрыть. Он вообще не из тех, кто всегда благоухает, чтобы не сказать больше. Но его слова и мысли всегда пахнут одинаково, что, по-моему, хорошо.

А Дзидзиро, перед тем, как увести сестрёнок, сказала словами:

– Я была права. Они существа вроде нас, только совершенно нездешние. Им будет очень тяжело, общайтесь с ними поласковее.

И Нгилан тут же сжал кулаки, чтобы не согласиться Старшей речью, и согласился вслух: "Конечно".