Запах разума
Шрифт:
Я стал его обнюхивать везде, где может быть что-то, похожее на железы Старшей речи. Гениталии у него были очень плотно закрыты одеждой, слишком плотно; я подумал, что, наверное, не на гениталиях, раз так. А от лица чуть-чуть пахло, особенно - от висков и около ушей. Слабо и общо. Неразборчиво.
А Дзениз давал себя обнюхивать, но сам даже не попытался поизучать меня, хотя не похоже, что ему всё уже было ясно. И я подумал: а вдруг у них на планете это неприлично? Неприлично бесцеремонно брать за руки и обнюхивать без спросу? А спросить он не умеет?
Я намекнул, что у
Они все поразились, что-то говорили, смотрели на меня странно - но никто не нюхал толком. Я понял так: они догадались, что у меня Старшая речь, но понятия не имели, что с ней делать.
Дурацкая мысль: они вообще не понимают всё, связанное с запахами. Может, у них и обоняния-то нет? Или есть, но очень слабое? Носики-то крохотные... И из-за этого один из них хотел защищаться от зверей дубиной?
Человек может ослепнуть или оглохнуть - а может даже родиться без зрения и слуха. Я слыхал о несчастных, которые рождаются со слабым обонянием. Но - совсем без него? И нет запаховых желёз? У всех четверых?
Никогда не слыхал о такой болезни - чтобы желёз Старшей Речи не было вовсе.
И тут я услышал, как из дома Нгилан крикнул:
– Подойдите сюда!
Что интересно: они ведь поняли слово. Запах не понимали, а слово поняли. И пошли.
Испытатель N23
Серёга, конечно был прав, когда сказал, что Цвик безопасный. Он точно безопасный, но дело не в этом. Он милый был ужасно. Я даже описать не могу, какой он был милый.
Вблизи-то он был совершенно не похож на эльфа. Только издали, а когда подошёл... Бывают такие собаки - лабрадоры. Они мягкие, как плюшевые игрушки, у них морды - славные, добрые, губы обвислые, уши болтаются, а нос летом темнеет, а зимой делается розовый. Они добрые, доверчивые, весёлые и бесстрашные. Вот Цвик - он как лабрадор.
Я от людей никогда такого не чувствовал. Только от собак, да и то - собака собаке рознь. Но вот когда пёс подходит, улыбается, машет хвостом - сразу понимаешь: не будет кусаться. Перевернётся пузом кверху, чтобы почесали, будет тыкаться, лизаться, но точно не укусит. Я в таких делах никогда не ошибаюсь. Не боюсь собак. Знаю, как они себя ведут, когда им страшно, зло или укусить охота, а как - когда хотят, чтобы почесали пузо.
И Цвик - как пёс. Нет, это смешно, но мне показалось, что он гораздо больше пёс, чем человек. Ухи его, вертолёты, шевелились, как у пса. Нос мокрый и холодный, усы. Шерсть. И когда его гладишь - чудесно на ощупь. Как дога, к примеру, только ещё мягче.
Добрый, умный и доверчивый. И нюхает. Это было ужасно смешно, как он внюхивался в мои пальцы. Теперь я понимаю, что он там хотел нанюхать. У них из-под ногтей выделяется по чуть-чуть такая штука... как масло, что ли. Она пахнет, и каждый раз - по-разному.
В этом наверняка есть какой-то смысл. Но тут уж мне никак не разобраться. Я только догадался, что этот запах - он у них как сигнал. Но что означает -
А паук у Цвика в волосах - домашний зверь. Ручной.
Когда паук выполз у него из шевелюры, я думал, у меня сердце выскочит. Ненавижу пауков до невозможности. Но Цвик с ним, как с котёнком... нет, как с дрессированной собачкой. Он ведь ещё и пауку подал сигнал своим запахом. Выпустил крохотную капельку из-под ногтей, растёр по пальцам и мазнул меня по щеке. Чтобы паук знал: свои. И я сразу успокоился, стало смешно: вот, человекообразный собак запахом паука дрессирует, отозвал, забрал своего паука, как кусачую собачонку.
И всё, что Цвик делал, было мне понятно. Он меня обнюхивал правильно, так любой пёс нюхает. Около рта, за ушами... некоторые собаки даже лизаться лезут. Им человеческий запах нравится.
И пока он меня обнюхивал, я его хорошо рассмотрел. Он всё-таки был странный. Очень странный. Оно и понятно, марсианин же.
Цвик мне показался совсем худеньким: кости тоньше, чем у наших. Или мяса на них меньше, может быть. Не мускулистый - или мускулы по-другому устроены. Ну, как бы, скорее, жилы, чем мускулы. Плечи уже. Грудь не то, чтобы уже, но какая-то другая. Но из-за шерсти не выглядит дистрофиком. А одежда на нём - вовсе не одежда.
Она на нём растёт. Или из него. Или приклеена. Но одет он, вроде как, в кучу таких зелёных пучков, как водоросли, и друг с другом они не соединяются. Они прямо с Цвиком соединяются. Когда руку держал - видел: шерсть - и прямо из неё растут эти зелёные прядки.
И никаких штанов Цвик не носит. Это зелёное, газончик у него на шерсти - как травяная юбка у дикаря.
И разговаривать с ним мне было приятно. Потому что я понимал - ну, почти всё понимал. Не знаю, почему. Он сказал, что звать его Цвиктанг, по фамилии - Кэлдзи. Что, ясно ведь всё! И потом, когда кто-то из его старших позвал нас к дому, я ещё Цвика спросил:
– Идти надо, да? Гзи?
И он запах чем-то сладковатым и говорит:
– Гзи-ре, - в смысле, "точно".
А ребята почему-то ужасно нервничали. И Витя повёл себя так, будто мы в логово врага идём, а Серёга вцепился в свою дубину. Артик хрипло дышал и покашливал так, будто сдерживается, чтобы по-настоящему не раскашляться - ему было всё равно, но остальные заметно дёргались.
Я сказал:
– Серёга, положил бы ты эту дубину. Неудобно, - а он огрызнулся.
– Неудобно, - говорит, - штаны через голову надевать.
Цвик на дубину смотрел и чуточку посмеивался. Почти неслышно, но глаза блестят и зубы из-под губ - усмешечка такая осторожная, будто он обидеть Серёгу боялся. А мне было неловко.
Мы обошли кусты и оказались на дворе. Двор весь зарос этими живыми плитками, из которых у них тут дороги, и около входа в дом, с двух сторон от дверного проёма, эти плитки выросли в такие стволики, в половину человеческого роста примерно. На них лежали тыквенные фонарики-гнилушки. А двери в доме не было совсем. Была такая же зелёная бахрома, как на окнах. И эту бахрому для нас отодвинул другой... в общем, родич Цвика.