Запах разума
Шрифт:
– Думаешь, с пауком ты похож на Друга Народа?
– спросил Лангри.
– Ты, конечно, очень чувствителен, *сестрёнка* братишка, но паук - ещё не Народ, всё-таки.
– Как хорошо, что я уйду, а ты останешься, - фыркнул я.
– Я *тебе не сестрёнка, чтобы прощать явные глупости* не похож, я - Друг. Паук - тоже часть Народа, чтоб ты знал. Арахноиды - часть Народа. Ты просто завидуешь - с любым Народом общаются избранные; грибы молчат, пока молчит Народ-посредник.
– Если тебе так безразличны грибы, что ж ты снова увязался за микологами?
– спросил Лангри, но я не
Паук щёлкнул хелицерами у меня под ухом, я взял его в ладонь и поднёс к лицу. Он тут же упёрся лапой мне в щёку - и я подул на него нежно. Если бы не он, мне было бы очень тоскливо. У всех, как правило, есть погодки или ровесники, которые могут уйти вместе с ними - а в мой год, как назло, рождались только девчонки. Сокровище клана. А мой любимый старший брат Дзиорн ушёл прошлым летом - не мог же я хватать его за ноги, чтобы убедить подождать годик, пока я вырасту... он и так задержался. И этого паука подарил мне на память и на прощанье.
Шикарный, эфемерный подарок - самец-боец. Жить ему лет пять - грустно, но пяти лет его жизни мне хватит, чтобы привыкнуть к собственной взрослости.
Отец говорил: у каждого парня в жизни наступает такой момент, когда сестрички становятся более чужими, чем чужие. Поэтому всё время случаются мелкие ссоры - сёстры отгораживаются от тебя запахом, как стеной, или вообще зажимают его в кулаке, если ты подошёл некстати. Это обидно.
И принятые братья, особенно ровесники - это обидно. Потому что девчонки всеми силами дают понять: эти пришлые типы тут теперь свои, а ты - чужой... а сами пришлые пытаются изображать из себя взрослых мужчин. Подумаешь.
Я отвернулся от Лангри и снова запихал в рюкзак всё своё имущество. Я уйду сразу, как только кончится дождь. В конце концов, дома я уже со всеми простился, я простился с мамой и Прабабушкой, а лесная лаборатория микологов - это просто остановка в пути.
Я бросил рюкзак в угол и вышел из комнаты, где Лангри тут же начал проверять водосбор, будто именно за этим и пришёл, а я ему мешал.
Из кухни благоухало прекрасным: жареными грибами-плакунами, яйцами термитов в масле и чем-то сладким и непонятным - печёным то ли со шмелиным мёдом, то ли со сваренным на меду вареньем из хмеля. Я не пошёл; лично мне до обеда сестрички принципиально не дадут ни кусочка. Давно ли стали такими строгими?
Из глубины дома, из комнаты Гзицино, доносилось тихое пение флейты - мелодия тянулась нежно и светло, как солнечный луч или струя запаха, а не звук. Играла не для меня - для себя или имея в виду кого-то из пришлых. Я не пошёл слушать.
Я поднялся в комнату Нгилана.
Если мне и было жаль расставаться с кем-нибудь здесь, в лаборатории - так это с Нгиланом, принятым братом, *давным-давно* уже года четыре как пришедшим в клан. Он был мне уже настоящей роднёй; я бы попытался сманить его с собой, если бы мои сёстры не цвели для него *клумбой медоносов для шмеля*.
Ему не захочется никуда идти. Он любит свою работу в нашем клане, сестричек, Дольгина, Ларда и бабушку Видзико. Прижился.
Я помню, как приход Нгилана восхитил саму Прабабушку, не говоря уж обо всех прочих. Во-первых, он был Друг Народа, да ещё специализировавшийся
Он учуял меня раньше, чем я подошёл к двери - встретил вполне приглашающим запахом, рассеянным и неконкретным, как намёк на сладкое или смешное. Я обрадовался - думал, у него плохое настроение из-за дождя, а оно - хорошее. Было приятно, что Нгилан рад мне и хочет поговорить.
Он ведь тоже меня отличал. Считал, что у меня есть способности, которые стоит развивать - в сфере, которая интересовала меня гораздо больше, чем любые грибы. В конце концов, грибы - всего лишь специализация клана Кэлдзи, который я навсегда покину со дня на день, а моя личная специализация - арахноиды.
Нгилан сидел на подоконнике, держа на коленях справочник по грибам Светлого Леса - но не читал. Наверное, он бросил щепотку прикормки в фонарик, потому что тот ярко светил, несмотря на тусклый дневной свет из окна. Разведчики Народа, пять или шесть, ползали по рукам Нгилана, слизывая секрет из-под ногтей. Мы обнюхались, хоть уже встречались за завтраком - мне было приятно.
– Твоя разведка начеку, да?
– сказал я.
– Рою что, и дождь нипочём?
Нгилан вздохнул, встряхнул волосами.
– Нет, конечно. Они вернулись затемно, и я с тех пор пытаюсь разобраться в странных вещах, которые они хотят мне объяснить.
– Ты не понимаешь?
– я крайне удивился. Я думал, Нгилан понимает Народ, как самого себя.
– Разведчики сами не разобрались, - сказал он.
– Они *растеряны* встревожены. Их Мать тоже. У них был большой совет, но они так и не разобрались, как относиться к новой информации. Такого ещё никогда не случалось.
– А что случилось?
– мне тоже стало тревожно.
– У тебя такой вид, будто кто-то попал в беду.
– Может, и попал...
– сказал Нгилан задумчиво.
– Понять бы, кто.
– Человек?
– спросил я.
– Или животное? Или что-то случилось с механизмом?
Нгилан погладил меня по щеке, оставив на мне запах беспокойства, тепла и непростых мыслей; на щёку, где остался след его секрета, тут же сел разведчик и принялся изучать это место антеннами. Мне польстило; мой паук вышел на плечо, чтобы поприветствовать Нгилана - паук его хорошо знал.
– Понимаешь, Цви, - медленно проговорил Нгилан, угощая паука слюной, как это сделал бы и я, - "человек", "животное", "машина" - категории, известные Народу, а значит, они были бы понятны мне. Более того, любое из этих понятий я бы мог конкретизировать. "Животное" *дикое-домашнее-сытое-голодное-больное-здоровое* - это объяснимо. "Человек" *свой-чужой-мужчина-женщина-ребёнок-работает-прогуливается-заблудился* - это тоже объяснимо. "Механизм" *знакомый-незнакомый-полуживой-обычный-наземный-водный-летающий* - это совсем просто. Но в данном случае Народ *затрудняется* не знает определения. И оперирует *картинками* образами.