Записки о французской революции 1848 года
Шрифт:
Тотчас же Пра<вительст>во и почти все Собрание поднялись и вышли на иеристаль Палаты, обращенную к pont et place de la R'evolution. В ту же минуту загремели пушки, раздался вопль приветствий в народе, все штыки поднялись кверху с [шапками] киверами в знак восторга, и Правительство прочло с крыльца следующее объявление, составленное г. Беррье: «L'Assebl'ee Nationale, fid`ele interpr`ete du sentiment du peuple qui vient de la nommer, avant de commencer ses travaux, d'eclare, au nom du peuple francais, que la R'epublique, proclam'ee le 24 F'evrier 1848 – est et restera la forme du gouvernement de la France» [206] .
206
«Национальное собрание, верный истолкователь только что избравшего его народа, прежде чем приступить к своим работам, заявляет от имени французского народа, что Республика, провозглашенная 24 февраля 1848 г., есть и остается формой правления Франции» (франц.).
Неописанный восторг завладел всеми, кто мог слышать чтение, и крики их разносились по волнам штыков через всю площадь. Члены Собрания сошли с крыльца и смешались с народом, обнимаясь с незнакомыми и пожимая руки, кому ни попало. Миг был превосходен! Чуть ли это не был последний превосходный миг Республики!
Кто мог бы тогда сказать, что через 11 дней Барбес, Альберт, Курт» и множество других жарких патриотов будут сидеть в тюрьме как оскорбившие величие этого же самого Национального собрания.
Разумеется,
5-го мая Собрание разошлось только в половине первого часа после полуночи, употребив весь этот день на поверку выборов, которые утверждаемые были целыми массами, и на выборы Президента и секретарей. Последнее было значительно, ибо с первого раза должно было показать политическое направление Собрания [глубоко вечером 727 депутатов выбрали Бюшеза]. Большинством 389 голосов на 727, участвовавших в вотировке, выбран был автор «Histoire parlementaire» [207] , основатель журнала «Atelier» и католический демократ умеренного направления Бюшез, сроком на один месяц, за ним следовало 5 вице-президентов оттенка «National» [секретари] и между ними работник из «Atelier» Карбон, секретари были выбраны в том же духе и тоже с работником из «Atelier» Пепеном. Только два имени имели некоторую легкую радикальную репутацию, в вице-президентах – Гинар, а в секретарях – Фалукер Пиат {212} . Занимая президентские кресла, Бюше произнес речь, в которой засвидетельствовал, что во вчерашнем заседании Палаты 17 раз провозгласили Республику, и вместе с тем объявил, что на будущее время устроение судьбы рабочего класса и разрешение труднейших экономических задач составит ее призвание. Длинное это заседание путаницей частных предложений, разговоров, вместо рассуждений, и, наконец, даже крупной бранью, которой обменялись Барбес с одним членом, получившим от него название аристократа и ответившего названием крамольника (vous ^etes un faction), показало как неопытность [Палаты], нетерпеливость Палаты, так и разнородность элементов и глухую вражду, в ней вращающихся.
207
«Парламентская история» (франц.).
212
Фалукер Пиат, правильно Феликс Пиа (1810–1889) – французский писатель, публицист и критик, мелкобуржуазный демократ, в 1848 г. депутат Учредительного собрания.
Следующие два заседания были заняты преимущественно отчетами Временного правительства за время своего управления, прочитанными и просто сложенными на бюро. Вместо старого Дюпона, долженствовавшего в качестве Президента [отдать] предоставить полный рапорт управления, обязанность эту принял на себя Ламартин. Аплодисменты и [восторги] восклицания не умолкали: это было вроде учтивости, какую Палата отдавала народу, выбравшему Временное правительство. Сказав о величии народа, свершившего одну из самых великодушных революций, когда-либо появлявшихся: «o`u chaque citoyen `a Paris 'etait `a la fois soldat de la libert'e et magistrat volontaire de l'ordre, в которой la France et l'Europe comprirent que Dieu avait ses inspirations dans la foule et qu'une r'evolution inaugur'ee par la grandeur d'^ame serait pure comme une id'ee, magnanime comme un sentiment, sainte comme une vertu» [208] , Л<амартин> перешел к внешним сношениям и в них отыскал точно чувство бескорыстия, самоотвержения, великодушия Франции. Перечисляя отдельные акты министерства, Л<амартин> очень искусно умел заострить каждую меру многозначительной фразой, намекавшей на опасность отъединенного положения и на будущность, которая посредством их открывается. Говоря собственно о способе управления, Л<амартин> [извлек огромное] несколько браво заметил, что члены Пра<вительст>ва в эти тревожные месяцы не пролили ни одной капли крови и не позволили себе даже арестации кого-нибудь, и промолвил: «Noua pouvons redescendre de cette longue dictature sur la place publique et nous m^eler au peuple, sans qu'un citoyen puisse nous demander: qu'as – tu fait d'une citoyen?» [209] .
208
«в которой каждый парижский гражданин является одновременно борцом за свободу и добровольным магистратом порядка, в которой Франция и Европа поняли, что божья благодать принадлежит толпе и что революция, произошедшая от величия души, будет чистой, как идея, благородной, как чувство, святой, как добродетелью (франц.).
209
«Мы можем спуститься с этой долгой диктатуры на городскую площадь и слиться с народом, и ни один гражданин не сможет нас спросить: что ты сделал с гражданином?» (франц).
Он заключил речь просьбой отпустить Правительству грехи невольной диктатуры (amnistiez notre dictature involontaire) желанием снова стать в ряды простых граждан и, наконец, воззванием к истории: да сохранит она при описании «той революции только два имени: «le nom du peuple qui a tout sauv'e et le nom de Dieu qui a tout b'eni sur les fondements de la R'epublique» [210] .
За Л<амартином> появился Ледрю-Роллен и, несмотря на свою дурную репутацию ультра-радикала, заставил себе аплодировать. Палата тут уже льстила не народу, а одной из сильных партий в государстве. Л<едрю>-Роллен [прямо] почти прямо начал с комиссаров, посланных в провинцию, и со своих циркуляров и публикаций, наиболее возбудивших ропот в мещанской части популяции. Касательно первых он объявил, что на другой день революции он мог вручить сокровища свободы только людям [вер], взятым с баррикад. Инструкции, им данные, были тоже делом обстоятельств: «Je ne les aurais point 'ecrites qu'elles seraient n'ees de la force-m^eme des choses [211] .
210
«Имя народа, который все спас, и имя бога, который все благословил на основах Республики» (франц.).
211
«Даже если бы я их не написал, они появились бы в силу обстоятельств» (франц.).
Притом же самая его корреспонденция с ними может показать Палате, «qu'il n'y rencontre une d'ep^eche qui ne soit empreinte `a la fois du d'esir ardent de faire triompher la r'evolution et d'une pens'ee constante de conciliation, d'ordre et de paix» [212] .
Перечисляя свои распоряжения по организации всеобщей вотировки, вооружения национальной гвардии и всего народа, энергически неутомимо и без отягощения государ<ственной> кассы, Л<едрю> прибавил слово о подозрениях, ходящих касательно его участия в народных движениях последних месяцев: «Я сочувствовал, сказал он, Парижу, когда он пришел целой массой к Правительству, окружая его своими миролюбивыми волнами, в ответ на одну неблагоразумную попытку, (une d'emarche imprudente), (16 марта см. выше) «mais le jour o`u quelques fous ont essay'e de pervertir le sens et le r'esultat d'une manifestation pareille, je n'ai point n'esit'e `a les combattre de front. C'est par mon ordre que le rappel a 'et'e battu etc.» [213]
212
«что
213
«я без всякого колебания присоединился к этой торжественной демонстрации [17 апреля]; но когда нашлись люди, которые попытались исказить смысл и последствия такой манифестации, я не колебался выступить против них, сбор был объявлен по моему приказу и т. д.» (франц.).
Л<едрю>-Роллен заключил мнением, что революция пришла для осуществления уже назревших социальных идей. «Bien imprudent et bien coupable sera celui qui voudrait arr^eter la r'evolution `a la st'erile conqu^ete de formes politiques, – сказал он, – и мы пришли сюда для создания новой общественной формы, par l`a nous n'avons pas seulement rendu l'homme `a sa dignit'e naturelle, nous avons assur'e la gloire et le bonheur de notre commune patrie et contribu'e `a 'emanciper le monde!» [214]
214
«Весьма неблагоразумный будет тот, кто захотел бы ограничить революцию бесплодным завоеванием политических форм… этим словом мы не только вернули человеку его естественное достоинство, мы обеспечили славу и счастье нашей общей, родины и способствовали эмансипации мира!» (франц.).
И Луи Блан был много аплодирован, Палата льстила работникам. Луи Блан, у которого Ламартин уже отнял поживу на блестящую фразу и на поэтические образы, откинулся сперва к яркой исторической картине и рассказал, каким образом перед Ратушей [образовалась] по требованию бесчисленного количества народа, несшего одно только знамя с надписью: «Organisation du travail» [215] , образовалась вдруг Люксембургская commission du gouvernement pour les travailleurs [216] . Она спасла Париж от неисчислимых бед. Тогда-то стены Палаты пэров увидели голодных тружеников, требовавших работы для себя, для жены, для детей: «et quand nous leur avons r'epondu: Attendez, souffrez avec patience et noblesse… quand nous avions ainsi fait d'une voix 'emue, d'un coeur d'esesp'er'e, Г aveu de notre impuissance, ces hommes se retir`erent le coeur 'emu, eux aussi, le front p^ale et ils criaient: vive la R'epublique» [217] .
215
«Организация труда» (франц.).
216
Правительственная комиссия для рабочих (франц.).
217
«И когда им ответили, подождите, пострадайте с достоинством и терпением; когда мы таким образом взволнованным голосом и с отчаянием в душе признались в своем бессилии, эти люди ушли тоже взволнованные и бледные, и они кричали: „Да здравствует Республика"» (франц.).
Тогда-то прошли мимо нас все индустрии, со всеми признаками отчаяния требуя помощи голосами своих патронов, – и мы нашли свое призвание: множество патронов вышли из дворца рука об руку с работниками. «Des conciliations sans nombre ont 'et'e op'er'ees au Palais du Luxembourg; les archives en existent encore, archives qui nous sont ch`eres, archives que nous conserverons `a jamais, car ce sont les achives de la concorde et de la fraternit'e» [218] .
Таким образом, по признанию Луи Блана, Люксембургская комиссия была нечто вроде спасательного громоотвода или благородной воинской хитрости {213} . Что касается до теории ее, то Луи Блан указал на общество портных в Клиши (смотри выше), объявив, что полные материалы для будущего находятся в его подробном отчете, который мы уже знаем. Он прибавил, что неправда, будто государство по его теории должно захватить всю производительность: «Non non! Mais ce que nous avons entendu ce… n'est que l'Etat doit intervenir entre la faible et le fort, pour prot'eger le faible. L'Etat intervenant dans l'industrie, non plus pour la d'esorganiser, mais pour la r'egler, non pour s'emparer, mais pour en exclure ce principe d'antagonisme, source empoisonn'ee de tant de haines, de tant de violences, de tant de ruines. L'Etat protecteur des pauvres, L'Etat tuteur – voil`a ce que nous avons demand'e!.. Et quand nous plaidons la cause du pauvre, nous plaidons en m^eme temps la cause du riche, quand nous plaidons la cause du faible, nous plaidons aussi la cause du fort», – и далее, перейдя к старому обвинению – созданию ассоциаций на демагогических началах: «Non il n'est pas vrai qu'il y ait aujourd'hui en France… un seul homme qui veuille le progr`es par la violence et par la spoliation (Оправдание не заставило себя ждать: оно явилось 15 мая.) L'Association est une grande et noble chose parce que enl`evera le peuple `a sa mis`ere et maintiendra le riche dans sa richesse… parce qu'elle 'el`evera le niveau de tous, de tous sans exception. Ce niveau perp'etuellement 'elev'e, ce n'est pas le niveau du peuple seulement, c'est le niveau de l'humanit'e» [219] .
218
«В Люксембургском дворце состоялись бесчисленные примирения их; ныне существуют архивы, архивы, которые иам дороги, которые мы сохраним навечно, так как это архивы согласия и братства» (франц.).
213
…благородной воинской хитрости. – Ср. у К. Маркса: «Рядом с министерством финансов, торговли, общественных работ, рядом с банком и биржей воздвигалась социалистическая синагога, первосвященники которой, Луи Блан и Альбер, имели своей задачей открыть обетованную землю, возвестить новое евангелие и дать работу парижскому пролетариату» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 7, с. 15).
219
«Нет! Нет! Но то, что вы слышали, это только то, что государство должно стать между сильным и слабым, чтобы защитить слабого. Государство, вмешивающееся в промышленность, уже не для дезорганизации, а для упорядочения, не для захвата, а для исключения из нее принципа антагонизма – источника, который отравляет все вокруг ненавистью, разорением. Государство – заступник бедных, государство – опекун, вот чего мы требовали… И когда мы защищаем дело бедняка, мы защищаем дело богатых, когда мы защищаем дело слабого, мы также защищаем и дело сильного»… «Нет, неправда, чтобы сегодня во Франции был хоть один человек; который желал бы прогресса путем насилия и грабежа… Ассоциация – большое и благородное дело, так как она выведет нас из нищеты и сохранит богатому богатство, так как она поднимет уровень всех, всех без исключения. Этот уровень, постоянно повышающийся, не только уровень народа, это уровень всего человечества» (франц.).
Вся эта речь имела успех в народе, несмотря на [частое] излишнее занятие оратора собственной личностью и на скамеечку (во Франции так значительны все аксессуары), на скамеечку, которую [постав] принесли ему на трибуну и на которую он взошел для поправления [своего] малого эффекта, производимого его недостаточным ростом.
Затем Карно, министр просвещения, прочел перечень своих распоряжений, а Бетмон, министр торговли, такую же сложил на бюро. Следовал рапорт Гарнье-Пажеса, который уже прочитан был им за болезнью [его г. Дюклерком] на следующем заседании (понедельник 8 мая).