Записки рецидивиста
Шрифт:
— Ну как, Дим Димыч?
— Кинули на шесть месяцев. Как сердце чувствовало. Езжай, Петро, один, а через полгода, может, и я подъеду.
И пошел я опять на работу. Не бросал я и спортом заниматься: штангой, гирями, гантелями и каратэ. У нас подобралась небольшая компания любителей спорта: Саня из Орла, по кличке Студент, Саня Барышников и Немец. Занимались в цехе за большим прессом. Главное, чтобы надзиратели не засекли. Саня Барышников еще тут в лагере «раскрутился». Его один блатной на «зарубу» спровоцировал, Саня вмазал тому ногой в печень, она у зека лопнула, и поканал тот на «участок номер три». Теперь у Сани набралось семнадцать лет срока, а возраст самого тридцать пять лет.
Однажды на работе я встретил подполковника Балашова, поздоровались. Он внимательно оглядел меня, сказал:
— Смотрю, Пономарев, ты совсем поправился.
— Да. Только вот простудился немного. Думаю в санчасть сходить. А вас, гражданин начальник, я благодарю за все, что вы для меня сделали.
— Просто, Дим Димыч, я знаю тебя как хорошего работника. Так и продолжай.
После работы я пошел в санчасть. Когда пришел в БУР, то возле стены увидел Николая Ивановича Гашева. Стоял он лицом к стене и с поднятыми руками. Я подошел к нему сбоку и спросил:
— Николай Иванович, что с вами?
Он повернулся ко мне и уставился невидящим взором, но все же узнал меня, может, по голосу, спросил:
— Дим Димыч, это вы?
— Да, я. Что с вами? — повторил я свой вопрос.
Гашев ничего не ответил, а только начал повторять:
— Начальник, отведите меня в камеру…
Повторил несколько раз. Подошел молодой надзиратель, взял его за руку и повел. Коридор в БУРе длинный, я смотрел им вслед и думал: «Все, пропал Гашев Николай Иванович, совсем „крыша поехала“. А какой симпатичный и вежливый старичок был. В Тольятти у него жена и ребенок остались. Да, нашему брату не всем удается пройти „прожарку“ в карцерах ИК 385/10».
Иногда я залазил на крышу цеха и смотрел за зону, а там тысячи крестов, и сколько могил еще бурьяном заросло. А хоронят как? Яму на полметра-метр выроют, а по весне волки начинают гулять, вырывают трупы и съедают. Вот такая жизнь и оконцовка многих заключенных в Мордовии.
Кончились мои шесть месяцев, что суд добавил. Я подошел к начальнику отряда.
— Начальник, оформляй на строгий.
— А нормы даешь?
— Даю. Две даже даю, за себя и за того парня, — пошутил я.
— Хорошо, — ответил мой новый отрядный, высокий худощавый мордвин.
И вот меня вызвали на суд. Собралось нас человек двадцать. Сразу всех гамузом завели в кабинет. Судья оказался другой, пожилой человек и очень хороший, как я потом понял. Никаких дел он читать не стал, а сразу зачитал постановление, что всем нам заменяется режим содержания на строгий. Пять минут, и все дела. Ништяк.
Мы радостные вернулись в барак, легли на шконки и стали ждать этапа. На работу мы уже не ходили.
А тут вьюга замела, и надо было идти лопатами снег грузить на бортовую машину. Все пошли, а я не пошел, остался в секции. И как на грех, откуда он, сволочь, только взялся, в секции появился Милакин. Посмотрел, что я лежу, и злобно сказал:
— А ты, пузатый, что разлегся? Иди грузить машину или тебе особое приглашение требуется?
— Вот уж фуй, начальник! Иди сам грузи. Хватит. Я и так всю жизнь на тебя работаю. Хоть немного отдохну, — в сердцах выпалил я. Уж больно я ненавидел «кума».
«Кум» растопырил на меня глаза, морда у него побелела, и даже щека начала дергаться от такой моей дерзости.
— Ну, Пономарев, погоди! Я тебе сделаю, — сказал он, скрипя зубами, и вышел из секции.
Пришли ребята с улицы, стали мне говорить:
— Дим Димыч, да взял бы лопату, рядом постоял, мы бы сами все погрузили. Ты же знаешь его. Возьмет сука да отстранит от строгого.
Вообще-то я и сам перемохал. Нет дурню промолчать было или под больного «скосить». Вечно я залупаюсь, когда не надо. Но, подумав, сказал:
— Нет, братва, отстранить не должны. Все документы уже в управление отправили.
Тут надзиратели прибежали, совсем меня «обрадовали», говорят:
— Пойдем, Дим Димыч, в карцер.
Меня повели и кинули в «трюм». А на другой день этап. Меня вывели из карцера, повели в камеру, там я собрал свои вещи и подвалился к зекам, ожидающим этап. Подошел Милакин, сказал мне:
— Ну, погоди, Пономарев, ты еще вернешься сюда. Я тебе все припомню.
— Начальник, к тому времени, может быть, ты сдохнешь, а может, я, — ответил я.
У «кума» после моих слов аж желваки забегали по морде. А мы пошли, нас уже ждал тепловоз и три вагончика. Они были почти под завязку загружены заключенными. Одни ехали в Потьму освобождаться, другие, как я, шли по блоку с особого режима на строгий. Кругом крик, гам, собаки, конвой. Начальник конвоя кричит: «Быстрей, быстрей!»
Глава 6
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Приехали в Потьму, нас растусовали по камерам. Через два дня мы тронулись на Рязань, здесь сутки пробыли, и этап взял курс на Ростов-Дон.
В Ростове в тюрьме на втором этаже нас принимали надзиратели женщины. Все «быдлы» как на подбор: рослые, плотные, коротко стриженные, в формах и все с дубинками. Чуть кто замешкался, они хрясь дубинкой по спине. Следующий. Овчарки, да и только. Мы шли в подвал, со мной шел молодой парень-калмык. Он что-то замешкался, не успел быстро вещи в мешок сложить после шмона. Так овчарки набросились на него и стали дубинками лупцирить. Парень никак не мог прийти в себя от недоумения, начал кричать: