Заре навстречу
Шрифт:
И в эту войну Россия закупала уголь у англичан. Возили через океан, а? А мы тут имеем бассейн в миллиарды тонн, богатейший в мире, — и, сердито глядя на папу, заявил: — Только побуждаемый любовью к отечеству, я пренебрег некоторыми своими убеждениями и поверил вам, большевикам, что вы подобного не допустите. Вот, собственно, и все мое политическое кредо, закончил он со вздохом.
Тиме надоело слушать этот совершенно неинтересный разговор, и он перебрался в сани к Пыжову.
Пыжов приказал сердито:
— Сиди
Сидя спиной к лошади, Тима смотрел, как медленно отползает назад таежная чаща, и тоскливо думал, что никому до него нет дела и папа, выходит, не очень уж сильно любит маму, раз с таким увлечением разговаривает с Асмоловым, вместо того чтобы разговаривать с Тимой о маме, которая осталась теперь совершенно одна.
Печальные версты пути все больше и больше отдаляли Тиму от мамы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
На третий день обоз остановился на прииске, расположенном на дне глубокой болотистой пади.
Железное сооружение драги плавало посреди болота, и канаты с ее бортов были прикручены к стволам деревьев.
Вопреки тому, что обычно в это время года большие промыслы не работали и только старатели, разведя огромные костры, нетерпеливо отогревали каменисто застывшую землю, прииск оказался действующим.
Долговязый сутулый человек с черными точками вокруг глаз и у крыльев носа отрекомендовался:
— Говоруха, — и извиняющимся тоном объяснил: — Не золотишник, по углю забойщик, — разведя руками, пожаловался: — Разбеглись хозяева, оставили всё без призору. Ну, меня ребята и послали сюда комиссаром. Собрал маленько людишек, вот и колупаемся.
— А как добыча? — строго спросил Асмолов.
Говоруха пожал плечами и пригласил:
— Поглядите, если понимаете.
Перебрались по гати на драгу, вошли в дощатую будку; в углу стоял деревянный, крашенный охрой сундучок.
Говоруха с усилием выдвинул сундучок на середину пола, раскрыл, вытащил оттуда скомканное белье, портянки.
На дне сундука, в большом железном тазу, была насыпана куча грязного песку.
Асмолов запустил в нее руку и, просматривая на ладони песок, произнес удивленно и почему-то укоризненно:
— Золото! — и тут же поспешно спросил: — Сколько весом?
— Не спаю, — сконфуженно признался Говоруха. — Гири спер кто-то до нас. И хоть бы одну, подлец, оставил:
мы бы по ней весь разновесок сделали. А то вот, глядите, чем отмериваем, — и показал рукой на гайки, болты, скобы, валявшиеся на полу. — Вот чем меряем. А сколько в них весу, в точности не знаем.
— Но ведь это же безграничные возможности для хищений!
— Зачем хитить, — сурово возразил Говоруха. — Нам хитить ни к чему. Захотели б, и так набрали. Но за такую хотелку мы вон
— Что это значит "после"?..
— Ну, чего не понимаете? — угрюмо сказал Говоруха. — Вы не думайте, что мы просто так. Избрали, кто судить его желает. Ну, те и порешили. Люди обыкновенные: раз честь и доверие им оказали — значит, засудили по совести, по-шахтерски.
Тима испуганно смотрел на этого человека, спокойно и почти равнодушно рассуждающего о таком ужасном случае.
Говоруха услышал сопение Тимы, оглянулся, присел на корточки, хотя Тима вовсе не был таким маленьким, и сказал добрым голосом:
— Гляди, ребята, парепек! — и поспешно стал рыться в сундуке, выбрасывая из него еще какие-то тряпки; потом достал бумажный сверточек, подал Тиме: — Вот, милок, тебе угощение, самое сладкое.
Тима развернул сверточек. В нем оказался солодовый пряник, мохнатый от плесени. Говоруха, восторженно глядя на Тиму, похвалил:
— Хороший парнишечка, крепкий, — потупился и произнес тихо: — А мой помер. С воды гнилой помер. Такая беда… — помолчал, тряхнул головой, подошел к Асмолову. — Гляжу, на вас шуба богатая, подумал, из этих самых, из инженерии, а как вы стали сердито спрашивать, не воруем ли золотишко, которое, значит, теперь народное, — догадался. Ага, думаю, шуба-то это не его, а казенная, на дорогу выдана. А человек наш, строгий.
— Вы ошибаетесь, — сказал Асмолов. — Это моя собственная шуба, а по профессии я инженер.
— Да ну? — растерянно не то переспросил, не то удивился Говоруха и, оглянувшись на папу, словно ища у него помощи, сказал: — Значит, того, обмишурился.
— Товарищ Асмолов, — сказал папа строго, — предложил нам новый способ добычи угля.
— Вот ото хорошо! — обрадовался Говоруха. — Это, как говорится, весьма приятно, — и, сняв шапку, вытер с табуретки пыль. Предложил Асмолову: Пожалуйста, садитесь. Будьте, так сказать, любезны.
Нырнул под койку, долго оставался там, а появился снова с начатой бутылкой водки, заткнутой сосновым сучком. Налил в кружку, подал Асмолову и, кланяясь, сказал:
— Со счастливым приездом! Будьте в полном здравии!
— А вы? — спросил Асмолов.
— Благодарствую. Не принимаю, поскольку закон сам установил. Держал для случаев каких торжественных или захворает кто, так лекарство.
Асмолов поставил кружку на стол.
— Нет, уж будьте любезны, — повелительно сказал Говоруха. — А то обидите.
Асмолов, зажмурившись, выпил и замахал рукой.
— Значит, прошло. — Говоруха, заткнув бутылку сучком, спрятал ее снова под койку. Надевая шапку, предложил: — А теперь поглядите, как мы тут справляемся.