Заставь меня остановиться 2

Юнина Наталья

— Сядь в машину, — резко поворачиваюсь на до боли знакомый голос. Лукьянов стоит со стороны водительского места, опираясь одной рукой на дверь. — Ты снова меня плохо слышишь?! Я сказал сядь, — зло повторяет он, когда не видит от меня никакой реакции. Не уехал. Он здесь.

Быстро придя в себя, сажусь в машину и закрываю дверь. Посмотреть на него не получается, так же как и закончить лить крокодильи слезы. Благо делаю я это почти беззвучно. И только редкое шмыганье носом выдает меня с головой.

— А вот мне интересно,

ты действительно думала, что я уехал, оставив тебя одну хрен знает где в таком наряде? Я настолько ужасен по-твоему? — молчу, не зная, что сказать.

В следующий момент Лукьянов, не отрывая взгляда от дороги, тянется одной рукой к бардачку и подает мне салфетки. Беру их в руки и открываю зеркало. Кошмар. Уродина с размазавшейся тушью. С помощью слез стираю разводы.

— Я позвонил Егору и попросил забрать твою сумку. Не реви, — придурок, можно подумать, я реву из-за сумки. Так бы и оторвала ему нос.

Закрываю глаза и откидываю голову на сиденье, пытаясь утихомирить свой плач. Что будет дальше? Он просто отвезет меня домой и на этом все закончится? Просто медсестра и заведующий отделения? Хочется рыдать еще сильнее. Крепко зажмуриваю глаза, впив в ладони ногти. И только, когда Лукьянов остановился и произнес тихое «мы приехали», моя истерика вышла наружу.

— Ненавижу тебя, — резко распахиваю глаза и бью кулаком ему в грудь. Дважды. На третий замах он ловит мою руку.

— Ненависть — слишком сильное чувство, не находишь?

— За что ты так со мной?

— Я с тобой?! Тебе сколько раз надо сказать, что между мной и Лерой ничего нет?!

— Она была в твоем доме! Я лично ее видела! Зачем? Зачем привозить ее к себе домой в пятницу вечером?

— Чтобы она забрала нужные Нике вещи и привезла их ей, так как меня завтра в больнице не будет, — настолько спокойно и уверенно произносит Лукьянов, что меня начинает колотить от злости. — Я буду с ней видеться, пока Ника будет в больнице. Смирись с этим. И если я с ней обедаю в кафе, значит у меня есть для этого повод.

— Как у тебя все просто.

— Зато у тебя все сложно. Какого хрена ты мне треплешь нервы тупой, никчемной вылазкой в клуб, светя трусами и жопой, и постоянным сравнением со своим отцом? Очнись, я не он и никогда им не стану. Если я начну постоянно упоминать какую-то бабу в наших разговорах и сравнивать ее с тобой, что ты мне скажешь в ответ, а?! Чего молчишь?

— Хочу и молчу.

— Пора взрослеть, Аня.

— Да я с тобой уже повзрослела и укоротила себе жизнь, — поворачиваюсь к нему, в очередной раз не сдерживая слез.

— Чего ты хочешь, Ань? Вот прямо сейчас, — обхватывает мое лицо ладонями. — Не говори мне про развод, это мы уже обсуждали. Это всего лишь вопрос времени, которое, кстати, летит так быстро, что «а» не успеешь сказать, как увидишь долгожданный штамп. И не говори мне о том, что продиктовано твоим воспитанием. Скажи, как есть.

— Я хочу, чтобы ты был моим. Не сейчас. А вообще. Только моим. Не приплетай сюда свою дочь, она не твоя женщина, а твой ребенок. Мне с ней нет смысла соревноваться. А я даже в мыслях не могу назвать тебя своим. Не получается. Потому что ты не мой.

— Я — твой, — Богдан наклоняется и покрывает мое лицо поцелуями, собирая губами слезы.

— Точно мой? — как-то жалобно пытаюсь удостовериться я.

— Точно твой, — уверенно повторяет Лукьянов, от чего мне хочется визжать. Я моментально забываю о том, что было еще совсем недавно, когда чувствую его губы на своих. Закидываю ему руки на шею и углубляю поцелуй. Не хочу уходить домой. Хочу к нему. Я готова признать, что я размазня и напроситься к нему.

— Я не хочу домой, — шепчу ему в губы. — Я хочу к тебе. Ну, пожалуйста.

— Мы и так стоим около моего дома, — резко поворачиваюсь к окну. — Я и не собирался везти тебя домой.

Кажется, внутри меня кто-то пляшет. Улыбаюсь как дура, как только Богдан выходит из машины. А я, недолго думая, ступаю вслед за ним.

* * *

Я толком не успела выйти из машины, как одно мимолетное движение и я оказываюсь перекинутой на плечо Лукьянова. Настолько неожиданно, что из меня вырывается какой-то едва различимый звук. Мягко говоря, положение с опущенной вниз головой и свисающими волосами — неудобное. Однако, мне неожиданно становится весело. И высказывать сейчас свое «фи» я не намерена. Закусываю губу, чтобы не засмеяться, когда спустя несколько секунд такой ходьбы, Богдан хлестко ударяет меня по попе. Больно!

— Последний раз я вижу на тебе такое платье. Поняла?

— Это может означать, что ты либо ослепнешь, либо меня больше не увидишь. Вы точно выразились, Богдан Владимирович? — с вызовом бросаю я, прекрасно осознавая, что после такой ссоры, да еще и находясь в таком пикантном положении, так говорить не стоит. Однако сдержаться не могу. Это уже буду не я. — Формулир…, — запинаюсь, как только Лукьянов, совсем не церемонясь, открывает дверь в дом, нарочно сжав пятерней мой зад. — Формулируйте четче свои мысли, Богдан Владимирович, — наконец-таки озвучиваю фразу до конца, наблюдая за тем, как перед моими глазами уже мелькают ступеньки лестницы. А затем и собака, по моим не совсем точным наблюдениям, выбежавшая из комнаты Лукьянова.

— Это может означать только одно, — на удивление достаточно мягко усаживает меня на край кровати. — Никогда не надевай такие платья, — произносит по слогам. — Можно только для меня. Да и то в качестве ночнушки, — обводит меня взглядом с головы до ног.

— А паранджу не надеть?

— Нет. Меня такие наряды не впечатляют. Я за нормальную одежду, без перегибов. Я понятно объяснил? — и вроде бы говорит строго, никакого намека на шутку, а мне почему-то смешно. Настроение из «похороните меня поглубже» быстро перешло в хорошее.