Заставь меня остановиться 2
Шрифт:
— Вообще-то я надевала его для тебя. Я шла к тебе домой, но не срослось из-за присутствия… сам знаешь кого.
— Для меня? — удивленно поинтересовался Лукьянов.
— Для тебя, — подтверждаю свои же слова и, сама того не ожидая, резко тяну его за руку и фактически заваливаю на кровать.
Тут надо признаться, что он мне чуточку поддался. Быстро встала с кровати и ничуть не стесняясь, села верхом на Богдана. Тот сразу же поймал мои, расставленные по краям от его головы, руки и, несильно сжав их, приподнялся вместе со мной. Теперь я в более неудобной позе из-за узкого платья. Больше всего мне хочется стянуть его с себя, чтобы оно не сжимало так мои ноги, но я быстро забываю об этом, как только руки Богдана оказываются на моих бедрах.
— Для меня значит, — тихо проговорил Богдан, почти касаясь моих губ.
— Для тебя, — киваю как болванчик, закрыв глаза. И только спустя несколько секунд ощущаю, как он полностью стянул с меня источник недавней ругани.
Глаза открывать не спешу. Есть в этом что-то притягательное, когда знаешь в чьих руках, но что будет дальше — загадка. Он целует медленно. Дразняще. Плавно переходит на шею, заставляя меня откинуть голову назад. Сердце начинает отбивать чечетку, когда лямки моего бюстгальтера оказываются спущенными вниз, а губы Лукьянова оказываются на моей груди. Резко распахиваю глаза, наблюдая за тем, как мой мучитель прикусывает мой сосок через ткань кружевного белья. Возразить что— либо я не успеваю. Да и не хочу. Это не больно. Скорее приятно. В следующий момент Богдан ловко поддевает застежку бюстгальтера спереди и снимает его с меня. Кожа покрывается мурашками, но вовсе не от страха или смущения. Почему-то мне до сих пор холодно.
— Не согрелась, — скорее не спрашивает, а констатирует Лукьянов. — Скоро будет тепло, — произносит глухо, припадая губами к моей груди.
Снова закрываю глаза, дабы сконцентрироваться на своих ощущениях, когда чувствую не только губы Лукьянова, но и его руки на моей груди. На ощупь зарываюсь ладонями в его волосы, и сама того не контролируя, начинаю елозить на нем. Эти движения и его язык, обводящий ореолу то одной груди, то другой, чертовски заводят. Так сильно, что низ живота начинает ныть. Пусть и не частые, но это знакомые мне ощущения. Я не монашка и себя трогала не раз. Еще чуть-чуть и я сверкну на радость Лукьянову мокрыми трусами.
С трудом отстраняю Богдана от своей изнывающей груди. И, несмотря на тяжелое дыхание, и не совсем уверенные движения рук, я с легкостью снимаю с него футболку. Откуда во мне берется уверенность и силы — не знаю. Сама забавляюсь тем, как ловко я опрокидываю на кровать моего мужчину. Ведь моего же. Сам сказал. Офигеть, мой! Эта мысль неожиданно придает мне уверенности, и я даже не задумываюсь, как выгляжу в глазах Лукьянова. И если бы не его улыбка и блуждающий по моему телу взгляд, я бы вообще об этом не вспомнила. Наклоняюсь к его лицу и медленно целую в губы, постепенно спускаясь вниз. Как одержимая провожу ладонями по его телу, мысленно кайфуя от этих прикосновений. Хватаюсь за ремень его джинсов и ловко расстегиваю его. Так, как будто делала это сотни раз. И только расстегнув штаны, испугалась его реакции, когда он схватил меня за руку. Ну все, приплыли. Сейчас скажет какую-нибудь гадость, по типу того, что я перештопанная девка, раз так ловко орудую с его штанами. Заглядывать ему в глаза страшно и, только услышав протяжное и насмешливое — «ээээ неееет», у меня слегла отлегло.
— Так не пойдет, — с усмешкой произнес Лукьянов.
— Что? — растерянно бросаю я.
— Может когда-нибудь, этак через годик, но точно не сейчас. Я руковожу процессом.
Я даже не успела толком осознать его слова, как оказалась перевернутой на спину. И только увидев, как Лукьянов скидывает с себя джинсы, наконец-таки поняла. Смеюсь в ответ как дурочка.
— Что смешного? — шепчет мне в губы, заводя мои руки над головой.
— Я и не собиралась руководить процессом. У меня кретинизм.
— Ты точно знаешь что
— Знаю, — выдохнув, произнесла я. — Ну у меня что-то типа двигательного кретинизма. Даже если бы я и хотела поруководить — не смогла. Я даже на фитнес не могу ходить, потому что не умею повторять движения. С меня только смеются, стыдоба, короче. Пару раз хватило, чтобы понять — это не мое. А тут мало того, что никто не показывает как надо делать, так еще и первый раз. Так что ты трудись, а я как-нибудь потом, через год, может, освою, — на мой в реале совершенно честный ответ, Лукьянов откровенно усмехнулся.
— Смешная ты, Ань. Это не фитнес, инстинкты возьмут свое. Разберемся.
— А как же женщины-бревна?
— Я сделаю из тебя подвижный прутик, не загоняйся.
— Пру… — договорить Лукьянов мне не дал. Жестко закрыл рот поцелуем. Наверное, это к лучшему, ибо молчание — золото.
Тем более говорить совсем не хочется, когда губы и язык Богдана спускаются к шее и ниже. Выгибаюсь и, сама того не осознавая, начинаю ерзать на кровати, желая получить больше. Грудь реально изнывает от его поцелуев.
— Красивая, Анька, — шепчет между поцелуями.
— А говорил, что моя грудь так себе, — хрипло произношу в ответ.
— Врал. Подло и нагло, — усмехаясь, произносит он.
Отпускает мои скрещенные над головой руки, а в следующее мгновение я чувствую, как он перекатывает между пальцев соски. Эти, казалось бы, простые действия, вызывают неконтролируемые ощущения внизу живота. Хочу, чтобы он коснулся меня там пальцами. Много чего хочу. И, как будто прочитав мои мысли, Лукьянов проводит дорожку поцелуев вниз. Короткая пауза и я чувствую, как оставшиеся на мне трусики тянут вниз. Наверное, должно быть неловко и, возможно, даже стыдно. Но мне нет. Совсем нет. Желания прикрыться нет, равно как и остановить все это. Даже, когда пальцы Богдана коснулись моей плоти, желания оттолкнуть или сжаться — не возникло. Шумно втягиваю воздух, когда он начинает ласкать меня там. Глаза по— прежнему не открываю. Кажется, еще чуть-чуть и все исчезнет, едва начавшись. Дикая потребность в этом мужчине с одной стороны пугает, с другой — лучше так, даже если это все не закончится свадьбой и отношениями до глубокой старости.
Чувствую, как Богдан разводит мои бедра, и начинает медленно покрывать поцелуями мой живот, спускаясь все ниже и ниже. И только поняв, что он собирается сделать, машинально пытаюсь свести ноги. Открываю глаза в ответ на крепкий захват его руки на моей ноге.
— Не надо, — еле слышно произношу я, приподнимаясь на локтях.
— Я сам решу, что надо. Я руковожу прутиком, — подмигивает, при этом улыбаясь.
И мне так становится хорошо от этой мальчишеской улыбки, что я забываю о том, насколько этот процесс интимный. Кажется, даже классический секс не настолько открытый. Шумно втягиваю воздух, когда Богдан заменяет пальцы языком. Комкаю в руках простыню, ерзая на ней как юла. А он все кружит языком, лаская клитор. Слишком. Это все слишком хорошо. Так хорошо, что с трудом верится в происходящее. Я окончательно потеряла счет времени. Разум уплыл в неизвестном направлении от сосредоточившегося внизу живота острого наслаждения.
Онемевшие пальцы окончательно лишили меня рассудка, но в следующее мгновение меня пронзает острая боль внизу живота. Дыхание перехватывает, и я моментально забываю о былых приятных ощущениях. Вот тебе и… анаконда. Открываю глаза, всматриваясь в нависшего надо мной Богдана. Кусаю до боли губу, дабы немного отвлечься от распирающего чувства внизу живота.
— Потерпи, — шепнул мне в уголок рта и тут же ласково прошелся губами по моим.
Забавно, он только что ласкал ими меня там, а сейчас целует в губы. Однако брезгливости к этому у меня нет. Закидываю руки ему на плечи и пытаюсь привыкнуть к болезненному чувству наполненности. Тоже мне неженка, я же хотела этого. Вот он мой Лукьянов! Во мне, блин. Мой.