Застывший огонь
Шрифт:
— Как помочь?..
— А вот так, — ответил Фрэнк Горовиц и отвесил Рорди одну за другой четыре пощечины.
Толстяк в панике попытался сползти со стула, но Фрэнк схватил его за горло и прошептал в самое ухо:
— Тур-рмас, не двигайся… Прошу тебя, не двигайся…
— Но… Но, сэр, — начал всхлипывать Рорди, — вы же меня из… биваете…
— Я не специально, друг… — пояснил Фрэнк и, сделав безумные глаза, приблизил свое лицо к красной физиономии Рорди.
— Сэ… сэр… — Казалось, солдат вот-вот потеряет сознание во второй раз.
— Я болен, Тур-рмас, я оч-чень болен… Это страшное и важное для меня признание, Турмас. Я садист… — И Фрэнк сильнее сдавил горло Рорди.
Солдат захрипел. Горовиц тут же отпустил его, и Рорди сумел наконец вдохнуть воздух полной грудью.
— Вот видишь, — трагичным голосом произнес Фрэнк. — Меня сжирает сей ужасный недуг… Я всех люблю… избивать. И это страшно, Турмас. Поверь мне — это страшно… — И Фрэнк мучительно заломил руки.
— Но, сэр, не обратиться ли вам к врачу… — предложил Рорди и начал сползать со стула в сторону двери. Заметив это, Фрэнк снова схватил солдата за грудки:
— Помоги мне, Турмас, и я награжу тебя по-королевски… — Фрэнк очень натурально шипел и брызгал слюной, что делало его похожим на стопроцентного безумца.
— Но что… что я могу сделать, сэр? — едва не плача спросил Рорди.
— Позволь мне иногда бить тебя…
— А… а вы скоро уедете, сэр. Вас увезут на Хинган, и там вам придется бить кого-то другого, — нашелся Рорди.
— Там — да, но здесь… О Турмас!.. — И Фрэнк снова выдал целую серию звонких пощечин.
Инстинкт самосохранения заставил Рорди вскочить с места и броситься к двери, но Фрэнк Горовиц крепко схватил его за пояс и рванул на себя. Рорди тяжело повалился на пол, ожидая неминуемой мучительной смерти.
— Ну вот и все, Турмас… — прошептал ему в ухо Горовиц. — Вот и все, друг мой. Я понимаю, что ты снова и снова задаешь себе вопрос: а не маньяк ли он?.. И я отвечу тебе: увы, мой друг, это так. Но дело теперь не в этом, малыш, а в том, что теперь я тебя вознагражу…
Фрэнк сделал паузу, внимательно изучая лицо Рорди. «Достаточно ли он напуган, чтобы не вспомнить, как его нокаутировали в кабинке?..» — размышлял Горовиц. Конечно, можно было еще немного поиздеваться над ним, но Фрэнк боялся, что либо Рорди рехнется, либо сюда успеет вернуться лейтенант Пинкстоун.
— Ты жаждешь богатства, Турмас, ведь так?..
— В общем-то да, — пролепетал Рорди, не понимая, к чему клонит его истязатель.
— Я понимаю тебя, малыш. И я помогу тебе… Поэтому запоминай — ты готов слушать?..
— Да, сэр, — кивнул солдат.
— В кабине захваченного бота, под креслом пилота, спрятан мешочек с бриллиантами. Понимаешь?..
— Да, сэр.
— Можешь взять его себе.
— Спасибо, сэр.
— Теперь иди.
Рорди осторожно поднялся на ноги, все еще не веря, что этот безумец больше не желает его смерти, и начал медленно пятиться к двери. Когда он взялся за ручку, его толкнул влетевший в помещение Пинкстоун.
— Ну что, пришел в себя? А что это у тебя щеки такие красные?..
— Видимо, он болен, сэр, — позволил себе заметить Фрэнк.
— А ты заткнись. Разговаривать будешь с дознавателями из бюро. Уже через час они прибудут на станцию, и тогда мы посмотрим, как ты будешь молчать! У них, я тебе скажу, — тут лейтенант счастливо заулыбался, — есть масса всяких штучек, чтобы разговорить таких бравых парней, как ты… Усекаешь?..
— Усекаю, сэр, — кивнул Фрэнк.
— А почему сидишь? Встать, когда разговариваешь с лейтенантом Пинкстоуном! Фрэнк поспешно поднялся. Хлопнула дверь — это убежал Турмас Рорди.
— Исчез, хомяк, — прокомментировал лейтенант. — Ладно, садись, шпион. Расскажи мне что-нибудь интересное. Я не имею в виду тайну — хрен с ней, с тайной. Что-нибудь из гражданской жизни, и желательно про баб.
32
Идти по берегу реки было удобнее, если бы не донимали москиты да еще ядовитые слизни. Они как дождь сыпались с деревьев и, попадая на кожу, оставляли красные пятна. Эти пятна горели словно ожоги, а потом сильно чесались.
Мэнсон делал компрессы из смоченных в воде листьев, но иногда подходить к реке было небезопасно. Едва Джеф приближался к воде, как из глубины начинали появляться темные тени. Иногда над поверхностью воды возникали черные плавники или хвосты, и их размеры говорили о том, что зевать здесь не стоило.
Решив не приближаться к реке без крайней нужды, Мэнсон использовал воду ручьев, во множестве стекавших к главному руслу. Вода в ручьях была чистая и прозрачная, а сновавшие среди камней рыбки казались совершенно безобидными.
Пару раз из чащи выбегали дикие звери.
Сначала появился леопард, и хотя он оказался не больше дикого кота, с которым Джеф уже имел дело, клыки хищника выглядели опасно. В первое мгновение лейтенант Мэнсон опешил, не зная, что предпринять, а леопард уже надвигался, смело сокращая дистанцию, чтобы сделать последний бросок, но… Приблизившись метров на пять, зверь неожиданно вздыбил на загривке шерсть и, зашипев, исчез в густых зарослях, словно зная, что за поясом у Джефа был пистолет.
«Однако про пистолет я совсем забыл… — удивился Джеф своей неповоротливости. — Если бы он хотел — он бы сожрал меня…»
Но зверь явно чего-то испугался. Он запаниковал и сбежал.
«Может, он сбежал, потому что никогда не видел людей?.. Но ведь, увидев меня, он не скрылся в кустах в ту же секунду. Он решил напасть и только потом испугался и убежал…» — размышлял Джеф и не находил ответа.
Спустя пару часов затрещали кусты, и навстречу Мэнсону вышел дикий кабан. Его размеры были таковы, что Джеф, не надеясь на свой пистолет, приготовился лезть на ближайшее дерево.