Затаившийся у порога
Шрифт:
"Гораций говорил... Рыбные парни?"
У Хейзел закружилась голова. Его догадка о личности её насильников. Может ли знак обозначать, что они там вели свои дела?
"Не говори глупостей, - отругала она себя. - Вероятно, на озере Слэддер работают десятки рыбаков".
Она заставила себя отвлечься от темы, чтобы сконцентрироваться на своих ориентирах.
"Вот сюда", - поняла она и свернула направо на грунтовую дорогу.
– Эти леса вдруг стали жуткими, - заметила Соня. - И посмотри на туман.
В лесу, казалось, зависли щупальца газообразной влаги.
– От дождя да ещё от жары, - ответила Хейзел, а потом мельком взглянула на Соню.
Соня улыбалась.
– Ну хорошо. В чём дело? - спросила Хейзел.
Пальцы Сони теребили локоны Хейзел.
– В чём дело?
– Ты улыбаешься. Твой взгляд. Всё утро ты смотрела на меня таким взглядом, - а потом Хейзел попыталась, но, скорее всего, не смогла изобразить его.
Голос Сони понизился до чего-то вроде знойной октавы.
– Ты была великолепна прошлой ночью.
Хейзел вздрогнула.
– Что, исправила компьютер Генри? Я бы не назвала это великолепной работой; позже снова произошёл сбой.
– Да ладно тебе.
Хейзел перевела взгляд.
– Соня, ты сегодня такая дура.
– О, я знаю, что я была в плохом настроении вчера, но ночью ты определённо настроила меня на правильный лад, - внезапно Соня наклонилась и прижалась губами прямо к уху Хейзел. - Ты была просто... такой... милой.
"Что за хрень?"
Хейзел приподнялась на сиденье, затем подняла глаза.
– Соня, о чём ты говоришь?
Соня выглядела ошарашенной.
– Это было круто. Я никогда в жизни так не кончала. Тем более с Фрэнком.
"Сегодня ночью?"
Глаза Хейзел помутнели.
– Что, эм-м-м... Что?
Соня пронзительно рассмеялась.
– О, так ты притворяешься, что не помнишь? Отлично.
Хейзел продолжала смотреть, больше в пустоту, чем на Соню.
– Серьёзно. Я... не помню... Мы...
Если можно было похотливо кивать, Соня так и делала. Она обняла Хейзел за плечо, наклонилась ближе и провела кончиком языка вверх по шее Хейзел.
– Ты сегодня неотразима. Но потом, если ты хочешь знать правду... ты всегда неотразима для меня.
Хейзел начало слегка трясти. Она не была к этому готова. Теперь ей говорили слова, которые она так жаждала услышать, но никогда не слышала.
"Мы, должно быть, занимались сексом прошлой ночью, но я... не... помню..."
– А если ты этого не помнишь, - сказала Соня, поглаживая Хейзел по бедру, - у тебя худшая память на свете.
Её рука скользнула под рубашку Хейзел "Марк Твен"; соски Хейзел напряглись, как крошечные стояки, когда кончики пальцев потрогали их. Затем пальцы скользнули вниз к её промежности и начали мягко тереть её.
Хейзел кипела в сдерживаемом безумии блаженства, вожделения и любви. Теперь её промежность тёрлась более непосредственно. Она почувствовала, как её желание приливает.
– А ты такая неэгоистичная, милая, - прошептала Соня. - Ты даже не позволила мне сделать что-нибудь для тебя.
– Я... нет?
Развратная улыбка стала шире.
– О, я поняла! Ты забралась в ту бутылку виски в столе Генри? Вот почему ты не помнишь.
Хейзел чувствовала себя раздираемой противоположностями. Её ощупывал и сексуально возбуждал единственный настоящий любовный интерес в её жизни, но раздражение от отсутствия воспоминаний сводило её с ума.
Губы Сони вернулись к уху.
– Сними эти шорты. Мне нужно спуститься ниже...
– В машине? - воскликнула Хейзел.
– Я знаю, как ты ко мне относишься, - продолжал её шёпот. - Разве ты не хочешь, чтобы я...
– Да! - Хейзел выкрикнула. - Но...
"Что происходит?"
– Но не здесь. Тем более средь бела дня.
Её соски покалывали, как горячие камни; её вагина стучала в её шортах.
"Это безумие. Я должна собраться с мыслями".
– Давай... подождём... пока не вернёмся в хижину, - пробормотала она.
Соня, всегда улыбаясь, скользнула обратно на пассажирское сиденье.
– Я понимаю. Трудно представить...
– Нет, нет, просто...
– Я знаю, как ты любишь игры, Хейзел. Я не против поиграть в них...
"Боже мой, боже мой..."
Хейзел снова выехала на дорогу. Что могло объяснить отсутствие её памяти, из которой выпал сеанс занятий любовью?
"И я ЗНАЮ, что не пила виски Генри. Я НЕНАВИЖУ виски".
Что тогда?
Ситуация была невозможной; Хейзел с трудом могла сообразить. Она свернула на извилистую тропинку, ведущую к одинокому трейлеру Горация. Рука Сони продолжала играть на коленях Хейзел, возбуждая, а затем отдёргивая, вызывая ещё больше покалывания и желания.
"Она сводит меня с ума..."
Трава росла ближе к трейлеру; Хейзел остановилась и заглушила двигатель.
– Я просто хочу, чтобы ты увидела глиняную коробку, - оправдывалась она, но ей-богу, она не понимала, почему это вдруг стало так важно.
Возможно, это действительно было не так важно. Ей нужно было привести в порядок свои мысли; либо так, либо Соня сама играла в какие-то игры, в какие-то жестокие игры.
– Шикарное место, - усмехнулась Соня. - Как в Башне Трампа.
– Будь милой. Не все, кто живёт в трейлере, - белый мусор.
– И я могу себе представить, что происходило в этом трейлере прошлым днём...
– Не могла бы ты остановиться на этом! - Хейзел попыталась говорить серьёзно, но в то же время хихикнула, когда палец Сони начал щекотать её пупок. - Ничего не происходило.
– Это хорошо. Ладно, пойдём знакомиться с Горацием, - но тут Соня быстро схватила Хейзел за плечи, притянула её лицо к себе и стала целовать.
Поцелуй был глубоким, сначала ненасытным, а затем откровенно непристойным. Язык Сони вторгся в рот Хейзел, столкнулся с её языком, а затем начал его сосать. Тем временем Хейзел начала таять в объятиях возлюбленной. Она чувствовала, как тепло Сони исходит от её плоти через прозрачный сарафан, а соски под тканью затвердевают и принимают форму леденцов. Она прервала небрежный поцелуй достаточно надолго, чтобы сказать: