Затерянный мир (сборник)
Шрифт:
— Кто же он такой, этот бедолага? — сказал лорд Джон. — Ни одной целой косточки во всем скелете.
— Сквозь разбитую грудную клетку растет бамбук, — прибавил Саммерли. — Конечно бамбук растет очень быстро. Но вряд ли можно допустить, что тело пролежало здесь столько времени, что стебли успели вырасти на двадцать футов.
— В отношении личности погибшего, — сказал Челленджер, — у меня, пожалуй, сомнений нет. Поднимаясь вверх по реке на пути к вашей фазенде, я порасспросил у местных жителей о Мейпле Уайте. В Паре о нем ничего не знают. По счастью в альбоме, который мне достался был рисунок, изображавший Мейпла Уайта за завтраком в компании с каким-то священником в Розарио. И вот этого священника мне удалось найти. Не смотря на то, что оказался довольно упрямым субъектом и на за что не хотел признать того факта, что наука способна поколебать религиозные догматы,
Мейпл Уайт был в Розарио, так сказать, проездом четыре года назад, или два года до того, как я его увидел умершим в индейской хижине.
Он был не один, а в компании с американским другом по имени Джеймс Колвер. Колвер тогда остался на корабле и в завтраке со священником участия не принимал.
Так что, думаю, нет сомнений, — перед нами — останки этого Джеймса Колвера.
— Думаю, что нет сомнений и относительно причины его смерти, — сказал лорд Джон. — Он упал, или был сброшен со скалы. Иглы бамбука пронизали его насквозь как шампур куропатку. Иначе не объяснить переломанных костей и того, что бамбук пророс сквозь него так высоко.
После этих слов наступило тревожное молчание. Скала здесь нависает тяжелым карнизом над бамбуковыми зарослями. Конечно, погибший упал оттуда. Но почему он упал? Несчастный случай? Или… Чем-то невыносимо зловещим теперь повеяло от этих ребристых скал. Молча, мы двинулись дальше, и долго шли вдоль каменной стены, неприступной и гладкой, как бесконечные айсберги Антарктики, простирающиеся насколько хватает глаз от горизонта до горизонта, во много раз превосходя высоту мачт самых крупных судов, бороздящих ледяные просторы. Пройдя около пяти миль, мы увидели белую стрелу на скалах. Она помещалась в надежно укрытом от дождя месте. Здесь мелом была нарисована указывавшая на запад стрелка.
— Опять Мейпл Уайт, — сказал Челленджер. — Ему не откажешь в чувстве предвидения. Он знал, что кто-то пойдет по его следам.
— Значит, у него был мел?
— У него в вещмешке была целая коробка цветных мелков. Я, помню, еще тогда обратил внимание, что белый стерт до маленького огрызка.
— Ну что же, очень надежное доказательство. Пойдем по его указаниям на запад, — сказал лорд Джон.
Еще пять миль осталось позади. Опять белая стрела на скале. Здесь в базальтовой громаде мы обнаружили первую узкую расщелину. В ней и была нарисована стрела, но теперь она указывала куда-то вверх. До чего же величественно выглядело все вокруг. Гигантская высота стен от того, что расщелина — узка казалась еще больше. Лоскуток синего неба над нами и тяжелые мрачные сумерки внизу, потому, что свет сквозь двойной заслон травы и кустов едва пробивал себе дорогу вниз.
Мы уже много часов не ели и были измучены от долгой ходьбы по камням. Но сейчас нельзя было помышлять об отдыхе. Мы приказали индейцам разбить лагерь, а сами вчетвером, в сопровождении обоих метисов углубились в узкое ущелье.
У входа оно было не менее сорока футов в ширину, но быстро сужалось и в конце упиралось в такой крутой и скользкий откос, что о подъеме в этом месте не могло идти и речи. Конечно, наш предшественник, оставляя свою стрелу, имел в виду не это. Мы вернулись обратно. Все ущелье было не больше, чем в четверть мили глубиной. И здесь внезапно орлиный глаз лорда Джона нашел то, что искал. Над нашими головами на темном унылом фоне выделялось совершенно черное пятно. Это, конечно, был вход в какую-то пещеру. На дне ущелья лежало много гальки и валунов. Немного поработав, мы нагребли из них кучу, по которой без труда взобрались вверх до уровня отверстия. Здесь все сомнения окончательно рассеялись: рядом с этим входом опять оказалась меловая стрела. Значит, именно с этой точки начали свое восхождение злосчастные Мейпл Уайт и Джон Колвер.
Увидев этот ход, мы настолько разволновались, что, несмотря на усталость, решили вместо возвращения в лагерь немедленно его исследовать. У лорда Джона в ранце оказался электрический фонарик. Лорд Джон пошел первым, освещая желтоватым кольцеобразным пятном путь, а мы гуськом двинулись следом. Пещера очевидно была образована дождевыми стоками. Стены были скользкими, а под ногами шуршала гладкая галька. Потолок нависал низко, и нам приходилось нагибаться. Около пятидесяти ярдов мы шли вперед почти горизонтально, а потом начался крутой, не меньше, чем в 45 градусов подъем. Понемногу он стал забирать еще круче. Теперь нам уже приходилось буквально карабкаться, цепляясь и отталкиваясь руками и ногами. От нашего движения то и дело срывались и скользили вниз камни.
Внезапно лорд Рокстон воскликнул:
— Стоп. Дальше хода нет. Завал.
Собравшись позади него, мы увидели в тусклом свете фонарика груду базальтовых валунов, достигавшую потолка пещеры. Мы попытались вытащить несколько мелких камней. Но это только расшатывало более крупные глыбы, которые теперь могли, сорвавшись, нас придавить. Стало ясно, что мы не сможем преодолеть это новое препятствие. Пути, которым некогда продвигался Мейпл Уайт, больше не существовало.
Крайне удрученные, мы повернули назад и потащились по мрачному ущелью. Ничего не хотелось, — даже разговаривать. Здесь с нами произошло одно приключение, которое, как станет понятно из дальнейшего, имело немаловажное значение в истории нашей экспедиции.
Мы стояли плотной группой на дне ущелья где-то в футах сорока ниже входа в пещеру. Вдруг мимо нас со свистом пролетел большой камень, лишь чудом никого не задев. В адской полутьме мы не могли точно определить траектории, по которой двигался этот нехитрый и в то же время ужасный снаряд. Наши слуги-метисы, задержавшиеся на время у входа в пещеру, сказали, что камень пролетел и мимо них откуда-то сверху. Значит, он был пущен кем-то с вершины плато. Запрокинув головы, мы не смогли обнаружить признаков какого-нибудь движения в кустах наверху. Тем не менее, не оставалось сомнений в том, что камень предназначался нам; — значит, был сброшен человеческой рукой. Пришлось сделать вывод, что на вершине есть не только растения и животные, но и люди; и люди эти были нам смертельными врагами.
Мы поспешили покинуть ущелье. Ситуация с каждым часом становилась сложнее. Ведь, если к естественным препятствиям присоединяться, чинимые людьми, то нам несдобровать. И все-таки никто не хотел возвращаться в Лондон, не узнав тайны, скрываемой этой роскошной зеленой каймой в нескольких сотнях футов над нашими головами. Посовещавшись, мы решили продолжить обход плато. Может быть, повезет найти другое, подходящее для восхождения место. Скалы, заметно снизившись, постепенно заворачивали с запада на север, и, если этот поворот принять за часть окружности, то вся окружность, вероятно, была не очень велика. Самое большее в два-три дня мы ее должны были обойти и вернуться на исходную позицию. В этот день мы прошли около двадцати двух миль и не нашли ничего нового. Анероидный барометр указывал на то, что от места, где были оставлены лодки, мы в общей сложности поднялись не меньше, чем на 3 тысячи футов над уровнем мира. Температура воздуха и растительность весьма изменились. Мы, наконец, избавились от надоедливых комаров и мошкары, тропического проклятья, постоянно отравляющего жизнь путешественника в этих местах. Кое-где по-прежнему встречались пальмы и древовидные папоротники, но деревья-гиганты, которыми так богат амазонский ландшафт, остались позади. Зато, какой приятной неожиданностью казались нам знакомые европейские цветы: вьюнок, страстоцвет, бегония, все они в этих неприветливых краях напоминали об Англии, о родном доме. Тут встретилась, например, красная бегония, точно такого же оттенка, как я однажды видел в горшке на одной вилле в Стритеме.
Однако не буду вдаваться в личные воспоминания.
В ту ночь (я возвращаюсь к первым суткам нашего обхода вокруг подножия плато), произошло нечто такое, после чего всем сомнениям относительно утверждений Челленджера был положен конец. Дорогой господин Мак-Ардл! Прочтя это письмо, вы сможете обрести уверенность в том, что отправили меня сюда не напрасно. Впрочем, давать какую-то информацию в печать до нашего возвращения с неопровержимыми доказательствами, думаю, не стоит, чтобы не подорвать репутацию нашей «вечерки» и не прослыть сочинителями небылиц. Все произошло в мгновение ока, а свидетельством тому — только наша память. Дело было так. Лорд Джон подстрелил агути. Это — небольшой зверек, похожий на свинью. Половину туши получили слуги, а другую — мы поджаривали для себя на открытом огне. По ночам на этих высотах становится прохладно, и мы старались держаться поближе к костру. Луны не было. Лишь звездная россыпь немного разрежала нависшую над равниной темень. Вдруг откуда-то из непроглядной тьмы что-то большое пронеслось в воздухе, издавая свист и жужжание как аэроплан. На какое-то время вся наша компания оказалась под сенью гигантских перепончатых крыльев, передо мной мелькнула длинная змееобразная шея, горящие свирепым блеском голодные глаза, исполинский разверстый клюв, утыканный мелкими белыми зубами. Ловко, словно клещами, подцепив клювом недожаренного агути, чудище взметнулось ввысь и исчезло за кустами плато. В молчании мы очумело уставились друг на друга, как персонажи Вергилия, после нападения жутких гарпий. Молчание нарушил Саммерли: