Затерянный мир (сборник)
Шрифт:
— Профессор Челленджер, — произнес он торжественным, дрожащим от волнения голосом. — Я обязан принести вам мои извинения, сэр. Не веря вашим словам, я был не прав. Надеюсь, в дальнейшем вы не будете вспоминать о моем временном заблуждении.
Это было сказано искренне и проникновенно. Потом ученые впервые пожали друг другу руки.
Таким был результат нашей первой встречи с птеродактилем. Право же, ради того, чтобы примирить столь замечательных людей как наши профессоры, не жаль поступиться ужином.
Впрочем, если на плато и обитают доисторические животные, то, скорее всего, их здесь не так уж и много. В последующие три дня мы ничего такого не встречали. Все это время мы продвигались вдоль северной, а затем восточной стен плато по удручающе пустынной местности. Поначалу нам пришлось преодолевать каменистую пустыню, потом коварные болота, изобилующие пернатой дичью. Эти места — совершенно непроходимы, и если бы у самого подножья скал не существовало что-то вроде твердопородного плинтуса, нам бы пришлось поворачивать обратно.
Много раз мы едва не по пояс проваливались в смрадную топкую жижу. Но самое неприятное — это, конечно, ярокаки, необыкновенно ядовитые и злые змеи южноамериканского континента. Они целыми пучками выползали из трясины и алчно кидались нам вслед. Я наверное никогда не забуду кошмарной картины. В одной конусообразной низине в трясине укрытой лишайником оказалось невероятное скопище этих тварей. Склоны воронки были усеяны извивающимися пучками склизких гадов.
Заметив нас, они немедленно устремлялись в нашу сторону. Это — главная особенность ярокак. Стоит им только заметить человека, они немедленно на него кидаются. Нас хорошо выручали винтовки и дробовик. Мы какое-то время ловко отстреливались. Но всех змей не перестреляешь; и, когда их стало слишком много, мы попросту пустились наутек и бежали до тех пор, пока хватало дыхания. Совершенно выбившись из сил, мы оглянулись и увидели, как наши мерзкие преследователи извиваются в камышах, не желая прекращать погоню. Живописная картина, нечего сказать. Такое вряд ли скоро забудешь. На карте, которую мы составляем, это место так и будет значится «Змеиное болото (ярокака)». С обратной стороны скалы, окружающие плато, постепенно утратив рыжеватый цвет, сделались темно-шоколадными; высота их заметно уменьшилась, дойдя до 400, а кое-где даже до 300 футов. Но по-прежнему нигде не было сколько-нибудь пригодного для подъема места. Скорее напротив. Скалы вздымались здесь даже под более отвесным к земле углом, чем там, где мы начинали обход. Когда в очередной раз мы совещались о дальнейших действиях, я сказал:
— Но дождевая вода должна же иметь с этого плато сток. А значит, где-то существует промытые дождем каналы.
— У нашего юного друга иногда бывают проблески аналитического мышления, — похвалил меня Челленджер, похлопав по плечу.
— Вода должна куда-то деваться, — повторил я.
— Абсолютно логичное заключение, — продолжал Челленджер. — Беда, однако, в том, что нам не удалось обнаружить таких промоин.
— Куда же она тогда девается? — не унимался я.
— Можно лишь предположить, что коль скоро она не вытекает за края плато, то вероятно остается внутри.
— Значит где-то в центре плато есть озеро?
— По-видимому, так.
— И скорее всего, оно образовалось в старом кратере, — сказал Саммерли. — Вне всякого сомнения, скальные массивы и плато — результат древних тектонических процессов. По крайней мере, есть все основания полагать, что плато имеет концентрический уклон. Там есть некоторый резервуар вода из которого каким-то, пока для нас неизвестным путем стекает в змеиное болото.
— Или круговорот воды поддерживается испарениями, — заметил Челленджер, и ученые по своему обыкновению затеяли научный диспут, оперируя такими терминами, что нам с лордом Джоном оставалось лишь хлопать глазами.
На шестой день, обойдя до конца плато, мы оказались у нашей исходной стоянки у подножия конусообразного утеса. Настроение у всех было подавленное, — наша вылазка закончилась ничем. Теперь мы воочию убедились, что плато — неприступно. Путь, по которому шли наши предшественники был завален тяжелыми глыбами. Что оставалось нам делать. Хорошо, что покамест привезенной собой провизии и того, что нам удавалось добыть охотой, было достаточно. Но ведь настанет час, когда запасы придется пополнять. Через два месяца начнутся дожди и выгонят нас с насиженного места. Базальтовые породы тверже мрамора. У нас не хватит ни времени, ни сил имеющимися средствами прорубить тропу на такую высоту.
Весь вечер мы провели в мрачных раздумьях и, в конце концов, молча улеглись под одеяла. Мое последнее впечатление этого дня связанно с профессором Челленджером. Уже закрывая глаза, я видел его грузную фигуру, присевшую на корточки у костра. Он походил на огромную жабу. Обеими руками он подпирал свою. Тяжелую голову. Профессор так был сосредоточен в своих мыслях, что не услышал моего «доброй ночи».
Наутро перед нами предстал как будто другой Челленджер. Этот новый Челленджер просто светился от восторга за самого себя. Все его существо было исполнено самодовольством. Во время завтрака он с многозначительным лукавством поглядывал на нас. Полуприкрытые глаза его казалось говорили: «Знаю, что сейчас не найти такой похвалы, которой я оказался бы недостоин. Но прошу вас воздержаться от комплиментов. Не заставляйте меня краснеть от смущения.» Его взъерошенная борода топорщилась. Грудь выпятилась колесом, а рука по-наполеоновски спряталась за борт пиджака. Вероятно, таким он представлял себя на мраморном пьедестале на Трафальгар сквер, когда ему предстоит собой пополнить кунсткамеру монументальных чудовищ, заполнивших лондонские улицы.
— Эврика! — наконец воскликнул он, сверкнув зубами сквозь густую щетину бороды. — Господа, вы можете поздравить меня, а я в свою очередь поздравляю вас. Проблема решена.
— Вы нашли путь на плато?
— Смею надеяться, что, да.
— Где же он?
Вместо ответа он указал на возвышавшийся справа утес — пирамиду. Наши лица (по крайней мере, мое) вытянулись от удивления. О том, что на него можно взобраться мы знали со слов профессора. Но ведь между утесом и плато зияла непреодолимая бездна.
— Мы никогда не сможем перескочить через эту пропасть, — вздохнул я.
— Пока что нам нужно взойти на утес. А уж там я постараюсь убедить вас в том, что возможности интеллекта Homo sapiens беспредельны.
После завтрака мы расчехлили привезенные Челленджером альпинистские принадлежности. Здесь оказались: моток очень прочной и легкой веревки (в длину она достигала ста пятидесяти футов), железные кошки, скобы, крюки и штыри. Лорд Джон опытный скалолаз, Саммерли тоже не раз приходилось преодолевать крутые подъемы. Новичком оказался я один. Но моя физическая сила и спортивная закалка должны были окупить недостаток опыта.
Не скажу, что восхождение оказалось слишком трудным, хотя, по правде говоря, в некоторые моменты с непривычки кружилась голова, и от страха волосы поднимались дыбом. Половина подъема прошла относительно легко, но дальше путь становился круче; и последние футов пятьдесят приходилось преодолевать, буквально вгрызаясь руками и ногами в каждую ложбинку, в каждый выступ. Мы с Саммерли наверное не смогли бы преодолеть эту высоту, если бы Челленджер, достигший вершины первым (вот уж удивительно было видеть столько ловкости и сноровки профессионального скалолаза в его громоздкой фигуре), не обвязал веревкой ствол росшего на вершине дерева и не спустил другой конец нам. Помогая себе веревкой, мы, наконец, достигли поросшей травой площадки, приблизительно 25x25 футов. Это и есть вершина пирамиды.