Завещание инора Бринкерхофа
Шрифт:
– Так какой же ты?
– Красивый, - он мечтательно себе улыбнулся и больше на меня внимания уже не обращал.
Еще бы, теперь у него появился более интересный объект для наблюдений. И пусть пузатые бока изображали его в несколько гротескном, на взгляд постороннего, виде, сам он себе явно очень нравился. "Действие любовного зелья усиливается, если накладывается на имеющуюся склонность. В этом случае объект, подвергнувшийся воздействию, некоторое время ведет себя неадекватно," - вспомнилась мне приписка к рецепту любовного зелья в анитиной тетрадке. При взгляде на моего бывшего жениха сразу становилось понятно, что склонность у него была,
– А ты меня не ценишь, - внезапно плаксиво сказал Гюнтер.
– Достаточно того, что тебя ценит Эвамария, - сказала я ему как можно мягче.
– Она тебя ценит очень-очень сильно и считает самым-самым красивым.
– Да?
– он вынужденно перевел на меня взгляд, так как чайник унесли, а больше ничего отражающего его прекрасную внешность поблизости не было.
– Да, - ласково улыбнулась я.
– Тебе просто нужно поехать к ней как можно быстрее, и она тебе сама это скажет.
Я твердо решила проводить и посадить бывшего жениха на дилижанс, но это оказалось отнюдь не такой легкой задачей, как мне думалось. Несмотря на то, что идти надо было недалеко, шли мы, казалось, бесконечно. Ведь Гюнтер надолго застывал у каждой витрины, любуясь собой, прекрасным инором в полном расцвете молодости и сил, и сдвинуть его с места было невозможно, а бросить не позволяла совесть. Но все когда-нибудь кончается, закончились и бесконечные витрины с отражениями бесконечных Гюнтеров, и я с облегчением отправила бывшего жениха в Корнин и даже билет ему оплатила. Надеюсь, за то время, что он проведет в дороге, зелье усвоится организмом и не будет вызывать такого странного поведения. Возница подозрительно косился в его сторону, но потом решил, что хоть пассажир и не совсем нормальный, но безобидный, а значит проблем от него быть не должно, и более на него не смотрел.
Но вздохнула я с облегчением, только когда уже смотрела вслед уезжающему дилижансу. В городе он двигался медленно, но когда выезжал за его пределы, набирал скорость и несся к пункту назначения. Папа рассказывал, что во времена его детства в этот транспорт еще иногда запрягали лошадей, но сейчас все дилижансы работали на магии и двигались намного быстрее. Так что через пару часов будет он в объятиях своей дорогой женушки. Надеюсь, Эвамария не заметит, что получит немного подпорченного мужа.
Раскаяние меня не мучило совсем. Больше того, мне теперь казалось совершенно несправедливым, что пострадал только Гюнтер, в то время как Клаус сидит и ждет, когда папенька принесет ему меня с праздничным бантиком на голове. Ну, или на другом, удобном заказчику, месте. И эту несправедливость следовало исправить в ближайшее время. Пожалуй, несколько следующих коробок с конфетами я не буду столь безжалостно уничтожать. Небольшая добавка к любовному зелью не должна особо повлиять на его свойства, зато поможет мне донести до Хайнриха-младшего ту простую истину, что не всякая любовь хороша, и надолго отбить у него желание меня преследовать.
Глава 20
Возвращаться в академию уже не было никакого смысла. Общение с Гюнтером заняло намного больше времени, чем я рассчитывала, так что занятия уже давно закончились. Несколько расстроенная тем, что пропустила весь учебный день из-за бывшего жениха, я направилась домой. По дороге я зашла в лавку и купила довольно дорогое вино. Даже жаль было тратить такие деньги на Клауса, но конфеты, думается мне, есть он не будет, а
Дома ждал меня мрачный насупленный Рихард в компании Вольфа и Аниты. Подруга, как меня увидела, всплеснула руками и заголосила:
– Ивонна, куда ты подевалась из этого кафе? Я так за тебя переживала, когда ты не вернулась!
Ой, Богиня, представляю, что обо мне подумали по ее рассказу. Ведь получается, я пошла в кафе с мужчиной, в которого была когда-то влюблена, а после этого пропала на весь день. Я виновато посмотрела на Рихарда - ведь предупредить его у меня не было никакой возможности.
– Мне пришлось проводить Гюнтера до дилижанса, - пояснила я.
– А он, что, не мог это сделать сам?
– зло спросил Рихард.
– Да и времени у тебя это заняло слишком уж много.
– Его состояние не позволяло добираться самостоятельно, - туманно ответила я. По лицам мужа и друзей стало понятно, что необходимо рассказывать все, поэтому я вздохнула и продолжила.
– Дайте слово, что никому не передадите то, что сейчас услышите от меня.
Троица недоуменно переглянулась, но согласилась с моим требованием. Правда, Рихард все же недовольно спросил:
– И зачем это надо было?
– Потому что я нарушила закон, - пояснила я.
– В кафе Гюнтер попытался подсунуть мне любовное зелье, а я так разозлилась, что поменяла чашки, и он выпил это сам.
Анита несколько мгновений недоумевающе на меня смотрела, а потом расхохоталась:
– Это он, получается, в себя влюбился, да? И как?
– А не лучше ли было стражу позвать?
– почти одновременно с ней сказал Вольф.
– Лучше, наверно, но мне это тогда и в голову не пришло, - смутилась я и добавила с вызовом.
– Но я не жалею совершенно. Если он считает такие действия нормальными, то пусть на себе это и испытывает. Хотя мне кажется, что ему очень даже понравилось. Он так собой любовался во всех витринах, что довести его до дилижанса было очень сложно, поэтому так долго и получилось.
– И что, совсем ни о чем не жалеешь?
– удивился Рихард.
– Я жалею только об одном. Что у меня с собой конфет папиных не было. Они бы так хорошо пошли Гюнтеру к чаю. Но я и для них нашла применение, - я повертела перед носом Рихарда бутылкой.
– Пусть Клаус тоже будет счастлив. Можешь меня не отговаривать, я все равно это сделаю.
– А что не так с конфетами твоего отца?
– поинтересовался Вольф.
Мы с Рихардом переглянулись. Все же слишком много рассказывать надо было, чтобы объяснять, почему папа так жаждет породниться с Хайнрихами. Друзья наши не знали о причине, по которой мы поженились, и, наверно, лучше им и не знать.
– А он такие конфеты присылает, что есть их совершенно невозможно, - нашел выход из положения муж.
– Вкус у них слишком специфический.
– Чтобы конфеты было невозможно есть?
– не поверила Анита.
– Быть того не может! Попробовать дадите?
– А мы их уже выбросили, - торопливо сказала я.
Анита еще некоторое время построила предположения, какими же должны быть конфеты, чтобы их нельзя было есть, но так и не пришла к определенным выводам. Для нее все, что было посыпано сахаром, уже было съедобным в любом случае. От рассуждений ей захотелось срочно съесть чего-нибудь сладкого и Вольф пригласил ее в кондитерскую, которая еще работала. Когда они ушли, я неловко улыбнулась Рихарду и сказала: