Здесь ради торта

Милликин Дженнифер

— Я хочу, чтобы Сиенна была счастлива, и Шейн тоже, — она пожимает плечами и смотрит на меня взглядом, который я не могу расшифровать. — Было бы неплохо, если бы Сиенна подумала о моих чувствах, — признается она.

Лозанна качает головой туда-сюда.

— Я не могла поверить, когда твоя мама сказала мне, что ты участвуешь в свадьбе. Почему ты согласилась на это?

— Я думала о будущем, о том времени, когда потом они уже давно будут женаты. Мне нужно было спросить себя, будет ли мне все еще не все равно к тому времени или я буду жалеть, если действительно займу

твердую позицию. И, честно говоря, — взгляд Пейсли метнулся к Лозанне, — мне было проще сказать «да».

— Легче для нее, — замечает Лозанна.

— Да.

— А как насчет тебя? — спрашивает она.

Теперь внимание Пейсли приковано ко мне, быстро и уверенно.

— У меня все хорошо.

Желание прикоснуться к ней прямо сейчас очень сильно, но Лозанна сидит между нами. Я опускаю подбородок, медленно принимая ее притязания.

Лозанна отталкивается ногами, раскачивая свое кресло, и кивает. Я не уверен, в знак ли это согласия или одобрения.

После долгой паузы Пейсли объявляет, что идет в дом за водой и вернется с достаточным количеством для всех.

Когда за ней закрывается дверь, Лозанна говорит в темноту ночи:

— Пейсли следовало бы сказать своей сестре, чтобы она пошла на хер.

Не могу не согласиться.

Пейсли принесла три стакана воды и объявила, что пора спать. Лозанна расцеловала нас в обе щеки и поднялась по узкой лестнице в свою спальню на втором этаже.

Когда мы уходили с пляжа, я обнаружил надувной матрас в сарае, спрятанном сбоку от дома. Убедившись, что Лозанна закрыла дверь своей спальни, я пробираюсь наружу и забираю его оттуда, где спрятал за разросшимся кустом гортензии.

Наверху Пейсли включает душ, а я с помощью ручного насоса надуваю матрас.

Или пытаюсь надуть матрас. Древний и не имеющий инструкции. Ситуация, скорее всего, закончится тем, что я окажусь в положении Макгайвера[xlv]. Если у меня нет инструментов и лишней липкой жвачки, придется полагаться на свой интеллект.

Пейсли сидит на краю кровати, ожидая, пока нагреется вода, и наблюдает за мной. С интервалом в пять секунд ее тоскующий взгляд устреляется к ванной, где работает душ.

— Ты можешь принять душ, — говорю я ей, возясь с маленькой металлической деталью, которая должна вставляться в матрас.

— Нам нужен звук. Я не смогу закрыть дверь.

— Ты боишься, что я подсмотрю?

— Клейн, — она склоняет голову набок.

В какой-то момент вечера она завязала волосы в небрежный пучок, идентичный тому, что был у нее на голове, когда она появилась в аэропорту. Это было только сегодня утром? Такое ощущение, что это могло быть вчера.

Словно подстегнутая моими мыслями, усталость проникает сквозь мои кости. Я откидываюсь на колени и борюсь с зевотой.

— Да, Пейсли?

— Мы делим одну комнату. И ванную. Я бы сказала, что, скорее всего, в какой-то момент на этой неделе мы с тобой увидим кусочки друг друга.

Если бы я не чувствовал себя так, будто недавно проглотил полный рот мелатонина, я бы громко рассмеялся над тем, как она употребила слово «кусочки».

— Это

похоже на ловушку. Как будто ты планируешь сорвать с меня полотенце после того, как я выйду из душа.

Пейсли отталкивается от кровати, на ее лице играет тень лукавой улыбки.

— Если я это сделаю, знай, что это в исследовательских целях. Я все еще пытаюсь понять, светится ли он.

Смех застает меня врасплох, вызывая покашливание. Пейсли вбегает в ванную, оставив дверь открытой. Нет ни одной части меня, которая не хотела бы откинуться назад, хоть немного, хоть чуть-чуть, в надежде увидеть Пейсли в раздетом виде. Я не привередлив. Подойдет любое состояние раздетости.

Эти ее сексуальные ножки, не прикрытые шортами? Я приму это.

Рубашка, отсутствующая на верхней половине тела? Неважно, что завтра я, скорее всего, увижу ее в бикини еще до конца дня. Я могу умереть счастливым человеком, представляя себе ее грудь, собранную в кружева бюстгальтера.

Я не могу позволить своим мыслям зайти дальше, не могу позволить себе даже подумать о том, какой она будет под лифчиком и трусиками. Шорты, в которые я переоделся перед нашей прогулкой по пляжу, ни черта не скрывают, и если она выйдет сюда до того, как кровоток перейдет к другим частям моего тела, то невозможно будет скрыть, что мысль о том, что она голая в ванной, делает со мной.

С лазерной фокусировкой мужчины, пытающегося избавиться от эрекции, я направляю все свое внимание на то, чтобы разобраться с этим надувным матрасом.

И что вы думаете? Не отвлекаясь на Пейсли, сидящую на кровати и наблюдающую за мной, я в мгновение ока привожу его в рабочее состояние и надуваю.

В дверях появляется Пейсли: пушистое белое полотенце обернуто вокруг ее тела, волосы собраны на голове во что-то похожее на маленький тюрбан, напоминающий лаванду. Ее кожа раскраснелась от тепла воды.

— Душ свободен, — объявляет она, забегая в комнату.

Я смотрю на ее тело, пока она идет к комоду.

— Новое правило, — говорит она, роясь в верхнем ящике. — Когда принимаешь душ, бери с собой в ванную свежую одежду.

— В таком случае, — отвечаю я, переходя на свою сторону комода и открывая верхний ящик. — Думаю, мне стоит взять свои вещи.

— М-м хм-м, — произносит Пейсли, роясь в содержимом своего ящика. Стринги всех цветов дразняще смотрят на меня.

— Выберешь что-нибудь или будешь стоять тут еще какое-то время? — я не собирался говорить таким хриплым голосом, но эрекция, от которой я старательно избавлялся, вернулась в полную силу.

Мой тон отражается от гладкой, загорелой кожи Пейсли. Она ухмыляется. Ей это нравится.

— О, Клейн. Такой ворчливый иногда, — двумя пальцами она выхватывает из ассортимента восхитительное жалкое подобие нижнего белья и удерживает его в воздухе. — Это подойдет, — говорит она.

Засунув руки в карманы шорт, я делаю все возможное, чтобы оттянуть ткань и дать немного свободы спереди.

Я бросаю на Пейсли холодный взгляд, как будто цвет ее тонких стрингов, которые она протягивает, не совпадает с цветом ее глаз.