Здесь ради торта
Шрифт:
Моя улыбка растягивается настолько широко, что становится больно.
— Просто подожди. Будет еще лучше.
— В это трудно поверить, — говорит он, не сводя с меня глаз. — Но я ловлю тебя на слове.
Мы продолжаем идти. Вечернее солнце опускается ниже, становясь все более темно-оранжевым, переходящим в розовый и пурпурный.
Клейн отступает назад.
— Продолжай идти, — инструктирует он.
Когда через минуту он догоняет меня, то делится сделанной им фотографией. Она удивительно хороша. Мои волосы рассыпаются по спине, а голова закрывает часть заходящего
— У тебя есть талант в обращении с камерой, — говорю я, — но что ты думаешь о том, чтобы я сфотографировала тебя? Пусть у Сесили будет выбор.
Клейн соглашается, и я велю ему сесть у кромки воды, лицом к океану.
— Подтяни колени и обхвати их руками.
Он делает, как велено, и я снимаю пару кадров. Передавая ему телефон, я говорю:
— Надеюсь, среди них есть та, которая тебе понравится.
Я начинаю отходить, но Клейн хватает меня за запястье и притягивает обратно к себе. Он вытягивает телефон, готовый сделать еще один снимок.
— Ты и я, — говорит он.
Я уже стою перед его грудью, поэтому откидываю голову назад и позволяю ей упереться в твердую поверхность. Подбородок Клейна опускается ниже, и нижняя часть его лица оказывается над моей макушкой.
— Скажи: «Фальшивые отношения», — напевает он, заставляя меня рассмеяться.
Он делает фотографию.
— Фу, — стону я. — Ненавижу фотографии, на которых я смеюсь.
Кожа между бровями Клейна морщится.
— Ты видела, как ты смеешься?
— Всего около ста тысяч раз, плюс-минус.
— Если ты действительно это ненавидишь, я удалю фотографию, но я обещаю, что вид твоего смеха прекрасен. И если кто-то говорил тебе обратное, позволь мне первым разуверить тебя в этом.
Что-то теплое и тяжелое оседает в моей груди. Эмоции, конечно, но я не могу дать им название. Они немного изворотливы, эти эмоции, желающие пока не быть известными.
— Сохрани фотографию, но я благодарна тебе за предложение удалить ее. И за все остальное, что ты сказал.
Клейн убирает телефон в карман.
— Ужин скоро будет готов, — он обхватывает меня за плечи и поворачивает в сторону пляжного домика. — Ты не очень хорошо умеешь принимать комплименты.
— Я к этому не привыкла, — поясняю я.
— Ты знаешь, как кто-то привыкает к чему-то?
— Как?
— Повторением.
— Думаю, это хорошая идея — сделать мне комплимент в присутствии моей семьи.
Мы доходим до лестницы, ведущей обратно к дому на пляже.
— И поцеловать тебя, — подчеркивает он. — Что-то милое и маленькое, чуть больше, чем просто чмокнуть, но не слишком сильно, — он ухмыляется, с гордостью повторяя мое предложение дословно.
Натянув на ноги туфли, я останавливаюсь на первой ступеньке и оглядываюсь на него.
— Время идет, Мастер Слова.
Делаю ли я дополнительные движения бедрами из стороны в сторону, когда поднимаюсь по лестнице? Возможно.
Может, мы встречаемся понарошку, но удовольствие, которое я получаю от того, что дразню его, — настоящее.
Клейн Мэдиган
@kleinthewriter
Красота на высоте 37 000 футов[xliv].
14 комментариев. 1к лайков. 3 репоста.
ГЛАВА 22
Клейн
Сесили прислала сообщение, что разместила мою фотографию из самолета. Она напоминает мне, что нужно добавить фотографии с нашей с Пейсли прогулки по пляжу. Я делаю все, как полагается, а затем переключаю телефон на режим «Не беспокоить» до конца вечера.
— Ладно, Клейн, — говорит Лозанна, — люди обычно имеют свое мнение о курином супе с лапшой, так что давай послушаем. Что ты думаешь о моем?
Я откидываюсь на спинку своего сиденья на веранде и делаю вид, что размышляю. Мои стандарты для куриного супа с лапшой просто астрономические. Я не могу вспомнить ни одного больничного дня в детстве, который бы не сопровождался ароматом куриного бульона и шалфея. У моей матери, необъяснимо для моего незрелого мозга, всегда были под рукой ингредиенты.
— Он стоит в одном ряду с маминым, — отвечаю я, и Лозанна светится.
Она продолжает утверждать, что это потому, что она ездила на пароме на материк и делала покупки на фермерском рынке, где морковь была выдернута из земли за день до этого.
Возможно, так оно и есть, но я ставлю на третье пиво, которое я выпил. Все становится вкуснее после того, как откупоришь крышку от пива номер три.
За ужином Пейсли и Лозанна прикончили бутылку белого вина, а по пути на веранду, чтобы там посидеть, откупорили вторую.
— Клейн, — говорит Лозанна, мечтательно глядя на темное небо и прижимая бокал к переду своего светлого свитера. — Пейсли говорила тебе, что я однажды целовалась с Бобом Баркером?
Мы с Пейсли обмениваемся взглядами, по ее губам пробегает игривая улыбка.
Откинувшись на спинку кресла, я готовлюсь выслушать историю.
— Возможно, Пейсли упомянула, что вы поцеловали Боба Баркера.
— Я была там, — начинает свое повествование Лозанна. — В Лос-Анджелесе, в гостях у подруги. Нас пригласили на студийную съемку шоу «Цена вопроса». Это было в 80-е годы, так что шоу уже давно выходило в эфир. Я хочу сказать, что прецедент поцеловать его в щеку уже был создан, — она усмехается своим воспоминаниям. — Я не могла поверить, когда меня позвали спуститься. Я угадала ближайшую цену за ужасно уродливый шкаф, и вдруг он пригласил меня на сцену! Я знала, что это будет единственный момент в моей жизни, когда я окажусь на телевидении и в присутствии Боба Баркера одновременно, поэтому я согласилась, — она смеется, глаза блестят.
Пейсли вздыхает.
— Мне нравится эта история.
— Моей маме тоже бы понравилась. Она смотрела это шоу, когда я был ребенком.
Лозанна поднимает одно плечо и игриво покачивается.
— Ладно, внучка моя, — Лозанна сужает взгляд на Пейсли. — Расскажи мне правду.
Пейсли встревоженно смотрит на меня, но Лозанна продолжает:
— Странно, что твоя сестра выходит замуж за твоего бывшего?
Пейсли тихонько хихикает.
— Да, — она опускает ноги на пол и откидывается в кресле. На мгновение остается только неизменный шум волн, целующих берег, а затем она говорит: