Зеркало времени
Шрифт:
Башлыков рассказывал, что русские инженеры прибыли с МиГом на своём «Руслане», но я не поняла, что это за транспорт. Самолёт собрали, отрегулировали, облетали. Вооружение отстреляли, установленные заводские регламенты полностью соблюдены. Машина технически подготовлена. Выполняется общая информационная настройка МиГа вместе с его экипажем, назавтра остаётся заправить машину топливом, загрузить боекомплект. При запуске двигателей перед стартом запрограммированный МиГ усиливает мощность интеллектуальных излучений управляющего им экипажа в сотни тысяч раз и тогда сам подчиняется мысленным командам экипажа, игнорируя возможные внешние воздействия. Живой экипаж и неодушевлённая, но высокоинтеллектуальная машина вместе образуют активный боевой симбиотический комплекс. Так, собственно, всегда и везде и происходило, но раздельно: готовилась техника, обучались управлять ею люди. Симбиоза не было, техника и люди не всегда сочетались и считались друг с другом. Пришло
— Когда, вы говорите, даётся настройка? — Миддлуотер слушал русского профессора с напряжённым вниманием, но неужели что-нибудь пропустил?
Борис с таинственным видом достал и открыл футлярчик, показал свою синюю бусинку:
— Вот здесь программа на единый строй мыслей экипажа и летательного аппарата.
Башлыков рассмеялся и пояснил, что на предстоящий полёт написана и установлена в компьютерах аэрокосмолёта новая программа. Прежняя программа на Борисовой бусинке своё успешно отработала и в предписанный срок самоуничтожилась, носитель теперь пуст. Пока мы общались, МиГ своим излучением вложил новую информационную программу и в наши головы. Мы стали другими людьми. В возникающих обстоятельствах сможем более разумно относиться к миру и всему, что в нём происходит. Пока жизнь не предъявит нам новые, ещё более разумные представления о самой себе. И это абсолютно нормально.
Миддлуотера встревожило, что русский МиГ оказывается столь коварным и, подобно ранним атомным бомбам, опасным и в нерабочем состоянии своим постоянным излучением, даже при незапущенных двигателях. Джеймс крепко потёр ребром указательного пальца лоб сверху донизу, что бывало крайне редко, но всегда означало, что он выходит из себя. Ему потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки и смочь продолжить спокойное общение. Он с усилием сосредоточился и высказал сомнение в разумности того, что МиГ с момента создания «никогда больше не дремлет», пока его не спишут, а потом выразил и крупное недовольство:
— Аппарат изменяет людям сознание, это произвол! А если мне не хочется относиться к миру иначе, чем я воспитан и привык? Я поступал и всегда буду поступать так, как привык. Как выучен с детства. Это моё кредо!
— Вы знаете, генерал, что техника опасна, особенно военная, и всегда воздействует на сознание. Как чужим, так и своим. Права выбора никто вас не лишает, — тут Башлыков чуть заметно усмехнулся, — оно, вы знаете, от Бога, сэр. Но вы и сами не захотите вернуться к прошлым представлениям, когда поймёте, что они в жизненном пути стали помехой. Ведь вряд ли вы предпочтёте застрять в прошлом. Новое сознание, причём, бесплатно, вы уже получили. Постепенно убедитесь, что оно действует. Поскольку на МиГе вы не полетите, энергетическую мощность вашему интеллекту он не повысит. Подавлять окружающих интеллектом вам не грозит.
Русский прикрыл глаза и склонил голову, пряча лёгкую улыбку.
Я подошла к МиГу, сняла тонкую перчатку, высоко вытянула руку и ладонью несмело прикоснулась и погладила его нижнюю гладкую холодную тёмно-синюю поверхность. Эти крылья вознесут Бориса в космос. И пусть они бережно возвратят его невредимым на землю.
2. Светская жизнь русского отпускника, или Парад парадоксов
После ужина в уютном и тихом, без музыки, ресторанчике при совершенно безлюдном аэровокзале безлюдного города Джеймс Миддлуотер поднял и увёл за несколько столиков от нашего стола майора Бьорна Свенсона и японского лётчика Хэйитиро Кигучи. Ему хотелось глубже понять характеры и деловую надёжность новых причастных к его ответственному заданию и, возможно, карьере. Джеймс словно стремился заполучить своеобразный страховой полис на предстоящий патрульный полёт, усиленно добивался этого впечатления от собеседников. Между ними завязался оживлённый разговор, иногда переходящий в спор. Повышал голос, естественно, один Миддлуотер. Другие голоса напоминали возмущённое жужжание кем-то растревоженных в улье пчёл, и разобрать слова было почти невозможно. Мы остались за большим круглым банкетным столом втроём, в гражданской одежде, приличествующей ужину: я, Борис и профессор Башлыков. Все столики, включая и наш стол, были застелены старомодными скатертями с вышивкой гладью по уголкам: U.S. AIR FORCE. Настенные плафоны были в стиле конца сороковых годов ХХ века.
Борис вынул из внутреннего нагрудного кармана носовой платок и торжественно, словно священнодействуя, развернул его на столе:
— Вы хотели видеть кольцо Меровингов, Павел Михайлович. Смотрите.
— Нет-нет, в руки такую старинную вещь я и не возьму, — профессор благоговейно наклонился над раритетом. — Выглядит древность, конечно, скромненько, в сравнении
— Да, сапфир врезал токийский ювелир, по месяцу моего рождения. Он накапливает уже мои жизненные впечатления, станет излучать, и их можно будет прочесть, если настроиться на восприятие. Бриллианты по бокам родные и вместе с сапфиром действуют, как прежде.
Заказали ещё кофе. Я вежливо задала, наверное, не самый умный вопрос:
— Уважаемый Павел Михайлович, какую русскую песню исполнял ваш самолёт, когда вы были внутри него с фонарём?
Башлыков удивлённо взглянул на меня, вспомнил. Вынул сотовый телефон, пощёлкал клавишами, положил на стол, и тот запел: «Над родной Москвою, вдоль Москва-реки, самолёты вражеские шли. И тогда карманные фонарики на ночном дежурстве мы зажгли»… «Мой старый друг, фонарик мой, гори, гори, гори…»
Борис признался, что никогда не слышал этой песни. А я непритворно удивилась, что над столичной Москвой свободно летали вражеские самолёты:
— Это искусственно придумано? Разве не Россия разбомбила Западную Европу и в 1945 году бросила атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки? В газетах писали, что Сталин, сверх Курильских островов, хотел отнять у Японии ещё и северный остров Хоккайдо, но демократические страны сделать это ему не позволили.
Мой вопрос заметно озадачил русского, но он вновь быстро нашёлся и стал отвечать:
— Ну, и каша в представлениях! При чём тут Россия, уважаемая мисс? Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика не была отдельной от Советского Союза страной. Кроме РСФСР, в его состав входили ещё полтора десятка социалистических союзных республик. Императорская Япония ударила по тихоокеанской военно-морской базе США Пёрл-Харбор на Гавайях в декабре 1941 года. Следом за Японией, поняв после разгрома германского Вермахта под Москвой, что блицкриг против СССР не удался, Гитлер через считанные дни объявил войну Соединённым Штатам Америки в нетерпеливом ожидании, что и Япония поможет ему нападением на советский Дальний Восток.
Но она, парализовав американский флот, нацелилась на южные моря, до Австралии, чтобы срочно получить остро необходимые ей нефть и полиметаллы, и стратегические месторождения захватила, что по многим причинам не скоро удалось бы ей в Сибири. В ответ Японию уже с апреля 1942 года бомбили Соединённые Штаты. И они же осуществили обе первые атомные бомбардировки японских городов в 1945 году, но ещё и для того, главным образом, чтобы запугать новейшим сверхоружием СССР, своего потенциального послевоенного коммунистического соперника. Советский Союз, напрягая все силы, восстанавливался после катастрофических разрушений от фашистского нашествия и смог одновременно создать очень дорогостоящую собственную атомную бомбу, но только через четыре года после окончания Второй Мировой войны, построив для доставки таких бомб и самолёты-носители. А впервые испытал её на собственной территории, на Семипалатинском полигоне в Казахстане осенью 1949 года, и никакие другие страны он не бомбил, — по-профессорски терпеливо ответил Павел Михайлович, переглянувшись с тоже удивлённым моими вопросами Борисом. — Напала на Советский Союз 22 июня 1941 года союзная Японии гитлеровская Германия, причём, не одна, а вместе с другими ею завоёванными и подчинёнными странами Западной Европы, о чём сейчас политкорректно стараются не вспоминать, обвиняя только Германию. Москву с 22 июля 1941 года бомбили немцы, были отдельные попадания даже в территорию Кремля. Надо сказать, что свободно летать немцам не дали сталинские соколы и зенитчики, очень многие были сбиты, к нашей столице прорывалась лишь десятая часть налётчиков. Не все из прорвавшихся бомбардировщиков находили цели, многие купились на специально построенные в отдалении ложные объекты, вплоть до воссоздания характерных изгибов Москвы-реки, служащих ориентирами при наведении бомбардировщиков на цели. Над Москвой летали лишь единичные, но тоже опасные вражеские самолёты. Жертвы и разрушения, конечно, были, но отнюдь не массовые, чего хотелось Гитлеру. Так что, планы его не осуществились. Сбитые и обескураженные лётчики Люфтваффе на допросах с досадой признавали, что неожиданно для них противовоздушная оборона Москвы оказалась многократно сильнее, чем Лондона. Атакуя другие европейские столицы, они не считали их ПВО заслуживающей упоминания.