Жалкая жизнь журналиста Журова

Алексей Евсеев

Известие, что молодая жена на даче, не могло не обрадовать: не придется хамить по поводу и без повода, как не раз случалось. Возможно, она набралась хоть какого-то умишка и, узнав, что пожалует пасынок, благоразумно ретировалась… Жаль только, старая домработница семьи, тетя Варя, уехала… Придется обойтись без любимых с детства блюд и чаепитий за разговорами о житейских мелочах.

Журов медленно, с опасением вошел в свою комнату, огляделся. Уф, все по-старому, здесь Светка порядок не наводила! Всё на своих местах: и исцарапанный циркулем письменный стол у окна, и диван, и тумбы с уже устаревшей аппаратурой, а главное, сделанный на заказ открытый стеллаж на всю стену,

беспорядочно забитый книгами! Какое все родное, как греют душу обложки, к которым привык с детства, – оранжевый Майн Рид, зеленый Фенимор Купер… практически вся русская и зарубежная классика, Ожегов, Даль, вперемежку с томами макулатурной серии. А в любое свободное пространство втиснуты номера «Иностранки» и «Нового мира». Журов обожал этот завал! А на книгах с краешка обязательно должно быть немножко пыли. Без пыли никак, потому что тряпкой туда не дотянуться даже тете Варе во время уборки – для этого пришлось бы доставать каждую книгу. «У меня в квартире обязательно будет открытый книжный стеллаж, большой-большой, и никакого стекла!» Журов считал, что порядок в книгах, когда они аккуратно и по размеру расставлены на полках, да еще и за стеклом, бывает лишь у скучных, заурядных и мало читающих людей. Он-то натура творческая.

Быстро управившись с редакционным заданием, Журов еще до вечера вернулся домой. Отец задерживался – неотложные дела в Останкино. Приехать в Москву и сидеть дома? Журов задумался, кому бы позвонить, с кем бы встретиться… решил, кто ближе живет. И не ошибся: совсем рядом, всего через два дома, закадычный друг по летним каникулам, сын замминистра сельского хозяйства, пьяница, балбес и любитель анекдотов собирал компанию на чешское пиво с креветками.

– Ты представляешь, Жур, дают прямо в соседнем магазине! Прихвати бутылок десять!

Эх, Москва, Москва! В Ленинграде ни креветок, ни чешского пива так запросто не дают. Закаленный экзерсисами с коммунистом Солдатовым, Журов к коробке пива прихватил еще и пару водки. Когда она была лишней?

Журов выглядел самым не золотым из собравшихся – так, по крайней мере, он себя ощущал. Все пришедшие были одинаково, ну, с небольшими вариациями, одеты, прямо как сборная СССР на Олимпийских играх – дорогие меховые шапки, добротные дубленки, джинсы, высокие сапоги. Впечатление, что покупалось все в одних и тех же распределителях, скорее всего, так и было. С кем-то Журов корешил давно, кого-то видел впервые. Разговор шел сумбурный, бестолковый, но назвать его глупым язык не поворачивался. Основным раздражителем и объектом для неиссякаемого сарказма служил не столько пришедший к власти Андропов, сколько принятые при нем меры по наведению порядка и дисциплины в стране. Повсюду шастали получившие беспрецедентную власть менты, сажали одного за другим работников торговли и общепита, кошмарили простых людей так, что и на улицу днем не выйти, требовали, чтобы зрители кинотеатров или покупатели в магазинах немедленно возвращались на рабочие места. А когда, как не в рабочее время, рыскать нашему человеку в поисках дефицита?

Атмосфера неспешного застолья резко изменилась, когда пришла новая барышня. Все звали ее Ксюха, но с каким-то особым пиететом. Девушка была коротко подстрижена, невысока ростом, сероглаза, очень мила собой и чем-то походила на симпатичного олененка. Говорила она с приятной хрипотцой и прямо с порога начала отчаянно материться, но из ее уст мат звучал на удивление симпатично и уместно. Юмора она была сногсшибательного, не прошло и пяти минут, как комната сотрясалась от гогота. Когда кончилось пиво, Журов поразился, с какой лихостью олененок глотает водку.

Журов говорил мало,

по большей части тихо посмеивался. Иногда он ловил на себе изучающий Ксюхин взгляд, ему казалось, что смотрела она на него благосклонно, видимо, ввиду его немногословия. За вечер он выдал лишь несколько реплик, когда от дураков и дорог на родине вдруг перешли к спору о музыке. Надо было немедленно разобраться, чей вклад весомее – «Битлз» или «Роллинг Стоунз». Журов отказался от этой ребячьей затеи, а на чей-то вопрос, кого же он больше любит, сдержанно ответил, что Сержа Генсбура. Никому из присутствующих имя француза ни о чем не говорило, но прозвучало солидно и как-то по-эстетски.

После двенадцати все разом засобирались. Надо успеть на метро. Пока прощались, выяснилось, что Ксюха все-таки умудрилась набраться, отпускать ее одну в таком состоянии было стремно. Надо вызывать такси. «В метро меня уж точно не пустят», – лучезарно улыбаясь, сообщила она. Журову бы уйти вместе со всеми, но по просьбе хозяина он задержался, чтобы посадить пьяную барышню в машину.

– Тебе же до дома два шага… и все равно на улицу. И смысл мне выползать на мороз? Будь другом, запихни ее в машину… Только обязательно предупреди водилу, чтоб довез прям до дверей, датая, она всякое может отчебучить…

– Не вопрос.

Битые полчаса по очереди – дай я, у меня рука легкая! – остервенело крутили диск телефона в попытках дозвониться до такси. Напрасно потратили время. Наконец, к нескрываемому облегчению хозяина, Журов решил ловить тачку на улице. Не успели выйти на Горького, как Ксюха с пьяной категоричностью заявила, что ей надо в туалет.

– Тебе плохо?

– Нет, пописать.

Журов раздраженно посмотрел на нее, не могла, что ли, перед выходом сбегать? Возвращаться обратно? Плохая ж примета!

– Пошли ко мне, я в двух шагах живу. Дотерпишь?

Не дожидаясь согласия, он крепко взял девушку за руку и быстро зашагал в сторону дома, буквально волоча ее за собой. Как собачку на поводке.

Судя по тому, что на звук хлопнувшей двери отец вышел в костюме, вернулся он совсем недавно и не успел еще переодеться.

– Отец, мы только на минутку и тут же пойдем. Надо вот барышню на такси посадить.

Ксюха, увидев Журова-старшего, сделала удивленное лицо и чуть тихо пробормотала:

– Прямо-таки ночной повтор программы «Время». Только на дому, – и уже громко и весело: – Добрый вечер, извините за вторжение!

Выйдя из туалета, она как-то сразу преобразилась, как-то подобралась, так что нипочем не догадаться, что еще полчаса назад была совсем никакой.

– А может, на дорожку по рюмочке? – игриво предложил Анатолий Александрович.

– Мы вообще-то спешим.

– С огромным удовольствием! – заявила Ксюха и шустро скинула сапоги, которые совсем недавно с колоссальным усилием всем кагалом на нее натягивали под ее смешки и фривольные комментарии.

Отец широким жестом пригласил Ксюху в гостиную и тут же открыл дверцу стенного бара, плотно заставленного нарядными бутылками.

– Ликер, бальзам, виски, коньяк? – любезно осклабился он.

Светски улыбаясь, обращаясь то к отцу, то к сыну за подтверждением своих слов, Ксюха поинтересовалась:

– А водки у вас случайно не найдется? А то мы из гостей, где именно ее, родную, и давили. Причем на пиво, – зачем-то добавила она. – Мешать не хотелось бы… Все-таки завтра на работу.

У Журова-старшего вытянулось лицо, вот еще одно подтверждение, что сын общается черт-те с кем. И как ему хватает наглости приводить среди ночи столь непотребную девицу. Но марку держать надо, поэтому так же журчаще и не моргнув глазом ответил: