Жалкая жизнь журналиста Журова
Шрифт:
Уже несколько дней Журов не подавал Кароль признаков жизни, в одностороннем порядке устроив себе перерыв в отношениях. Ему же требуется переварить поступившую от отца информацию, хорошенько все взвесить! А потом уж делиться планами. При этом он не испытывал никакого дискомфорта – он же любит ее и верит в совместное будущее. А чтобы будущее было счастливым, ему остается только подтянуться в профессиональном плане. Чтобы соответствовать любимой женщине! И этому, как ни парадоксально, посодействует собственный отец, в очередной раз вломившийся в его личную жизнь. Никакой вины он не испытывал – надо же человеку побыть немного одному, чтобы не поступать опрометчиво! Тающая от любви Ирка тому не помеха…
Лучи солнца мягко грели спины. Надо
На долгое сопротивление Ирку не хватило, от одних его поцелуев она теряла голову… через несколько мгновений она позабыла обо всем на свете. А вот Журов – нет. Сверкать жопой для любопытных он не собирался! Периодически замедляясь, он поднимал голову и внимательно осматривался. Похоже, их никому не видно… Журов был в невиданном ударе, себе на удивление. Ирка же захлебывалась в потоке нежных слов, стонов и всхлипов, распаляя его тем самым все дальше и дальше.
К концу дня оба все-таки перегрелись, от греха подальше свернулись раньше задуманного. Зато попали в «Горку», невзрачный и единственный ресторан в Солнечном, где наспех съели по невкусному горячему. Что отбило малейшее желание там задерживаться. Поехали в летний бар «Домик лесника», где-то между Комарово и Зеленогорском. Вот же удача, там давали финское баночное пиво! Из динамиков, вывешенных на улице, умеренно громко звучал альбом Walls And Bridges Джона Леннона. Какой бармен правильный чувак! Еще и «Винстоном» приторговывал, два рубля за пачку. Вполне по-божески! На деревянном настиле перед входом топталась передовая молодежь, почти все в джинсах и босиком, у многих рубашки завязаны узлом на животе (так круче смотрится!), половина курит «Винстон»! Девушки как на подбор собрались симпатичные и фигуристые, мужики настроены миролюбиво, потребности начистить морду соседу не возникало. Прямо-таки невиданная атмосфера, и выглядит все как-то фирменно! Журов застолбил место на струганых бревнах, заменявших скамейки и окаймляющих настил. Они с Иркой тоже с готовностью разулись, вытряхнули песок. Никто из присутствующих пиво в стаканы не переливал, наоборот, небрежно поглядывая друг на друга, прикладывались к милым сердцу иностранным банкам. Ну, чисто заграница!
Финское пиво, да еще в такой нарядной таре, Журова и подкосило – как можно упустить возможность так правильно нагрузиться! Для полноты картины он уселся на полу, Ирка солидарно пристроилась рядом. В одной руке он держал банку, другой обнимал Ирку за шею, иногда притягивая к себе и целуя куда попало: то в нос, то в брови, то в пышную копну кудряшек. После Джона Леннона бармен поставил «Роллинг Стоунз». Эх, все бы бармены были такими!
Эта хипповая идиллия прервалась лишь в одиннадцать вечера, когда бар, к всеобщему разочарованию, закрылся. Народ неохотно расползался в разных направлениях – кто в соседние дома отдыха, кто в сторону станции или к Приморскому шоссе. Журову же приспичило купаться на Щучьем озере. Голышом. Только как туда добираться, совершенно неясно, пешком-то на ночь глядя не пойдешь, и не близко же. Уговорам не чудить он долго не поддавался, в конце концов все-таки согласился на залив. Народу на берегу собралось предостаточно: жгли костры между камней, повсюду распивали, ну и, естественно, барахтались в воде, нарушая тишину восторженными воплями. И как в такой обстановке купаться голышом? В белые-то ночи? Пришлось Журову смириться, но ненадолго. Пришла другая блажь – найти укромное местечко и повторить недавний подвиг в дюнах. Ирка тоже была пьяна, но легко и смешливо; похоть набычившегося Журова ее не смущала, а если не кривить душой, была даже приятна. Хорошо ли, плохо ли, укромного местечка не нашлось.
Журов вдруг умолк и через минуту захрапел, пока они, плюхнувшись на еще теплый песок, считали появляющиеся на небе звезды. Ирка с шутками и смешками его растормошила, повела к шоссе ловить машину. Вид шатающегося Журова, пьяно размахивающего руками, отпугивал всех водителей, пришлось Ирке самой взяться за дело. Она усадила его в траву, прислонив к сосне, чтобы не сползал, и вскоре сумела договориться за огромные для нее деньги – десятку! Другого выхода не оставалось.
Пока мать с Маринкой на даче, по идее, тут же заснувшего Журова можно везти к себе. Но, увы, мосты уже разведены, – вот ведь ленинградская летняя напасть! – пришлось двигать на Большую Пушкарскую.
В окнах горел свет, значит, Марго дома, что не могло остановить Ирку. Она втащила Журова в парадную и вскоре требовательно вжала палец в звонок. Марго немедленно открыла дверь. Журов глупо улыбался, вися на Ирке, и, как ни старался контролировать дикцию, произнес совсем невнятно:
– Марго! Это моя новая пассия Ирка.
Ирка без всякого смущения, с хорошей такой улыбкой, отважно глядя в глаза, не стала лепетать, как ей приятно и тому подобное, а по-деловому и с должным юмором произнесла:
– Здрасьте! Принимайте груз!
– Ну здравствуйте, Ирина. Меня зовут Маргарита Александровна, я тетя этого охламона.
Зная, что пустое дело, она все-таки не удержалась от замечания: «Как ты мог так напиться в обществе девушки! Какой стыд!» Журов развел руками, полез целоваться, потом попытался рухнуть перед Марго на колени. Никакого стыда он не испытывал, чудесным образом оказавшись дома, пребывал в отменном настроении и веселился как мог! Марго с Иркой дружно затолкали его в ванную. По логике, Ирке следовало бы сделать вид, что спешит домой, но жеманиться она не стала, а как только Марго с благосклонным видом пригласила ее выпить чая, немедленно согласилась. Ирка не раз видела эту симпатичную интеллигентную женщину в буфете у Тамары, та, в свою очередь, тоже обратила внимание на смешливую девушку в ореоле непослушных кудряшек. Какая славная! Когда люди нравятся друг другу, в большом количестве дежурных слов нужды нет; неслыханное дело, Марго сразу обратилась к Ирке на «ты».
– Сейчас схожу за бельем, и постелим тебе здесь на диване. Хоть и на кухне… извини, другого места нет… выспишься за милую душу!
Любая воспитанная девушка должна была вымолвить что-то подобающее моменту и признательно улечься спать, где предложено, но не Ирка, которая без тени смущения отказалась и, поблагодарив, направилась к комнате Журова. Марго оторопела. Затем посмотрела на нее долгим взглядом. Это – не неслыханная наглость, а демонстрация решимости, сделанного выбора. Девочка любит Бориса, что-то подсказывает, что сильно и надолго.
Проснулись поздно, уже за полдень. Журов крайне удивился, обнаружив Ирку в постели, однако тут же предположил, что та перекочевала к нему после ухода Марго на работу. Удивление переросло в изумление, когда прозвучал ответ. Над этим стоит подумать, что-то тут не так:
– Как тебе удалось? Марго абсолютно старых правил… только после женитьбы и все такое.
– Никак. Пожелала ей спокойной ночи и пошла к тебе.
– А она?
– Посмотрела на меня. Внимательно. И все.
– И ничего не сказала?
– Ничего!
Журов не понимал, радоваться ему или нет. Конечно, совсем неплохо было бы иметь возможность оставлять женщин на ночь. Но Кароль же он привести не сможет! А если благосклонность тетки распространялась исключительно на Ирку? И чем она только взяла Марго? А не получится ли, что с этого дня Ирка будет иметь на него особые права и сможет приезжать, когда ей заблагорассудится? Впрочем, вряд ли ей удастся без его согласия. Охомутать себя он не позволит. Так что скорее это плюс.