Жалкая
Шрифт:
— Что за хуйню ты сказал? — отвечаю я, поворачиваясь, чтобы снова наброситься на него.
Фальшивые вспышки насилия заставляют меня чувствовать себя уродом, но всё в моей персоне должно соответствовать образцу. Ленивая речь, несдержанность и вспышки насилия. Это Брейден, так что, по сути, это я.
Глаза Лиама сужаются, его ноздри раздуваются, и он хватает меня за переднюю часть моей рубашки, притягивая к себе.
— Ты не можешь бить по головам людей, которые важнее тебя. Я могу, а ты нет. Понял?
Я вырываюсь из его
— Плевать.
— Иди и приведи себя в порядок, — он смотрит вниз на мою руку. — Господи.
Вздохнув, я встряхиваю запястье и направляюсь в сторону туалетов, чертовски надеясь, что не совершил ошибку, подставив итальянца. Я предполагаю, что если он тусуется на территории Уэстерли, то он не занимает высокого положения в пищевой цепочке, возможно, даже может запрет на работу, если люди узнают, но когда дело касается внутренней работы преступного мира, никогда нельзя быть слишком уверенным.
Я поворачиваю за угол и врезаюсь в тело, мои руки быстро вырываются вперёд и хватают стройные плечи, притягивая их к себе, чтобы удержать нас обоих.
Запястье болит.
Я смотрю вниз и встречаю гневный взгляд карих глаз, подведенных черным.
Эвелин. Какого черта она здесь делает?
— Почему я не удивлена, что вижу тебя? — говорит она, поднимая одну из своих идеально выгнутых бровей. — Что ты здесь делаешь?
Мои глаза впитывают её, запечатлевая мягкие черты её лица и её черную кружевную майку, прикрытую толстовкой, которая расстегнута спереди, оставляя её декольте на всеобщее обозрение.
Стоило уделить им больше внимания, когда у меня был шанс.
— Заблудился.
Она сужает взгляд, прежде чем сделать быстрый и поверхностный вдох, её рука протягивается, чтобы взять меня за запястье.
— Что случилось?
Я поднимаю бровь, удивленный её нежным прикосновением, которое так противоречит стене, которую она воздвигает, когда находится рядом со мной.
— Не думал, что тебя это так волнует, милая.
Она поворачивается, тянет меня к ближайшей двери и открывает её, чтобы мы могли войти в большой кабинет с мебелью из красного дерева и бордовой мебелью.
— Просто нужно убедиться, что ты не истечешь кровью на территории Уэстерли, — бормочет она, толкая меня на один из диванов у стены. — Это плохо для бизнеса.
Я с готовностью падаю назад, мягкая, как масло, ткань настолько удобна, что я погружаюсь в подушки.
— Сиди на месте.
Она указывает на меня, проходя через комнату и направляясь к двери в уборную.
Я, конечно же, не сижу на месте, сразу же вскакиваю и иду к столу, мой взгляд устремляется на открытую дверь личной уборной, а затем обратно, когда я наклоняюсь, чтобы камера могла хорошо рассмотреть столешницу стола. Я ничего не трогаю, и более чем вероятно, что там нет ничего важного, но никогда не знаешь.
— Что ты делаешь?
Голос Эвелин прорывается сквозь туман, заставляя мой желудок подпрыгнуть в горле.
Отступив назад, я
— Шпионю, конечно же.
Она вскидывает брови.
— Я же сказал тебе оставаться на месте.
Я делаю шаг к ней, пока её задница не прижимается к краю стола, а мои бедра — к её.
— И я не собака, которой можно раздавать команды, милая.
Она ухмыляется.
— С этим бы я поспорила.
Мой член дергается, возбуждение воюет с моим мозгом, предупреждая меня держать дистанцию. Мой мозг проигрывает, как, похоже, всегда проигрывает с ней.
— Ты права, — соглашаюсь я, беру свою неповрежденную руку и тянусь к ней, чтобы схватить её за бедро и притянуть к себе. — Скажи мне сесть и вылизать тебя, как хороший мальчик, и я, клянусь, блять, богом, я это сделаю.
У меня текут слюнки даже при мысли о том, какая она на вкус.
Её рот приоткрывается, и я представляю, как мой член проскальзывает между её губами в то время, как её большие карие глаза смотрят на меня, а по моему члену пробегает кольцо на её языке, которого не было у неё в ночь нашей встречи.
— Этот стол стоит больше, чем твоя жизнь, — шепчет она. — А ты весь в крови.
Я выныриваю из своих мыслей, осознавая, что мои пальцы впиваются в её задницу, и я отступаю назад, отпуская её, как будто она подожгла меня, прежде чем посмотреть вниз, где на дереве образовалась небольшая красная лужица.
Господи, что, черт возьми, со мной не так?
Из уст Эвелин вырывается громкий вздох, а затем она снова тянет меня за руку к дивану и толкает меня на него, как тряпичную куклу. Она садится рядом со мной, перетаскивая мою кровоточащую руку к себе на колени. Затем берет аптечку и приступает к работе, заливая рану перекисью водорода.
Жжение проникает сквозь мою кожу и заставляет меня шипеть.
— Ау. Блять.
— Упс, — она смотрит на меня расширенными глазами. — Больно?
Становится тихо, когда она достает антисептик и марлю, очищая рану и промакивая её, ее глаза сфокусированы на поставленной задаче.
Мой желудок сжимается, и я пользуюсь моментом, чтобы посмотреть на неё, действительно посмотреть на неё, снова задаваясь вопросом, что она здесь делает и как она относится к профессии, выбранной её семьей. Печаль проносится в моей груди, когда я думаю обо всем, чем она могла бы стать.
Может быть, ещё не слишком поздно. Может быть, я смогу вытащить её.
— Почему ты солгал мне о своём имени? — спрашивает она, не поднимая глаз от места, где она перевязывает рану.
Моя грудь вздымается.
— По той же причине, по которой ты не назвала мне своё.
Она шумно сглатывает и смотрит на меня сквозь ресницы, её глаза быстро двигаются туда-сюда, как будто она пытается заглянуть за фасад и вытащить мою душу. Её губы раздвигаются, и мой пресс напрягается, воздух становится густым и заполняет пространство между нами, пока не возникает ощущение, что я могу разорваться пополам.