Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
– Почему это происшествие так вас волнует, матушка?
– Потому что, если ОНА делает предсказания, они должны исполняться!
– За это не беспокойтесь. Я уже распорядился – пьяница не доживет до утра.
Мадам Иоланда подняла веер к самым глазам.
До чего же умён её мальчик! Как тонко и глубоко он проник во весь её замысел! Не будь вокруг столько людей, она бы непременно подарила Рене, преисполненный благодарности, горделивый взгляд. Да, порода герцогов Анжуйских только улучшилась с притоком в их жилы арагонской крови! И Рене, несомненно, станет лучшим представителем
– Когда всё случится – дай мне знать. Я позабочусь, чтобы происшествие не осталось незамеченным, – тихо произнесла герцогиня и опустила веер, являя залу холодное, бесстрастное лицо.
В то же самое время, в двух шагах от мадам Иоланды и её сына, Артюр де Ришемон, протолкавшись к Алансону и сделав знак своим оруженосцам встать так, чтобы никто не смог их подслушать, зашептал герцогу в самое ухо:
– Не вижу в лице этой девушки никакого сходства с теми.., ну, вы понимаете.., на кого она должна быть похожа!
Полные азарта глаза молодого герцога весело сверкнули.
– Отчего же… Она мила. А ваш кузен, Луи Орлеанский тоже, говорят, был хорош собой.
– Ах, оставьте! – раздражённо дёрнулся Ришемон. – Не думаю, что вам больше моего хочется оставаться в дураках! От мадам герцогини ожидать можно чего угодно!
– Тише, сударь, тише!
Герцог Алансонский по-прежнему весело осмотрел зал.
– Не понимаю, что вам не нравится, Ришемон? Всё прошло – лучше не придумать! Не знаю, где стояли вы, но я был прямо перед дофином, и поклясться готов, что она сама его узнала!
– И, что это по-вашему? Чудо?!
– Чудом это вполне можно назвать. Но можно и голосом крови, верно?
Алансон мечтательно прикрыл глаза.
– Ах, была бы у меня армия! Уже утром герольды помчались бы в лагерь с благой вестью. И, клянусь Богом, Ришемон, вечером моих солдат было бы не остановить от сражения за своего господина.
Мессир Артюр сердито пробормотал что-то неразборчивое и посмотрел на галерею. Туда, где в отблесках факельного огня угадывались фигуры дофина и Жанны, словно намеченные красно-оранжевыми штрихами.
– Что, что? – не понял его бормотания Алансон.
– Я говорю, поживём, увидим, – отчеканил, не оборачиваясь, Ришемон.
В сумрачной галерее мир словно разделился надвое. По одну сторону, затянутые мраком окрестности, где лишь поблескивала лунным отражением река, недавно вскрывшаяся ото льда. А по другую – ярко освещённый мирок каминного зала, в котором растревоженным водоворотом кружили люди, похожие отсюда на цветной, пёстрый, но плоский гобелен, знакомый с детства, и скрывающий некую запретную дверь. Шарль чувствовал это, не пытаясь сформировать чувства в чёткие мысли. Он знал только одно – происходит то, о чём в полную силу боялся даже мечтать. И девушка перед ним, хоть пока ещё и робко, но всё же заставляла с уверенностью думать – завтра по одну сторону от него мрак рассеется, а по другую рухнет наконец этот пыльный гобеленовый полог и дверь в новую жизнь всё-таки откроется!…
Жанна, по особенному, бережно потянулась к его ладоням и, словно успокаивая,
Шарль задрожал, чувствуя одновременно, как перетекает в него через эти ладони новое, не испытываемое до сих пор, спокойствие. Он бы мог сравнить это с теми ощущениями, которые вызвали в нём когда-то первые материнские заботы герцогини Анжуйской… Но с тех пор он столько раз обманывался…
– Я боюсь снова обмануться.., – прошептал дофин почти против воли.
Это было тайным, доверяемым только молитве, и не произносимым вслух никогда…
– Ничего больше не бойтесь!
Голос у девушки уверенный, идущий, будто бы, из его собственной души…
– Вы единственный законный король Франции, угодный Богу,..
Она, неотрывно смотрела дофину в глаза.
– Да, да, – зашептал в ответ Шарль. – Но откуда ты знаешь? Откуда… Неужели сам Господь?!… Но почему тебе, а не мне, напрямую?! Кто ты?
– Голос Бога – это озарение. Оно не спускается в мир, где царят ложь и злоба, как солнечные лучи не могут осветить болото изнутри. Вас заставили жить в таком болоте, потому что вы заметны и на виду у всех. Я же не знаю ни отца, ни матери. С раннего детства меня, забавы ради, обучили ездить верхом и стрелять из лука. Но потом.., я же писала в своём письме… Потом всё неясное, что жило в моей душе и волновало, обрело смысл и цель! Я давно чувствую, что призвана спасти вас и королевство, но услышала это несколько лет назад от той, которая действительно слышит Бога…
– Да, да, – снова кивал Шарль, слушая и не слыша до конца.
Слова этой девушки были сейчас всего лишь обрамлением того, главного, что уже свершилось. И слова о написанном письме прошли по задворкам сознания слабым воспоминанием – да, что-то такое было. Но так ли уж это важно? Он – король! Вот и ответ на его молитву! И теперь, даже перед самим собой, в самые сокровенные минуты, он, Шарль – ничтожный бастард, из последних сил отстаивающий свои права – может, не кривя душой, сказать: Господь желает, чтобы Я правил!
– Проси, что хочешь! – пылко сказал он, прерывая Жанну на полу слове. – Я дам тебе всё, чтобы ты выполнила Божью волю!
Глаза девушки наполнились слезами.
– Дайте мне спасти вас, дофин. И короновать, как положено…
В зале кто-то чему-то засмеялся и Шарль вздрогнул, как от пощечины.
Быстро взглянул на Жанну – заметила ли.., поняла ли?.. Сразу увидел – да, поняла. Но поняла без жалости, с которой понимали, обычно, Танги и матушка, и все те, кого он считал близкими, и кто, на деле, никогда не был ему ближе, чем эта девушка, понимающая всё таким, каким оно и было…
– Только я спасу вас, – добавила она.
– Да. Да. Только ты!..
Шарль крепко взял Жанну за руку и повёл в зал. Все разговоры там мгновенно стихли, а все лица повернулись к ним с явным ожиданием – что же дальше?
«Это они только ради неё», – в последний раз подумал в Шарле прежний дофин.
А новый король, с лёгким раздражением на прежнего, громко объявил:
– Я верю этой девушке! И отныне во всём буду следовать одной лишь воле Господней, которая велит МНЕ быть королём!