Жажда смерти
Шрифт:
— Да, может, и не переходили вовсе, — многозначительно заметил Калошин. — Может, и не в вас тут проблема.
— А в ком же? — поднял брови Храповицкий. Калошин не ответил.
— Дайте мне разобраться, — уклончиво проговорил он. — Есть у меня кое-какие соображения по этому поводу. Попробую что-нибудь предпринять.
Когда Храповицкий уже был в дверях, Калошин окликнул его:
— А Лисецкого вы, значит, пустым фантазером считаете? — осведомился он с любопытством. — Выдумщиком?
Храповицкому уже было не до Лисецкого. Он не мог оставаться здесь ни минутой дольше.
—
— Ну, значит, до настоящей драки с ним не дойдет, — подвел итог Калошин. — Значит, легким испугом он отделается. Ну, и то ладно.
6
Телефон зазвонил только после обеда. Я схватил трубку.
— Алло? — сказал я, но ответа не последовало. Вместо этого до меня донесся обрывок разговора.
— Да нет, — настойчиво убеждал кого-то Храповицкий. — Никакой он не уголовник. Просто у парня было трудное детство. Рано осиротел, в детдоме воспитывался. Отсюда и манеры такие: ест руками, чавкает, на пол плюет, не моется. Словарный запас ограниченный. Женщин под столом за коленки хватает.
— Ты о ком? — осторожно поинтересовался я, впечатленный нарисованным портретом.
— Ой! — притворно спохватился он. — Я и не знал, что ты слушаешь! Да я тут за тебя заступаюсь. Ленке доказываю, что не такой уж ты грубиян, как кажешься.
Даже в эти полные волнений дни Храповицкий старался не нарушать графика встреч со своим гаремом и по очереди брал своих женщин в Москву. Во время деловых переговоров они дожидались его в машине, а награждались за терпение совместным походом по магазинам, ворохом купленной одежды, золотыми безделушками и обедом в модном ресторане.
Причем если он летел с одной, то, считая свой супружеский долг выполненным, ночевать ехал к другой.
Я расслышал смех Лены и ее писк: «Я этого не говорила!» Судя по всему, они ехали в машине. Приглушенно играла музыка.
— Говорила-говорила, — заверил меня Храповицкий. — Просто она не думала, что я тебе передам. Еще она сказала, что ты алкоголик и бабник. И что дурно на меня влияешь.
Такого рода привычные розыгрыши означали, что он находится в превосходном настроении.
— Судя по всему, встреча прошла удачно, — предположил я, удержавшись от соблазна охарактеризовать в ответ безупречные манеры Храповицкого.
— Нормально прошла, — согласился он как-то неопределенно. — Прослушал я развернутый доклад про судьбы Родины. Кстати, ты не знаешь, почему, когда мне начинают рассказывать о судьбах Родины, у меня возникает предчувствие, что с меня потребуют никак не меньше лимона? Подозрительный я какой-то стал.
— Обычное явление в старости, — утешил я. — А жадным ты был всегда.
— Да, — вздохнул Храповицкий. — Выходит, правильно, что я Ленку послушался и тебя с собой не взял. А то бы ты к его секретарше пристал. Она, кстати, страшная и толстая. В твоем вкусе. Изнасиловал бы ее. Мне кажется, он бы обиделся.
— Да можешь ты толком сказать, до чего вы договорились? — заорал я.
Помня о том, что наши телефоны прослушиваются, мы оба избегали называть имя Калошина.
— На столе бы изнасиловал, — резвился Храповицкий. — Пожилая, между прочим, женщина.
— Ну, слава Богу! — воскликнул я с облегчением.
Тяжкий груз наконец-то свалился с моих плеч. Вмешательство Калошина автоматически означало конец наших злоключений.
— Там, правда, момент один был неприятный, — замялся Храповицкий, на мгновение оставляя шутливый тон. — Скользкая тема возникла. Впрочем, ладно. Не буду по телефону. Потом расскажу. Ты только не напивайся сразу! Меня подожди. Я сейчас к Ване заскочу, поблагодарю — и на самолет. Кстати, что там с нашим терпилой?
Так он теперь именовал Пахом Пахомыча.
— Перенесли на завтра. Но дали слово все решить.
— А почему не сегодня?
— Потом объясню, — ответил я, не желая входить в подробности по телефону.
— Завтра — тоже неплохо, — подумав, согласился Храповицкий. — Он, помнится, все похудеть мечтал. Может, теперь получится.
— Какой ты заботливый! — не удержался я.
— Тоже заметил? — подхватил он. — Я вообще с детства животных люблю. С собаками вожусь, тебя вот пытаюсь чему-то научить. Ленку дрессирую. Ай! Ты что дерешься? Я же в хорошем смысле.
Эта реплика была обращена не ко мне. Он был вне пределов моей досягаемости.
— Егорушку нашего он, между прочим, не больно жалует.
— Не он один, — хмыкнул я.
— Это потому что вы нетерпимые, — притворно заступился за губернатора Храповицкий. — Тяжело мне с вами.
Заезженная пластинка про храповицкое мученичество была мне до оскомины знакома.
7
В конце рабочего дня, ближе к семи, Плохиш и Сырцов сидели в кабинете директора одной из принадлежавших Плохишу забегаловок, неподалеку от железнодорожного вокзала.
Плохиш предпочитал не распространяться на стороне о своих забегаловках. Он их немного стеснялся. Храповицкому и его компании Плохиш неизменно демонстрировал свое пренебрежение к подобным заведениям и именовал их не иначе как «тошниловками». Но дорогих ресторанов упорно не открывал, считая это невыгодным. Клиентура в его кафешках была самая заурядная: шумные студенты, подвыпившие хвастливые ларечники и вульгарные девушки. Здесь не давали на чай, не предъявляли претензий к качеству блюд, зато знакомились между собой легко, напивались быстро и даже танцевали. Так что столы никогда не пустовали.
Но втайне свои забегаловки Плохиш любил. Во-первых, они приносили ему хороший доход. На круг выходило не меньше сотни тысяч долларов в месяц. Это не считая проституток и вокзальных «кидал», которые, ошиваясь здесь, платили Плохишу за крышу. Во-вторых, в своих «тошниловках» Плохиш отдыхал душой от каждодневного напряжения. Тут он был хозяином, и ему не нужно было притворяться и заискивать, как он это делал, общаясь с губернатором или Храповицким.
Он с удовольствием заскакивал сюда, наводил порядок и беззлобно покрикивал на туповатых, нерасторопных официанток, работавших за мизерную плату. Те испуганно таращили на него глаза, но продолжали все делать невпопад.