Жажда. Роман о мести, деньгах и любви
Шрифт:
Саперы не только ищут мины, они их также и ставят. Мемзер обезвреживал те мины, что ставил против него и прочих американцев вьетнамец по имени Нам Кам, партизанская часть которого была расположена всего в двадцати шести километрах от американской базы в деревеньке Мхетнань. У американцев деревенька считалась мирной, они ездили туда утолять физиологические потребности и вмазываться наркотой. В деревеньке работало два сносных бара, набитых девками и выпивкой, героин можно было купить почти в открытую, а такая мелочь, как травка, курилась вместо табака повсюду, и считалось даже, что именно в прибрежном Дананге растет марихуана особенного, высшего сорта, какого не сыщешь во всем этом чертовом Вьетнаме, чтобы он провалился в преисподнюю, где черти с вертолетов лихо брызжутся
Однажды случилось несчастье: нашли американского сержанта по фамилии Хикс, причем нашли его, злодейски кастрированного, без ушей и с бамбуковой палкой, вбитой в задницу. Хикс был найден возле деревни, ситуация была спорной, жители деревеньки собрали делегацию и прислали на базу парламентеров, утверждая, что нет среди них такого злодея, кто мог бы так поступить со злосчастным сержантом, но все было бесполезно, и взбешенные потерей боевого товарища американцы решили устроить форменную расправу. Той же ночью деревня была блокирована со всех сторон, кроме малярийного болота, в которое никто не хотел лезть, а отделение Мемзера поставило на пути к болоту такой минный частокол, что и по сей день оставшиеся в живых ветераны лишь качают головой, недоумевая, как за весьма короткий срок им удалось настолько плотно заминировать такую немаленькую территорию. После того как они поставили мины, отделение Мемзера присоединилось к остальным охотникам, многие из которых были как минимум накурены, и в деревеньке началась зачистка. Врывались в каждый дом, искали оружие, убивали, жгли, многие были под кайфом еще более сильным, кровь била в одуревшую голову, и берегов они не ведали. Мемзеру сделалось гнусно, а после того как рядовой Таккер вытащил из хижинки за волосы какую-то вопящую старуху и прикончил ее очередью в голову, Мемзера вырвало и он побежал куда-то, не разбирая дороги, лишь бы скрыться из этого ада. И нигде он не мог укрыться, везде происходило что-то подобное тому, что проделал на его глазах Таккер, и лишь на самом краю деревни он смог, наконец, перевести дух и осмотреться. Возле крохотной, похожей на все остальные, хижины с соломенной крышей оказался рядовой Мемзер, прислонился спиной к ее стене и так просидел, покуда не настало утро, погрузившее всю деревню в кровавый туман. Вместе с рассветом утихли и выстрелы, наступила тишина, а Мемзер все сидел, невидяще смотря перед собой и опирась на свою винтовку, и в голове его вертелась только одна мысль: «Вот как, оказывается, сходят с ума». А потом из хижины вышла женщина с ребенком, мальчиком лет восьми, мальчик заметил Мемзера и бросил в него чем-то, прежде зажатым в кулачке, и Мемзер увидел, что возле его ног лежит запал от динамитной шашки.
Дом этой женщины обыскали и нашли динамит, патроны и прочее. Тогда ее арестовали, отвезли на базу и посадили в тюрьму, а дом сожгли как дом пособницы вьетконговцев. Так уж получилось, что ночным часовым, охранявшим тюрьму, назначен был именно Джордж Мемзер. Он сидел в караулке и писал письмо матери, когда в дверь сперва постучались, а затем в караулку вошел вьетнамец примерно одних с Мемзером лет, невысокий и щупленький, как и все вьетнамцы, и молча положил на стол толстую пачку долларов. Вначале, увидев вьетнамца, Мемзер беспокойства не ощутил: этот доходяга был ему знаком и постоянно крутился возле базы, никто его не прогонял. Жора даже как-то подумал, что это, наверное, связной или разведчик, иначе что ему делать в таком месте. Лишь когда вьетнамец выложил свои доллары, Мемзер с недоумением на него уставился:
– Ты чего, приятель? Хочешь, чтобы я положил твои баксы в Бэнк оф Америка и высылал тебе проценты по голубиной почте? – доброжелательно спросил Мемзер и покосился на открытый ящик стола, где лежал пистолет.
– Отпусти. Мой жена. Возьми деньги. Отпусти... – залопотал вьетнамец, двигая пачку долларов поближе к Мемзеру.
– Хочешь сказать, что твоя жена из сожженного дома? – сразу догадался Мемзер и, выхватив пистолет из ящика, наставил его на вьетнамца. – А ты тогда кто?
– Мой зовут Нам Кам, – просто сказал вьетнамец, не обращая внимания на пистолет. – Я партизан.
– Вот
– Русский? Говорите по-русски, товарищ? – «причесывал» вьетнамец почти без акцента и куда лучше, чем по-английски.
Тут настала пора удивляться Мемзеру. Затею с наручниками он временно отменил и, продолжая держать русскоязычного вьетнамца на мушке армейского кольта сорок пятого калибра, спросил, откуда тот знает язык.
– Я учился в Москве! – гордо заявил вьетнамец. – Мир, дружба, Ленин!
– А здесь ты что делаешь? – немного обескураженно спросил Мемзер.
– Воюю против янки и продаю им дурь, – просто ответил тот и добавил: – Товарищ.
– Да какой я тебе... тьфу ты! Вот же интернационализм до чего доводит! В американской армии встретить красного партизана, чью жену я арестовал, а он стоит передо мной, говорит по-русски и предлагает мне взятку из денег, которые получил за дурь, проданную моим сослуживцам, да еще вдобавок называет меня товарищем!
– Товарищ, товарищ, – закивал вьетнамец, – у нас большой завод, делает дурь, покупают янки, дают деньги, мы покупаем оружие, стреляем в янки. Отпусти жену, очень прошу.
– Нет, – Жора решительно мотнул головой. – Иди, пока цел. Раз ты почти москвич, можно сказать, мой земляк, я тебя не трону, уходи.
– Не надо, не гони, – вьетнамец понял, что разбудить в этом, по всей видимости, иммигранте дух коминтерновской солидарности вряд ли удастся, и предложил: – Можем делать бизнес вместе, можешь очень хорошо заработать, приедешь в Америку богатым.
– Забавно, – Жора почувствовал вдруг, что тому нет резона его сейчас обманывать, и опустил пистолет. – Ну, рассказывай.
О том, как рядовой саперного отделения Джордж Мемзер стал в американском контингенте войск влиятельным человеком, стоит сказать пару слов. Двести тридцать дней он выкапывал из земли мины по бумажкам, нарисованным Нам Камом, снабжал его наркотой сослуживцев и получил за свою службу три медали, а на двести тридцать первый день его забрали в военную полицию. После длинной беседы его отпустили, он был переведен в курьерский отдел при штабе, и это отныне позволяло ему перемещаться по всем разбросаным в стране военным базам. В армии среди солдат и офицеров давно уже велись разговоры о нежелании и дальше оставаться пушечным мясом, многие находились на грани и спасение искали в наркотиках. Столько наркоманов, сколько было среди военнослужащих тогда, во Вьетнаме, не было больше ни в одной армии мира и, наверное, уже никогда не будет. Мемзер перевозил партии товара с курьерской почтой, а на должность эту его пристроил высокий чин из штаба, имевший теперь, после беседы с арестованным рядовым Мемзером, большой интерес в их с Намом деле. Но все это были сущие крохи в сравнении с планом, разработанным на встрече генерала, Мемзера и Нам Кама.
– Война рано или поздно закончится, в сенате полно горлопанов, которые хотят ее прекратить, – начал генерал, – и нам с этим парнем, – он ткнул пальцем в Мемзера, – придется убраться. И хорошо, пусть заканчивается, но вместе с войной прекратится и бизнес. В Штатах полно хиппи, которые травятся мексиканской поганью, а здесь товар чище и для одной дозы его нужно в пятнадцать раз меньше. Мы организуем отправку транспортной авиацией, прямо из Сайгона. Нам Кам обеспечит производство и контроль качества. Самое главное, чтобы качество всегда оставалось неизменным, Нам Кам за это в ответе. Я прикрываю бизнес здесь до тех пор, пока идет война, пока не начнется вывод войск.
– А что должен делать я? – с тревогой спросил Мемзер.
– А ты, парень, собирайся домой в Нью-Йорк. Станешь там принимать товар и возьмешь на себя реализацию. В сущности, – генерал с силой потер горло, словно освобождаясь от панциря, – на тебе будет лежать самая ответственная часть – это продажа, получение денег, их отправка сюда и вложение туда, куда я тебе укажу. Если все пойдет хорошо, то мы с тобой быстро перестанем быть рядовыми американцами.
– А меня, значит, бросите? – мрачно подытожил речь генерала Нам Кам.