Жажда. Роман о мести, деньгах и любви
Шрифт:
– Бред какой-то, – пробормотал Сергей и поменял дату на часах.
Он сидел в стеклянной конторке, в пенальчике, оборудованном, как и сотня таких же конторок и пенальчиков поблизости. Ничего особенного не произошло: дядя лишь привез его в свое учреждение, отыскал ему место посреди большого зала, наполненного клерками в белоснежных рубашках:
– Ну вот, будешь сидеть здесь, вникать в суть вещей, – Мемзер положил ему на плечо свою широкую, жаркую ладонь и чуть нажал: «садись». – Сейчас приведу тебе наставника.
Он вернулся спустя минуту в компании субтильного человека с высокими залысинами.
– Денис, вот, поручаю тебе заботу и покровительство над моим
Денис, выказывая умеренное почтение перед родственником хозяина, принялся объяснять суть работы, показавшейся Сергею отвратительной и чрезвычайно тупой. Нужно было каждые полчаса проверять данные, поступающие с мировых бирж, заносить их в особенную программу, которая по своему разумению выдавала прогнозы. И все, на этом его работа заканчивалась. Он ухватил все довольно быстро, продемонстрировал Денису свежие свои умения, и тот остался доволен, отошел и занял место где-то неподалеку. Сергей после его ухода осмотрелся, переставил все на свой лад, увидел завтрашнее число на календаре, удивился, поменял дату, поглядел на часы и помрачнел.
– Что-нибудь не так? – Денис уже был тут как тут, по-своему отреагировав на хмурое выражение лица своего подопечного, и излучал желание помочь.
– Нет, все нормально, просто вот часы и календарь... Одним словом, какое сегодня число?
– Семнадцатое, – бесстрастно ответил Денис.
– Не может быть! – Сергей почти прокричал это «не может быть», испугался собственного голоса и втянул голову в плечи. – Я хотел сказать, как быстро летит время, – нашелся он, и Денис улыбнулся, произнес свое обычное «зовите, если что» и скрылся.
«Вчера было пятнадцатое, сегодня, стало быть, шестнадцатое. Но на самом-то деле семнадцатое! Куда же пропал целый день?»
Чем больше он размышлял об этом изчезнувшем дне, тем более беспомощно себя чувствовал. Сущее наваждение, дурное чудо, произошедшее с тобой без твоего ведома, – это отдает близким симптомом сумасшествия. Он вспомнил дорогу, какого-то рыжего в белом халате, лифт, мелькающие перед глазами лампочки, словно Солнце бешено вращалось вокруг Земли, а он лежал, вытянув руки вдоль тела, и безучастно наблюдал, как лампочки мелькали перед глазами, словно Солнце бешено вращалось, а он лежал, и все было ему безразлично, и он лишь видел, как лампочки...
– Сергей! – Денис аккуратно тормошил его, навалившегося на стол, уснувшего. – С вами все в порядке?
– Что? Кто? Ах! – Сергей вскочил и тут же поспешил сесть обратно. Виски давило, словно вокруг головы кто-то медленно закручивал узловатую веревку. Сколько же он спал?
– Вы в порядке? Вы очень бледны, вам плохо? Может быть, мне позвать кого-то? – Денис был очень напуган, Сергей машинально отметил, как тряслись его руки. Боль отступала волнами, высвобождая сушу, конкретику...
– Сколько я спал?
– Не знаю. Я решил заглянуть, посмотреть, как идут дела, и вот... Я очень испугался, даже хотел уже заорать, позвать на помощь. Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно. Я, наверное, не выспался. Не надо никого звать, я в порядке. И я прошу дяде ничего не рассказывать, хорошо? Незачем его волновать по пустякам.
Остаток дня прошел спокойно, в шесть часов все опустело, и Сергей хотел было зайти к Мемзеру, но тот был чрезвычайно занят, и юноша отправился домой. Его первый рабочий день оказался тусклым и не запомнился ничем, кроме этого неожиданного провала в скоротечный сон и дурных шуток памяти, прежде
Зато вот улица показалась желанной, манящей как никогда. Он понял, что недооценивал ее, ему вдруг впервые понравилась уличная суета и поток прохожих, в который он с наслаждением влился, и даже давка в метрополитене была какой-то особенной, воспринятой им как забавный аттракцион. Он не чувствовал усталости, которая, бывало, посещала его под вечер, и за плечами у него висел рюкзак, полный чувства возвращенного долга. Первый день в конторе дядюшки, такой серый, такой долгий и невзрачный, обернулся невероятным счастьем, закончившись. Никаких особенных планов на вечер не было, он вздумал было позвонить той танцовщице, но вспомнил Наташу, решил, что хватит ему еще приключений, ведь все только начинается, и поехал в дом дядюшки.
На улице мела метель, густая и по-московски синяя, чудесная. Он шел нараспашку и, раскрыв рот, как птенец, ловил снежинки. Вот их дверь, звонок улетел за лакеем, над головой загорелся прожектор, осветив его, раздался зуммер, он взялся за массивную ручку, открыл. Наташа сама встретила его, она была одна, лакей был отпущен по причине зубной боли, она никого не ждала, скучала, не зная, чем себя занять, и ей показалось, что появление этого малыша пришлось как нельзя кстати. Она была ему по настоящему, искренне рада, но, конечно же, самым тщательным образом свою искренность скрыла. Таковы игры, в которые зачем-то играют люди, и Наташа отстраненно протянула ему руку, едва ответила на его рукопожатие, равнодушным (о! – это было нелегко) голосом пригласила подняться в столовую. Он смотрел, как она, поднимаясь, виляла бедрами, и хотя был юн, все же понял, что амплитуду она явно завышает. То же магическое покачивание сохранилось у нее и при переходе в горизонтальную плоскость, по пути в столовую. Она не оборачивалась, она все прекрасно знала, все понимала, и ей действительно немного хотелось увидеть сейчас его разгоряченные (она была в этом уверена) похотью глаза, но позволить себе малейший поворот головы означало поломать всю игру. К тому же она понимала, что должна показать ему: она сердится. Она не простила это не согласованное с ней бегство. Конечно, муж рассказал ей о тривиальном вечере, состоящем из посещения вечернего офиса и ужина, но кто их знает, этих воссоединившихся родственников? Покрывают друг друга, а сами небось... Она не стала додумывать, к тому же они уже пришли.
– Чаю? – он кивнул, она подвинула ему кружку, блюдо со сладостями, подперла голову руками:
– Как первый день?
– О! Все прекрасно! Я ухитрился заснуть!
И все, что она выстраивала, все, что ей хотелось высказать с замечательным сарказмом, мгновенно проникнуть в его душу, увидеть муть истины, поднятую с глазного дна, все в мгновенье рухнуло. Она не выдержала, рассмеялась и тем сломала весь свой замысел.
– Заснул?!
– Ну да, – Сергей обжегся чаем, и его гримасу Наташа приняла за милое кривлянье, что вызвало новый приступ смеха. Теперь о том, чтобы учинить допрос с пристрастием, нечего было и думать. И они принялись болтать о какой-то ерунде, и она тоже налила себе чаю, хотя прежде не собиралась пить. Сергей рассказал ей про взрыв, о чем прежде никогда не упоминал, и Наташа сама удивилась тому, как сильно и болезненно несколько раз отозвалось ее сердце. Когда он начал вспоминать о Сочи, о своем детстве, открыл ей секрет своего особенного места на берегу, она с чрезвычайным удивлением поняла, что влюблена. Это пришло совсем легко, как сон в летнюю ночь, как весна, наступившая уже окончательно, и по календарю, и явно. И Наташа обрадовалась этой любви. Она и ждала ее, как ждут весну, которая давно должна наступить, а все не наступает, и кажется, что вот-вот, еще один день, еще одна неделя...