Железная скорлупа
Шрифт:
– За Сноудон!!!
Земля дрожит от дружного топота, людская волна, отшвырнув черного рыцаря, схлестывается с монстрами. Чудовища рычат от боли: на Безголовые Тела набрасываются группами, виснут, как собаки на медведе, и великаны грузно оседают, на мускулистых торсах зияют ужасные раны. Головы мертвяков исчезают в ошметках синей плоти и острых обломках костей. Темная армия дрогнула.
Торжественно поют монахи, и лучи солнца ударяют золотыми копьями в черную землю, в крыльях горгулий дымятся дыры, твари падают наземь, затаптываемые конями
Инконню выдергивает меч, сражает еще одно Безголовое Тело. Защитники Сноудона теснят монстров. От пения монахов небо светлеет, солнечные лучи гладят лица воинов, будто пальцы Господа.
С грохотом обламывается кусок стены, камни рушатся, сминая нескольких чудовищ. Дракон выплевывает огненную струю, растекающуюся пылающим облаком, затем расправляет крылья и пронзительно кричит, змеиным взглядом холодно осматривая замерших людей.
С демоническим хохотом мелькнув в воздухе, серые тени врезаются в ряды солдат, и в грязь, размокшую от крови, тяжко падают головы сноудонцев. Глаза одержимых горят мрачным огнем. Люди вновь отступают, падают, обливаясь кровью.
Пение монахов становится громче, но в нем слышатся печальные нотки. Вокруг одержимых сгущаются воздушные облачка, злых духов всасывает в кисейные коконы, и злобные существа с мерзкими криками начинают кружить внутри, как комары под стеклянным колпаком. С легким хлопком коконы исчезают, и в воздухе начинают таять отголоски отчаянных криков.
Чайльд вздрагивает, прячет лицо в гриву коня. Лонфол, отогнав зомби, обеспокоенно кладет ладонь на плечо седого рыцаря. Чайльд резко выпрямляется, ударяет мечом, как копьем. Лонфол, захлебнувшись кровью, падает под копыта, и синие руки жадно утаскивают его вглубь темного войска.
Инконню с ужасом смотрит на Чайльда, осыпающего соратников градом коварных ударов: рыцари шатаются в седлах, броня скрежещет. Юноша с болью направляет коня к седому рыцарю, скрещивает с ним мечи.
Лицо Чайльда скрыто шлемом, Инконню различает лишь пустой взгляд в смотровой щели.
Инконню не в силах сдержать слезы, правая рука подчиняется неохотно, а Чайльд остервенело рубит, давит. Наконец Инконню встречным ударом щита сминает седому рыцарю забрало. Чайльд прогибается, руки разбросаны, но через миг осанка приобретает хищную стройность, а изо рта вылетает жуткое шипение.
Клинок Инконню лижет его шею, и седой рыцарь замирает. Конвульсии сбрасывают его наземь, из тела вылетает серый комок, со злобным криком начинает кружить над головой. Солнечный луч прошивает его, как медузу, и с коротким вскриком и мягким хлопком дух исчезает. Инконню, глядя на павшего Чайльда, задыхается от рыданий.
Под лапами дракона камни превращаются в пыль, толчком упругих ног выломав огромный кусок стены, завалившей группу Безголовых Тел, он взмывает к небу, пробитому солнечными лучами, над его головой, гнусно каркая, порхает ворон.
Столпом огня гадина слизывает без разбора мантикор и пикинеров. Страшно пахнет горелым мясом. Опаленные бешено катятся по земле, раздирая горло жуткими криками.
– Дракон! – кричат люли в суеверном ужасе. – Дракон!!!
Пение монахов становится грозным, и крылатого змея охватывает бледное пламя – шипит, плавясь, чешуя. От жуткого рева лопаются барабанные перепонки, и люди падают, зажимая уши, меж пальцев сочится кровь.
Дракон немыслимым кульбитом вырывается из облака горящего воздуха, змеиный взор злобно упирается в группу неказистых людишек, а золотой крест горит маяком. Ворон с азартным карком кидается вслед за чешуйчатым летуном, но случайная стрела пронзает его насквозь, и птица взрывается россыпью перьев.
Инконню с ужасом видит, что дымящийся дракон рухнул прямо перед святыми людьми и ревущее пламя охватило темные рясы. Песнь обрывается, прорехи в тучах затягиваются, и сгущается тьма. Крест померк, обугленное древко сломано, и золото осквернено грязью.
Из всех монахов в живых остался только один. Дракон игриво припадает на задние лапы перед человечишкой в рясе. Инконню пришпоривает коня, краем глаза следит за черным рыцарем, тот моргенштерном раскалывает щиты, вбивает головы в плечи.
«Позже!» – стискивает зубы рыцарь.
Монах отступает перед хищной пастью, его лицо сосредоточено, взгляд спокоен. Ладони сложены, и дракон внимает молитве.
– Domini… Domini…
Воздух перед пастью плавится крупными ломтями, дракон дергает шеей, продавливая незримый барьер, озаряя лицо монаха огненным блеском глаз. Инконню стискивает рукоять меча.
Обрубок мертвеца, оскалив пасть, хватает жеребца за ногу, животное визжит от страха, копытами взрывая землю. Инконню выбрасывает из седла, как камень из катапульты. Чешуйчатая глыба бросается в лицо, рыцарь выставляет меч, и острие со скрипом втискивается в стык драконьего хребта и черепа. Клинок, как якорь, останавливает полет дракона.
На шлем плещет кровь, затекая в смотровую щель, Инконню, морщась, отползает от агонизирующей твари. Остервенело крича, подлетают мечники, испещрив шею змея красными ущельями, отделяют голову от дрожащего тела. Последний судорожный взмах потрепанных крыльев сшибает с ног нескольких пехотинцев.
«Трудно блюсти благородство и достоинство в настоящем бою, – проносится воспаленная мысль при виде нечеловеческих оскалов мечников. – Смешно устанавливать правила убийства. Понятно, почему благородство сияет на турнирах…»
Между тем монах, быстро придя в себя, поднимает из грязи крест с обгорелым древком, и золото вспыхивает рьяным светом. Мелодичное пение монаха вдохновляет рыцаря на новые подвиги. Инконню, вытащив окровавленный меч из отрубленной головы дракона, тяжело взбирается в седло.
У ворот кипит ожесточенная схватка, никто не может взять верх, льются ручьи крови. Инконню натягивает поводья. Ледяное дуновение в затылок заставляет пригнуться – мимо пролетает шар моргенштерна, шип со скрежетом оставляет на шлеме глубокую царапину.