Железный Густав
Шрифт:
На кованые ворота грузовик просто наезжает. Наружные двери, разумеется, заперты не на один запор, но с ними канителиться нечего!
— Правильно, Эде, подвесь гранату к дверной ручке и выдерни чеку. Сейчас мы это обстряпаем! Эйген, двинь-ка свою маруху по роже! Нашла время орать! Тррах! Бумм! Путь открыт, прошу входить! Вот когда пришло наше времечко!.. Весело живется разбойникам в лесу — тра-ля-ля, тра-ля-ля, траля! Ага, все почтенное семейство в сборе? Добрый вечер, господин барон, — господин граф, честь имею, небольшой обыск по поручению рейхсканцлера Эберта. Хотя, может быть, еще принца Максе, маленькая неточность
— Итак, уважаемые господа, давайте внесем в дело некоторый порядок. Попросим всех дам гуртом спуститься в угольный подвала. Да не пищи ты, старая дура, у меня тоже нервы! Ишь как разжирела, небось маслице на черном рынке покупали, а наши детишки подыхай с голоду?! Эде, проводи дам! Они еще не найдут дорогу в подвал! Максе, ступай и ты за ними. Ты, Максе, последишь за Эде, а ты, Эде, последишь за Максе, а то как бы вас не занесло в винный подвал — винный подвал в последнюю очередь, сначала деловая часть программы… Ну, топайте!
— Правильно, Эйген, свою чувствительную барышню покамест запри, сначала работа, потом удовольствие! Но только не задерживайся, нам надо взять коммерции советника в клещи насчет его секретного сейфа и тому подобного. Всыплем ему покрепче, чтобы долго помнил…
— Вы что, сомневаетесь, господин барон? Вы еще не знаете нашего Эйгена, он на этот счет дока! Вы еще обрадуетесь, если в доме у вас найдутся деньги, ведь от этого зависит наше настроение. Вы уже знаете, как бывает, когда в рот вам вставляют пистолетное дуло, а другое суют с черного хода, — одновременно спускаем оба курка — в животе у вас «бац!», и обе пули здоровкаются друг с дружкой? Все это мы вам сейчас изобразим, но у Эйгена есть штучки и похитрее — он у нас известный остряк-самоучка.
— Ну, Эйген, вот и ты! А я тут нахваливаю тебя господину графу. Обоим вам предстоит приятное знакомство. Не стесняйтесь, господин граф, можете накласть полные штаны, меня это не волнует… Бывало, я накладывал в штаны, и, значит, законно и справедливо, чтобы теперь наклали вы!
— Остальные слушать внимательно! Обшарите весь дом, комнату за комнатой, но чур — не торопиться! Ничего громоздкого не брать, только маленькие штучки, что подороже, словом, ценности, господа! Золото я отдал за железо, сейчас сами убедитесь на практике! А теперь, господин барон, если не возражаете, мы с вами побеседуем с глазу на глаз. Можете не утруждать себя, дорогу я найду без вас… Вам невдогад, что монтер, приходивший к вам утром, это я самый и есть… И, значит, мы старые знакомые… Эйген, подопри барина сзади пистолетом, а то у него ноги не ходят…
— Эрих, бога ради, кто это, откуда ты его выкопал?
— Разреши, Тинетта: это мой брат Гейнц с фрейлейн — гм-гм! Да, дитя мое, ты воочию видишь перед собой последствия голодной блокады…
— Но это же немыслимо! Бог мой, что за лица! И как они на меня уставились! Подойдите же поближе! Как твое настоящее имя? Эйнц? Анри? Отлично, понимаю, Эрих! Ну, дай же поглядеть на тебя, Анри, ты ведь некоторым образом приходишься мне шурином!
Она засмеялась, Антуанетта Юлен из города Лилля только и делала, что смеялась…
Гейнц и в самом деле стоял перед ней как дурак. Не говоря уж о его обычно-то нелепом виде и более чем странном одеянии, лицо Гейнца выражало мальчишескую растерянность, и он смотрел на эту девушку — на эту женщину — во все глаза… Он еще ничего подобного не видел и даже не подозревал, что такое существует. Серые изнуренные женщины военного времени и их юные дочери, увядающие, еще не успев расцвесть, с нечистой кожей, с морщинами, тощие, бледные…
И вдруг лицо — бело-розовое, и губы, ах, эти губы, и зубки, ах, зубки — они сверкают, и волосы — они блестят, словно пересыпанные звездами… Глубокий вырез, посмотришь — голова кругом. И это живет, оно такой же человек, как и ты, не что-то сделанное, искусственное и не произведение искусства — оно живет, как и ты, и смеется…
— Как он на меня таращится, Эрих! Ты разве еще не видел красивых женщин? Подойди поближе, Анри, поцелуй мне руку. У нас это принято, а у вас разве нет? Не так, Анри, fi donc, разве можно руку дамы тянуть к губам? Нагнись еще больше, так, и шею наклони, не бойся, перед хорошенькой женщиной мужчина даже встает на колени, — не правда ли, Эрих?
— А это — подруга Гейнца, фрейлейн, гм-м…
— Кваас моя фамилия!
— Каас? Ну что за фамилия! О, Эрих, теперь я поняла, почему мне так хотелось с тобой в Берлин, — подумать только, и это в Берлине называется подругой! Да, да, мы идем, Радтке! Нет, Эрих, со мной сегодня сядет Анри, я его накормлю как следует. Бедный мальчик, должно быть, еще ни разу не ел досыта. Чего бы тебе хотелось, Анри? Ты любишь суп? Фи, не надо супу, от супа у тебя вырастет живот… Подождем лучше мяса…
— Ты меня умиляешь, Тинетта, ты так нежно заботишься о Гейнце. Его недолго избаловать…
— Но я впервые вижу такого мальчика! Он просто невозможен! О Анри, ты даже не носишь манжет! Анри, порядочным господам полагается носить манжеты… И ногти у тебя…
Гейнц зарделся.
— Никакой я не господин, а просто школьник! У меня нет манжет. Мой отец — обыкновенный извозчик!
Он должен был это сказать! Пусть это и низость по отношению к Эриху, именно ради Эриха он должен был это сказать!
— Кто твой отец? Пожалуйста, повтори! Извозчик? Но ведь у вас с Эрихом должен быть один отец?
— Конечно! — буркнул Гейнц.
— О Эрих, Эрих! — Она звонко расхохоталась. — Какой же ты лгунишка, Эрих! Я всегда знала, что ты лгунишка! Но что ты такой лгунишка…
— Позволь, Тинетта…
— Фи, Эрих, не перебивай меня! Мне он наврал, будто у его отца конюшня, скаковая, разумеется, я так поняла, и огромное состояние… А я-то удивляюсь, что он к этому легендарному отцу ни ногой, и все думаю, мол, ты, Тинетта, недостойна, ты ведь раньше танцевала в шантане… Ты недостаточно хороша для господина… извозчика!
И она снова залилась своим задорным звонким смехом.
— Тинетта! Тинетта! Да перестань ты! Ну что это за дурацкий смех! Позволь сказать тебе, Тинетта…
— Опять он хочет мне что-то соврать! Эрих! Эрих! Извозчик!..
— Но, Тинетта, послушай же, вот и Гейнц подтвердит, я только полчаса как узнал, что отец разорился. Подтверди же ей, Гейнц…
— Это верно, Эрих думал…
— А как же конюшня? О Эрих, лгунишка!
— Прости, Тинетта, но скаковая конюшня — плод твоего воображения. Я рассказывал просто о конюшне. Когда я уходил на войну, у отца стояли в стойлах тридцать лошадей. Верно, Гейнц?