Желтая роза в её волосах
Шрифт:
И на следующий день повторилась та же история, и на третий…
Ник зашёл в тёмный подъезд, поднялся на второй этаж, выбрал нужную дверь, уверенно нажал на кнопку звонка.
– Кто там? – спросил звонкий девичий голосок.
– Извините. Я из ветеринарной службы, – ответил Ник первое, что пришло в голову.
Дверь приоткрылась, на пороге стояла совсем ещё молоденькая девчушка в коротком ситцевом халате, не скрывавшем загорелых аппетитных коленок. Светленькая такая, симпатичная, с задорно вздёрнутым вверх носиком и парой сотен веснушек на милом личике. А, вот, синие глаза были очень грустными, бесконечно – грустными и печальными…
– Мы уже сами похоронили Джека,
– Одну секунду! – взмолился Ник. – Скажите, как вас зовут?
– Ольгой, – дверь захлопнулась.
На следующее утро Оля собиралась в институт, торопилась, боясь опоздать на первую лекцию. Настойчиво прозвенел дверной звонок, на лестнице послышался звонкий весёлый лай.
«Что это?» – сердце рванулось куда-то вниз, а в голове промелькнула мысль о вчерашнем человеке средних лет – с очень странными глазами.
Девушка выбежала в коридор, щёлкнула замком и широко распахнула дверь. На пороге сидел щенок – месячный кавказец, и, слегка подёргивая правым ухом, пристально смотрел ей в глаза.
Ещё через два месяца Никита и Оля поженились.
Свадьба состоялась вчера. А я, присутствуя на ней в качестве гостя, почему-то пошло напился.
Сижу, вот, за компьютером и откровенно маюсь дурью. На ящике монитора пристроился сиамский кот по кличке – «Кукусь», корчит мне уморительные рожицы и тихонько мурлычет, мол: – «Хозяин, совесть поимей! Пошли, сползаем на рыбалку, ратанов мне наловишь…».
Кукусь нынче в авторитете – я его в один из своих романов «ввёл» в качестве второстепенного героя, там даже промысловая яхта названа в честь этого кота. А сам Кукусь принимает непосредственное участие в охоте на моржей, и даже «жадно слизывает ещё дымящуюся кровь с голубоватого льда». Самое смешное, что роман недавно издали, бывает…
Так что, кот имеет полное право – права качать.
– Ладно, где мои сапоги и удочки? – встаю из-за стола. – Кукусь, бродяга, запрыгивай мне на плечо. Пошли за твоими ратанами. Заодно и пивка купим по дороге…
Александра
Хижина была очень старенькой, но ещё крепкой, а главное, тёплой. Это в том смысле, что зимовать в ней было достаточно комфортно и уютно. Для привычного и опытного человека, понятное дело, комфортно. А Егор, как раз, таковым и являлся – тёртым и виды видавшим чукотским охотником. По крайней мере, он сам себя ощущал – таковым.
То есть, был железобетонно уверен в этом. Так было надо. В этом и заключалась задуманная фишка…
Ещё несколько слов о старой хижине, вернее, об охотничьей землянке-каменке.
Когда-то – лет так пятьдесят-шестьдесят назад – кто-то глазастый и шустрый высмотрел в местных гранитных скалах аккуратную прямоугольную нишу подходящих размеров – девять метров на четыре с половиной. Высмотрел, и решил приспособить под надёжное и долговечное жильё.
Тщательно укрепил в земле, то есть, в вечной полярной мерзлоте несколько толстых сосновых брёвен, принесённых к берегу морскими южными течениями, обшил брёвна – с двух сторон – крепкими досками, а пространство между ними засыпал мелким гравием и песком – вперемешку с обрывками сухого ягеля. Получилась четвёртая стена хижины. Три, понятное дело, остались каменными. Естественно, что в этой четвёртой стене имелась надёжная и приземистая (тоже засыпная), дверь, а также крохотное квадратное окно. Односкатная же крыша строения была сооружена самым простейшим образом-методом. На аккуратно уложенные жерди и доски были настелены толстые моржовые шкуры, поверх которых разместился полуметровый
Ещё землянка была оснащена отличной печью, сложенной из дикого камня. Именно эта печка и позволяла успешно выживать – в сорокоградусные суровые морозы…
Почему было не построить обычную бревенчатую избу? Потому, что вокруг – на многие сотни и сотни километров – простиралась дикая чукотская тундра, и дельную древесину можно было отыскать только на морском берегу мыса, который назывался – «Наварин».
Конечно же, мыс Наварин – это юго-восток Чукотки, и климат здесь помягче, чем на севере, да и до Камчатки уже рукой подать. Следовательно, вдоль ручьёв и лесок – какой-никакой – встречался. Но, так, совсем ерундовый и не серьёзный. Берёзки-осинки высотой по грудь среднестатистическому взрослому человеку (надо думать, только наполовину карликовые), тоненькие сосёнки-ёлочки, да и куруманника было – сколько хочешь. Куруманник – это такой густой кустарник высотой до полутора метров: ракита, ива, ольха, вереск, багульник….
Короче говоря, с серьёзной древесиной на мысе Наварин было туго, и настоящую бревенчатую избу строить было практически не из чего.
Егор любил свою хижину-землянку. Она служила ему и спальней, и столовой, и многопрофильным складом.
Широкая печка условно разделяла помещение на два отделение – жилое и хозяйственное.
В жилом отделении – меньшим по площади – он готовил пищу, умывался, ел, стирал нижнее бельё и спал.
В хозяйственном – обрабатывал шкурки добытых песцов, ченобурок, медведей и полярных волков, засаливал пойманную рыбу, очищал от грязи и вековой плесени длинные бивни мамонтов, найденные в юго-западных распадках. Здесь же хранились продовольственные и прочие припасы, необходимые в повседневной жизни чукотского охотника-промысловика: патроны, ружейное масло, широкие лыжи, керосин, дубильные вещества, звериные капканы, рыболовные снасти, нитки-иголки, ножницы для стрижки волос и бороды, прочее – по мелочам. Включая стандартную аптечку и зубные пасты-щётки.
На задней стене избушки, рядом с печью, красовалась странная надпись, выполненная белой краской: – «Шестьдесят три градуса двадцать семь минут северной широты, сто семьдесят четыре градуса двенадцать минут восточной долготы».
Кем была построена эта хижина-землянка? Когда? Егор этого не знал, да и, честно говоря, не хотел знать. А, собственно, зачем? Что это могло изменить? Ровным счётом – ничего. Игра, придуманная им самим, началась. Приходилось соблюдать правила…
От прошлой жизни у Егора осталась только одна единственная безделушка – крохотная фигурка белого медвежонка, искусно вырезанная из светло-сиреневого халцедона. Медвежонок доверчиво улыбался и являлся единственным собеседником-слушателем-приятелем. Именно с ним Егор, чтобы окончательно не утратить навыки человеческой речи, и беседовал долгими вечерами.
Вернее, медвежонок загадочно молчал, а Егор рассказывал ему о событиях прошедшего дня. О добытых пушных зверьках, о происках хитрых бурых медведей и коварных росомах, о рыболовных удачах и погодных реалиях. Другие вопросы-темы Егора совершенно не интересовали…
Хижина располагалась на узкой каменной террасе, поросшей разноцветными лишайниками и редкими кустиками голубики. Наверх поднимался пологий косогор, усыпанный разноразмерными валунами и булыжниками. Внизу – метрах в трёх-четырёх – ненавязчиво шумел ручей, носящий поэтическое название «Жаркий», не замерзавший даже в самые лютые морозы. Ручеёк – через семьдесят-восемьдесят метров от землянки – впадал в Берингово море.