Желтая роза в её волосах
Шрифт:
– Оставьте, милая Дженни, – гостеприимно распахивая калитку, басовито забулькал в ответ «фермер». – Проходите, какие ещё сантименты. Вы так на мою супругу (двадцатилетней давности), похожи. Это что-то! Только поэтому и согласился – дать вам это интервью долбанное. Извините покорно. Последнее слово нечаянно вырвалось…
Дорожка из неказистой цементной плитки, покрытой трещинами и зелёным мхом, вела – через старый яблоневый сад – к небольшому коттеджу, стены которого уже лет пять-шесть мечтали о покраске. Всюду на земле валялись опавшие краснобокие яблоки, справа, сквозь кусты крыжовника и чёрной смороды, просматривалось несколько длинных теплиц.
– Прошу, прошу в дом, – широко приоткрыв скрипучую дверь и пропуская гостей вперёд, любезно предложил великий писатель.
Пройдя несколько метров по узенькому тёмному коридору, труженики телеэфира оказались в квадратной комнатёнке, которая, очевидно, служила хозяевам этого дома в качестве гостиной и столовой одновременно.
В дальнем углу размещался громоздкий камин из красного кирпича, местами покрытого сажей. Вдоль стен выстроились разнокалиберные старомодные буфеты и серванты. Посередине помещения красовался длинный обеденный стол, покрытый яркой скатертью «в цветочек». Вокруг стола были расставлены – без какого-либо определённого порядка – разномастные стулья.
Как говорится, чистенько и симпатично. Но на жилище миллионера всё это, ну, никак не тянуло…
Том, конечно же, включил кинокамеру, лениво водя ею из стороны в сторону. Хотя, судя по кислому выражению лица, особого оптимизма – по поводу снимаемого материала – оператор не испытывал.
– Садитесь, гости дорогие! – любезно предложил старик, наливая в чашки пахучий чай и накладывая серебряной ложечкой в крохотные фарфоровые розетки ароматное варенье из трёхлитровой банки. – Угощайтесь! Варенье замечательное, клубничное, своё. Вот, печенье – моя супруга утром напекла. Не стесняйтесь…
Вежливо попробовав предложенные угощенья, Дженни незаметно включила диктофон и задала первый вопрос, который изначально вертелся у неё на языке:
– Сэр Грегори, а кто ещё – кроме вас – проживает в этом доме?
– Естественно, моя супруга. Она сейчас поехала к подружкам – поболтать о своём, о девичьем. Потом – сын и дочка. Они сейчас в Университете, на лекциях. Ещё, вот, кот, – писатель указал рукой на каминную полку, где, недоверчиво поглядывая на гостей огромными зелёными глазищами и громко постукивая шикарным длиннющим хвостом по кованной каминной решётке, возлежал огромный серо-чёрный котяра.
– Его зовут – «Кукусь», – любезно сообщил знаменитый писатель. – Кукусь, это если сокращённо. Полностью – «Кусяма Бен Ладен».
Наглый кот громко проурчал что-то неопределённое и презрительно отвернулся к окну.
– Ну, вот, – продолжила Дженни. – Жильцов в доме достаточно много…. Не тесно ли вам тут? Общая площадь, визуально, метров сто двадцать квадратных? Угадала? Почему же вы не покупаете новый дом – современный, просторный, площадью метром триста-четыреста?
Создалось устойчивое впечатление, что мистер Романофф нешуточно испугался.
– Триста-четыреста? Да, Бог с вами, Дженни! – пожилой человек беспомощно замахал руками. – Мы и на этой-то территории с трудом чистоту поддерживаем, убираясь по очереди. А, если будет четыреста квадратных метров? Где взять столько времени на уборку? У меня же ещё сад, теплицы. Книги писать – тоже время требуется…. Нет-нет, увольте! Нас и этот дом вполне устраивает.
Репортёрша, явно сбитая с толку, возразила-уточнила:
– Но, мистер Романофф, уборка помещений – не проблема. В том смысле, что для решения бытовых вопросов существуют слуги: горничные, уборщицы, кухарки, садовники…
Писатель, неожиданно став очень серьёзным, закатал рукав футболки на левой руке. На крепком плече обнаружилась тёмно-синяя, явно давнишняя татуировка – улыбающийся всему этому Миру Че Гевара, естественно, в обнимку с автоматом Калашникова.
– Не могу я держать в доме слуг, извините. Идеалы юности ушедшей не позволяют, – строго произнёс писатель. – И, вообще, каждый человек должен собственное дерьмо – сам за собой прибирать. Принцип такой, основополагающий.
– Мяу! – соглашаясь с хозяином, промолвил кот Кукусь, неожиданно заинтересовавшийся разговором.
Дженни благоразумно решила сменить тему:
– Сэр Грегори, вы, ведь, русский по происхождению. Следовательно, исповедуете православие?
Прежде, чем ответить на вопрос, старик достал из старинной шкатулки, стоявшей на стареньком комоде, длинную самодельную папиросу, не торопясь, раскурил.
– Да, бесспорно, я – верующий, – сказал негромко, пуская к потолку идеально-круглые кольца табачного дыма. – Причём, хотя бы потому, что всегда Божьи Заповеди стараюсь соблюдать. В меру сил скудных, конечно. А, вот, что касается вероисповедания…. Индивидуальное, наверное. Не верю я всем этим служителям культа. Совсем – не верю. Предпочитаю с Господом Богом – лично общаться…
После такого нестандартного и загадочного заявления, даже обычно всегда невозмутимый Том выключил кинокамеру и не смог удержаться от вопроса:
– Извините, а где это вы – с Господом нашим – общаетесь?
– Это, мой друг, когда как, – абсолютно серьёзно ответил мистер Романофф. – Очень хорошо получается в горах. Или же – на озере. Ещё – с балкона высотного здания, в тихую звёздную ночь…. Главное, чтобы в одиночестве полном. Да и горячительного чего – перед таким общением – желательно принять…
От неожиданности Том широко открыл рот, секунд через пять закрыл и, непонимающе хмыкнув, включил камеру.
После непродолжительного молчания Дженни вновь попыталась перевести разговор в спокойное и привычное русло, могущее заинтересовать зрителей канала. Кстати, этот телевизионный канал назывался достаточно обыденно и непритязательно: – «Потребляй! А то – проиграешь!», сокращённо – «ПАП».
– Судя по всему, сэр Грегори, вы очень любите антикварные вещи, – мягко улыбнулась девушка. – Комоды и серванты у вас старинные, телевизор на тумбочке – ламповый ещё, лет двадцать ему, наверное…. Давно вы начали интересоваться стариной? Какие антикварные аукционы предпочитаете посещать?