Жена без срока годности
Шрифт:
— А обед? Ты забыл про обед.
Глава 28. Туристка
Ни про что он не забыл, кроме одного — моих планах на собственную жизнь, но я помню, помню и не забуду. Слишком много лет уже и мне, и моему презрению к Андрею. Вскрывшиеся факты его полубегства из Америки служили скорее отягчающими обстоятельствами: дурак, какой дурак… Зачем мне такой нужен, зачем? Чтобы спасти ребенка, обреченного равнодушным государством на смерть.
— Марина, ничего не сорвалось? — позвонила Романна через пару
Ну что ей на это ответить — сорвался хороший секс, а так — ничего.
— Я еще не звонила Вере. Дай мне паспорт для начала получить.
— Марина, я надеюсь, ты во мне не сомневаешься?
А мое мямленье именно так выглядит — вернее, слышится — со стороны? И Андрей не глухой. Моя неуравновешенная решимость открывает ему прекрасное поле для маневров.
— Рома, мы с тобой прошли огонь и воду, на медных трубах не срежемся, когда все кругом будут говорить, какие мы с тобой молодцы…
Какие мы дуры, будем думать только мы сами.
— Андрей, я сегодня ночую дома. Одна.
— И зачем ты это мне сейчас говоришь? — спросил Лебедев, крутанув руль, чтобы занять узкое парковочное место.
Без вазелина влезет — вот уж точно!
— Чтобы ты не думал, что паспорт — это предоплата за секс. Не хочешь мне помогать за красивые глаза, не надо.
— С чего ты взяла, что они у тебя красивые?
Он уже отстегнулся и держался за руль только для того, чтобы сидеть ко мне вполоборота.
— Они у тебя злые. Ты меня ненавидишь, не пойму только, за что? Ты можешь надо мной смеяться. Это куда более естественная реакция в нашем случае. У тебя была жизнь, личная и профессиональная, у меня был только бизнес и шлюхи. Кто-то из мужиков, возможно, об этом мечтает — я был из тех, кто мечтал об одной единственной женщине. И мне хотелось, чтобы у этой единственной все было, а она посчитала, что все — это американское гражданство, работа в Кремниевой Долине и… И все. Мужик оказался переменной величиной.
— Ты мне паспорт делаешь? — оборвала я грубо его разглагольствования.
— Идем! — ответил Андрей не намного нежнее.
Он предложил руку, я не взяла, но вошла в приоткрытую им дверь. Решила молчать. Отдала ему паспорт, как только села в машину. У него папочка была наготове — все документы бережно хранил в полном порядке. Уезжали с концами, так нет же — оставил оригиналы матери, заверив копии. Будто знал, будто знал. Или она нашептала — еще понадобятся. Только свидетельства о рождении были у нас оригинальными из всех документов, поданных на грин-карту. Ничего, развестись с ним мне это не помешало.
Анкету мы заполняли на месте — я предоставила ему это счастье, потому что не знала своего нового адреса. Потом прочитаю в паспорте, если захочу, но это врядли.
— Нам нужно получить паспорт обязательно сегодня, потому что мы должны как можно быстрее начать процесс усыновления больного ребенка. Девочке нужна незамедлительная реабилитация, — пошел Лебедев с туза, чтобы разжалобить тетку.
Сэкономит сейчас, оставит разницу официанту на чай — общепит больше заслуживает этих денег, чем бюрократия. Мне не хотелось даже думать, сколько нужно будет заплатить, чтобы судья согласилась рассмотреть дело ну вот прямо сейчас. На следующей неделе — на этой у меня билет на… Оперу.
— У нас есть час пообедать, — обернулся он ко мне, обводящей казенные стены скучающим взглядом. — Но можешь не давиться…
Давилась я только нецензурными словами, которыми хотелось осыпать Лебедева вместо слов благодарности. Непонятно, почему он меня так в этот момент раздражал. Наверное, дело в голоде.
— Солянка?
— Если решил, то накормишь обязательно, так? — скривилась я. — Валяй. Я голодная. Мне без разницы.
Разница только в том, что накормить меня обещаниями не получится. Я ими уже однажды подавилась, и Романна трясла меня за ноги вниз головой, чтобы я выплюнула кость, которую ты мне туда затолкал любимый муженек.
Я написала Вере сообщение про Машеньку. Сказала, что нам нужно встретиться как можно скорее. Она ответила, чтобы я не тратила ее драгоценное время. Хороший ответ — почему я не могу так ответить Андрею?
“Вера, я хочу взять Машу себе. Это серьезно, я не шучу”, — и даже в шутку не скажу, что отдам ребенка постороннему человеку.
— Вы не можете взять ребенка, — набрала мне тут же Вера.
— Могу. У меня есть русский паспорт и русский муж, никто не знает про мое второе гражданство, и у нас есть соответствующий доход в Российской Федерации и есть возможность вывезти ребенка в израильскую клинику…
— Я же сказала, что ей нужна не клиника, а рехаб, — оборвала меня Вера довольно грубо, в своей манере.
— С этим мы разберемся. Пожалуйста, посодействуйте усыновлению в кратчайшие сроки. Сколько бы это ни стоило…
— Марина, вы сумасшедшая?
— Да, Вера. Ваш фонд существует исключительно за счет сумасшедших. Вы разве так не думаете?
Она думала, она молчала.
— Когда мы можем встретиться?
— Вы должны прийти с мужем.
— Он придет.
— Вы меня не обманываете? — спросила Вера полушепотом, точно не говорила в телефон мне на ушко.
— Разве я похожа на человека, который может кого-то обмануть?
Мы договорились на завтрашнее утро, Андрей согласился приехать в назначенное место самостоятельно, когда я напомнила ему, что ночуем мы в разных квартирах.
— Мухи отдельно, котлеты отдельно, — отодвинула я от себя пустую тарелку. — То, что мы вывозим девочку, никакого отношения не имеет к нашему возможному совместному будущему. Про него я ничего не решила.
И это была чистая правда — я не могла послать Андрея, не сейчас. Мне от него еще нужно будет получить целый ворох документов. Потом позвоню ему из Штатов. Или… Скажу ему в лицо, когда он припрется к сыну. Почему-то сейчас я в этом перестала сомневаться — он приедет, ему больше терять нечего. Все давно потеряно. Любовь. Совесть. Планы на совместное будущее. Восстановлению не подлежат. Как бы так.