Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)

Каушутов Ата

В панике шарахнулся он от телефона, зажал уши, но звон всё равно проникал в мозг, напоминая назойливое комариное зуденье. Настойчив, подлец! Конечно!

Вошла Абадан.

— Пап, ты здесь? Почему не берёшь трубку?

Комек притворно зевнул, словно только что проснулся.

— Задремал я, доченька. Если меня, скажи — сплю.

Абадан взяла трубку.

— Алло? Да. Здравствуйте. Папу? Он… спит. Что? Какие поздравления? Нет. Какой племянник? Где, в сегодняшнем «Яшкоме»? А мы и не знали! Спасибо. Обязательно передам! Всего хорошего.

Положив

трубку, Абадан бросилась к столику, где в беспорядке лежали газеты.

— «Яшком».. «Яшком»… Ага, вот!

Комек Шазада неожиданно для себя самого рявкнул:

— А ну пошла вон отсюда!

Абадан была так изумлена, что даже не обиделась. До сих пор отец ни разу голоса на неё не повысил. Что с ним? Но, взглянув на него, ничего спрашивать не стала, взяла нужную газету и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

Неверной походкой Комек приблизился к зеркалу и стал разглядывать свою родинку. Потрогал её, потёр и… попробовал отщипнуть. Жгучая боль исторгла из глаз его слёзы. Что же будет, когда начнут её выковыривать?!

Телефон зазвонил снова. Одним прыжком очутился Комек у аппарата и рванул трубку.

— Да!

— Комек? С добрым утром.

В тот же миг Комек Шазада преобразился. Взгляд, поза, голос — всё излучало приветливость и почтение.

— С добрым утром, Артык Назарович!

— Я на всякий случай позвонил, вообще-то застать тебя не надеялся. Думал — ты уж на базаре, барашка выбираешь для тоя.

— Вечно вы шутите, Артык Назарович…

— Мы с Селимом к тебе собираемся. Поздравить хотим. Думаем, что по такому-то случаю ты устроишь нам пир, а?

— Артык Назарович, да я всегда…

— Нет, кроме шуток, мы за тебя очень рады, Комек. Я уж и с директором созвонился, выпросил для тебя недельный отпуск, чтоб ты съездил к племяннику.

Комек Шазада весь покрылся испариной. В глазах у него потемнело. И ноги подкосились. Но надо отвечать. Он забормотал:

— …Спасибо, Артык Назарович… Вы такой чуткий всегда и заботливый… Но здесь какое-то недоразумение…

— То есть?

— У меня нет племянников… И быть не может… Уверен в этом.

— Но ведь всё совпадает: имя, район, а главное — родинка на носу.

— Сам удивляюсь, Артык Назарович… И тем не менее…

— Ладно. Мне заранее следовало знать, что на угощение ты не раскошелиться!

— Ах, что вы, Артык Назарович! Да я вам всегда рад! Приходите, пожалуйста! Приходите, будем ждать!

— Спасибо, Комек Шазадаевич, но сегодня я обещал ребятишкам в цирк пойти, поэтому не могу принять твоё радушное приглашение. Просто обрадовался за тебя — думаю, вот хорошо-то, что и у Комека родные нашлись. И решил поздравить. А недельный отпуск можешь взять. Поезжай, разберись на месте. Вдруг всё же… Впрочем, смотри сам. Привет Хаджат и Абадан. Будь здоров.

— До свидания, Артык Назарович… — пролепетал еле живой Комек. Хорошо, что на том конце трубку положили, а то упал бы.

Чёртов племянник становился всё реальнее. Вот уже и начальство о нём знает…

Надо действовать! Надо немедленно что-то предпринять! Комек ринулся было к жене, но вспомнил, что она на него дуется. Он уселся в своё кресло и стал звать: «Хаджат! Хаджат!» — как ни; в чём не бывало.

Жена не сразу, но появилась. Вошла и села поодаль, холодно глядя мимо него. Комек заговорил, словно утренней ссоры и не было.

— Знаешь, дорогая, дело-то, оказывается, далеко зашло! Только что звонил Артык Назарович и от души, слышишь, от души, поздравил нас с обретением близкого родственника. Завтра весь город будет знать, сообщат в редакцию, да и этому, с позволения сказать, племяннику, конечно, тоже. Артык Назарович даёт мне недельный отпуск, чтобы я поехал в колхоз знакомиться. Вот и прекрасно, правда? Я туда поеду и так с этим племянником поговорю, что он и думать о нас не посмеет! Не ждать же, пока он сам сюда явится…

— ^:Не пойму, зачем ты меня позвал, — язвительно ответила Хаджат. — Принял решение — выполняй. Поезжай в колхоз, чтобы там тебя не только племянник, но другие твои родственники увидели и признали… Он так с ним поговорит! — передразнила она. — Ах, ах! Дипломат нашёлся! Умник!

Опасаясь, как бы в пылу гнева жена опять не сказала лишнего, Комек поспешил заверить её:

— Что ты, душенька! Какое решение? Я только хотел с тобой посоветоваться. Ты же знаешь — без тебя я и шага не сделаю. И успокойся, тебе вредно волноваться.

— Нет, вы только посмотрите на него! — Хаджат не желала успокаиваться. — Он нашёл выход из положения! Да я тебе сразу сказала, какой тут есть выход! Один-единственный! Надо вырезать эту несчастную бородавку!

— Бородавку… Родинку!

— Ай, да какая разница! Тоже мне сокровище — родинка!

— Я только ущипнул её — искры из глаз посыпались. Такая боль… — дрогнув от воспоминания, сказал Комек.

— И это называется мужчина. Трус ты, больше никто. Тошнит уже от твоей нерешительности, Шазадаев. Я бы, например, твёрдо стояла на своём: нет у меня никакого племянника, и всё тут! Подумаешь, начальство поздравило. Люди с жиру бесятся, не знают, куда себя деть со скуки, вот и поздравляют тебя, чтобы завтра над тобой же посмеяться. А ты уничтожь единственную зацепку, — Хаджат шлёпнула себя пальцем по носу в том месте, где у мужа была родинка, — и пусть тогда попробует этот проходимец в родню навязаться.

Не только взгляд, даже поза Крмека выражала страх, сомнение, нерешительность. Хаджат определила — надо усилить нажим.

— Запомни, Шазадаев: появится племянничек — исчезну я. Ноги моей не будет в этом доме! — И вдруг резко переменила тон: — Боже мой! Боже! Как хорошо, как спокойно и дружно мы жили! Куда всё делось? Дурные люди, что ли, сглазили?

Закрыв лицо руками, она с плачем удалилась в спальню. Комек — за ней, попытался успокоить, но жена лежала лицом к стене, рыдала безутешно, на его слова не реагировала, дотрагиваться до себя не позволяла…