Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)
Шрифт:
Недавно я был в гостях в одном доме и услышал от хозяина, яшули, что из родственников у меня должен быть жив дядя, и зовут его Комеком. Всплыло далёкое смутное воспоминание: когда я маленький почему-либо плакал, мама, чтобы успокоить меня, говорила: «Не плачь, сынок, вот приедет твой дядя с родинкой на носу и конфет тебе привезёт». Возможно поэтому, мой дядя Комек имеет родинку на лице. Я не знаю, где он и жив ли, и очень прошу, уважаемая редакция, помогите разыскать дядю, моего единственного родственника. Дорогой дядя, пожалуйста, отзовись, если ты жив.
Твой племянник Гельдымурад Гулманов».
Боже мой! Заметушка в двадцать строк, набранная к тому же самым мелким шрифтом, а что она сделала с Комеком! Он был растерян, потрясён. Племянник? У него? Откуда? Не можеть быть! Но, с другой стороны, — Комек… родинка на носу… Нет-нет, что-то тут не так, что-то он упустил важное, когда читал, такое, что сразу отметёт все опасения. Внимательно, чуть не по слогам перечёл заметку. В конце был указан адрес этого самого Гельдымурада Гулманова. Он, Шазадаев, как раз из тех мест родом… Да-а… «Но ведь нет у меня никакой умершей сестры! — вскинулся Комек и опять сник: — А может, это каких-нибудь родственников сын? У них ведь как — если не отец, значит либо брат, либо дядя…» Торопливо стал Комек перебирать в уме всех родственников, каких помнил. Но вот задача — далеко не всех он помнил-то. Добрых два десятка лет прошло с тех пор, как оборвались его связи с родными, мудрено ли перезабыть половину. Ах ты, чёрт! Вполне может быть, что этот с неба свалившийся деревенский тракторист доводится ему племянником!
Придя к такому выводу, Комек почувствовал, как всё его существо пронизал ужас.
— Хаджат! Хаджат! — завопил он, вскакивая с кресла.
Хаджат в это время мыла на кухне посуду. Услышав отчаянный крик, она разбила тарелку. Опрометью бросилась ка зов. Из-за пустяка муж не станет так орать, значит, произошло нечто из ряда вон…
— Что?! Что случилось?!
Комек молчал.
— Умер кто?
— Нет…
— Война?
— Нет…
— Тогда что же? Да говори ты, аллаха ради! Чего кричал?
— Э-э… вот… у меня… значит… э-э…
— Ох, да не мямли! В чём дело, наконец?
Но решительно язык не повиновался Комеку!
Хаджат увидела, что муж держит в руке газету. Выхватила её, поспешно просмотрела, но ничего особенного не обнаружила.
— Вот тут прочти… — Комек дрожащим пальцем ткнул в злополучную заметку.
Хаджат прочла.
— Та-ак. Что это за племянник?
— Откуда мне знать? — заскулил Комек. — Сам ничего не понимаю!
— Ну, вот что, дорогой. Давай начистоту. Выкладывай всё, ничего от меня не скрывай. Тебе же лучше будет.
— Хаджат, душенька моя, клянусь, я сам только что о нём узнал!
— Ты о нём узнал сегодня — завтра он узнает о тебе. И никуда от племянничка не деться!
Сражённый очевидной и беспощадной правотой этих слов, Комек рухнул в своё любимое кресло и жалобно прошептал:
— Что же теперь делать?
Жена, не отвечая, каким-то странным, чужим и цепким взглядом уставилась ему в лицо. Потом жирным от мытья посуды пальцем потрогала маленькую коричневую родинку на носу.
Когда-то эта родинка её пленила. И до самого последнего времени она считала, что тёмная точечка на матовой коже украшает лицо мужа. Но сейчас родинка показалась ей отвратительной. Вроде бородавки.
— Комек!
— А?
— Знаешь, способ есть.
— Способ?
— Ну да. От племянника отвертеться.
— Как? Каким образом?
— Надо убрать вот эту штуковину. — Засаленный палец Хаджат снова коснулся его носа.
— Родинку?! — Шазадаев оторопел.
— А ты не сообразил ещё, что это главная улика… м-м-м… примета? И вообще — зачем она тебе? Чего ей дорожить-то? Уважающему себя мужчине родинка на носу ни к чему! Ах, какая я невезучая! Была бы эта родинка у тебя на спине, как у Аннадурды…
При последних словах жены кровь бросилась Комеку в голову. Даже шея побагровела.
— Э-э! Баба! А ну говори: где ты видела спину Аннадурды?
Спохватившись, что сболтнула лишнее, Хаджат смутилась, но только на миг. Муж даже не заметил. Зато увидел, как гневно раздулись ноздри её тонкого носа:
— Бесстыжий! Ты что подумал? Я это слышала от его жены! А ты смеешь меня подозревать?! — Она круто повернулась и вылетела из комнаты.
Оставшись один, Комек горько пожалел, что обидел единственную свою советчицу, да что там — единственную опору в жизни. Как он без Хаджат выпутается из этой дурацкой истории с племянником? Он поспешил за женой на кухню. Та, громко всхлипывая, домывала у раковины посуду.
— Хаджат, солнышко моё, ну будет тебе, не сердись. Лучше давай подумаем, как нам поступить…
Спика Хаджат выражала непреклонность. Женщина так рьяно драила кастрюлю, что брызги и хлопья мыльной пены летели во все стороны. Комеку в лицо тоже попадали.
— Хаджат-джан…
— Отстань! Отвяжись от меня со своим вшивым племянником! Оскорбить жену грязным подозрением — вот всё, что ты можешь. О-о, какая я несчастная! — Хаджат с грохотом водворила сверкающую кастрюлю на полку.
Нет, не удастся сейчас её умилостивить. Уныло поплёлся Комек в гостиную и сел в своё кресло. Картины, одна другой безотраднее, возникали перед его мысленным взором.
Самое позднее через неделю этот проходимец-племянничек узнает, что он, Комек Шазада, жив и здоров. А как узнает — тут же и заявится. И детей своих притащит со всеми горшками, пелёнками, распашонками… То-то визгу будет в доме!
Если погостит да уедет, — ещё куда ни шло. Только вряд ли! Что он — дурак жить в деревне, когда в городе у него есть дядя, с хорошей квартирой, в солидной должности… Не-ет, этот наглый тип не дурак. Додумался же через газету искать… Бот он и свалится на шею Комеку со своим выводком и скарбом: «Ах, дядечка, на всём белом свете ты мой единственный родственник и благодетель, прими же меня под крылышко с моими драгоценными чадами…»
Представив, во что тогда превратится его жизнь, такая доселе спокойная и благополучная, Комек только что на стену не полез. Злоба кипела в груди, душила его.
Да как этот, тип смеет!.. Комек заметался по комнате. Сколько он помнит, у него в доме вкушали хлеб-соль, ходили по коврам, сидели в мягких креслах только члены его собственной семьи да изредка — нужные люди! А тут…
Тут зазвонил телефон. Комек Шазада вздрогнул всем телом. Кто? Кто может звонить ему воскресным утром? Неужели уже?..