Жеребята
Шрифт:
– Налево!
– закричал Загръар.
Белогорец на этот раз нырнул глубоко - туда, где было темно, и Загръару показалось, что он тоже ослеп. Ногу его свело судорогой от ледяной воды, и ему хотелось кричать, но он мог только корчится от боли, цепляясь из последних сил за плечо белогорца.
Когда они вынырнули на поверхность, сокуны были уже далеко - они бежали по большой дуге вдоль озера. Загръар сказал это слепому, и по его голосу тот понял, что с его спутником что-то неладное, и спросил его об этом, а потом умело сжал его икру и судорога прошла.
– Нам надо продержаться в воде до темноты, - сказал слепой.
–
– Нет, - предательски стуча зубами, ответил Загръар.
– Ночью они не смогут так просто найти нас, - продолжил белогорец, но было ясно, что он слишком хорошо представлял себе оставшиеся силы юноши.
– Мы ведь можем сидеть в воде и дышать через камышины, - предложил тот.
Белогорец покачал головой.
Загръар смотрел на бегущих вдалеке сокунов - они были похожи на диковинных насекомых. Солнце светило ууртовцам в глаза, и они не могли видеть беглецов. Загръар отвернулся от сокунов и вдруг увидел на берегу женщину.
Она стояла и смотрела на озеро, освещенное солнцем, и ее еще не старое лицо было печальным.
Она так же внезапно заметила беглецов - и несколько кратких мгновений колебалась, и, наконец, махнула рукой, зовя их к себе.
– Туда, туда! Нас зовут туда! Женщина в красной и белой одежде!
– задыхаясь, прокричал в ухо слепому Загръар.
Несколько стрел упало в воду, немного не долетев до белогорца и Загръара - сокуны приближались. Слепой, крепко схватив Загръара за руку, нырнул, а когда вынырнул, то женщина в красно-белом одеянии фроуэрской жрицы сказала им:
– Скорее! Скорее, пока солнце слепит глаза сокунам, и они ничего не видят!
Она стояла на мостках, от которых отходили вниз, в воду, две пары брусьев - для спуска лодок. Держась за них, Загръар и белогорец, поднялись к жрице. Она накинула на лицо темное покрывало и повторила:
– Скорее!
И белогорец, опираясь на Загръара, заковылял за ней. От плавания его ступня, как ни странно, стала выглядеть лучше, и отек с нее несколько спал.
– Скорее!
– в четвертый раз повторила она, открывая дверь рыбачьего сарайчика. На них дохнуло запахами рыболовных сетей, лодочной смазки и прочей утвари. Весла и лодки были аккуратно разложены по всему маленькому помещению, закрывая пол.
– Сюда, - сказала женщина, отодвигая в сторону лодку и поднимая дверь в подпол.
– Скорее!
И они нырнули во тьму, а она бросила им теплые старые плащи и большую краюху еще теплого хлеба.
... Молча они скинули сырую одежду и закутались в сухие, теплые плащи. Белогорец обнял юношу, разломил краюху. Заргъар ел, едва не поперхиваясь, и зубы его стучали, а еще сильнее стучало его сердце.
– Не бойся, - тихо сказал ему белогорец.
– Эалиэ! Нас двое.
Так они сидели долго - Загръару показалось, что вечность.
– Надо отползти в угол, подальше от входа, - вдруг сказал белогорец.
– Если сокуны откроют дверь в подпол, то они сразу же заметят нас - мы сидим прямо под ней.
И они поползли по длинной темной комнате, прижимаясь к обитым деревом стенам, найдя укромное место.
– Кто эта женщина? Ты знаешь ее, маленький фроуэрец?
– спросил белогорец.
– Не знаю. Мне кажется, я видел ее до этого где-то, но где - не могу вспомнить.
– Она - фроуэрка из благородного рода, жрица богини Анай, и спрятала нас в прибрежном святилище.
– Святилище? Да это просто рыбачий сарай!
–
– Нет, это святилище... Ты ешь, ешь, ты не привык долго голодать, как я, - заметил его спутник, протягивая ему свою половину лепешки, но Загръар нашел в себе силы отказаться.
– Ты - фроуэрец, а не знал о прибрежных святилищах Анай?
– Я вырос в Аэоле, - ответил тот, словно извиняясь, и снова жадно вонзая зубы в хлеб.
– У фроуэрцев, не народа болот, а благородных, светловолосых фроуэрцев, почитающих Фериана, или, как вы говорите, Фар-ианна, есть обычай строить прибрежные храмы богини Анай, спутницы и супруги Фар-ианна. Они состоят из двух этажей - вверху словно обычный рыбачий сарай, а внизу, где мы с тобой и находимся, собственно храм. Это делается оттого, что, когда Анай искала тело своего убитого Нипээром супруга, то никто не давал ей приюта, кроме бедных рыбаков. В память об этом такие храмы возводят у озер, и при них живет благородная жрица-вдова. Но все имущество этого храма - священное, от веревки до лодки, не говоря уже о драгоценностях, которые, как говорят, хранятся в нижнем храме. Каждую весну жрица спускает священные лодки на воду, украшенные цветами и лентами.
– Как прекрасно! Не то, что в праздники в храме Фериана в Тэ-ане!
– воскликнул юноша и осекся.
– Откуда ты знаешь, что творится в праздники Фериана в храме Тэ-ана?
– строго спросил белогорец, но добавил: - Я вижу, ты раскаиваешься.
Потом они еще немного помолчали, и румянец стыда остыл на щеках Загръара.
– Это там ты и видел Игэа?
– спросил белогорец.
– Да, там!
– с воодушевлением заговорил Загръар, словно пытаясь смыть позор своего посещения праздника Фериана, вдруг обнаружившийся перед его спутником.
– Отчего же ты не остался с ним, маленький фроуэрец?
– спросил белогорец со вздохом.
– Он, быть может, усыновил бы тебя - ты смышленый, а у него нет сыновей...
– Нет! Я должен был найти тебя и спасти тебя от сокунов!
– выпалил Загръар.
– Такова воля Всесветлого!
И вместо ответа внезапно отворилась дверь в потолке подземного храма, и пламя смоляных факелов заплясало по стенам, облицованным дорогим и священным деревом луниэ.
– Я говорю вам, воины, что это - священный храм великой Анай, - раздался твердый женский голос.
– У меня есть разрешение от самого правителя Фроуэро - да продлит Фар-ианн его дни!
– на содержание этого святилища. Сейчас осень, и я провожу здесь дни в трауре по Фар-ианну, воспевая гимны перед статуей великой богини, матери Анай. Я не видела никаких людей - ни слепых, ни зрячих, ни бритых, ни рыжих. В святилище нельзя сейчас спускаться - это великое преступление против Анай, Фар-ианна и самого Сокола-Оживителя.
– Мы и не заходим в святилище, о жрица Великой Странницы и Сестры Анай, - ответил ей один из сокунов. Но по приказу мы должны осмотреть его через вход. Посветите-ка мне факелами!
И свет смоляных факелов все плясал и плясал по стенам, отражаясь от золотых светильников, от сосудов и кубков, от барельефа в глубине, на котором была изображена богиня Анай, держащая на коленях мертвого Фар-ианна.
Загръар прижался к своему спутнику и другу и в ужасе стал молиться:
"О, Всесветлый! Пусть они не увидят нас! Ослепи их очи, чтобы они нас не увидели!"