Жирдяй
Шрифт:
Но потом всё та же неодолимая душевная леность заставила Патти переменить решение. Паковать чемоданы, тащиться куда-то на автобусе, снимать новое жильё, искать новую работу… чересчур много унылых забот. Чем дольше она думала о том, сколько придётся потратить сил на переезд, тем более привлекательными казались ей эти голливудские закоулки.
Ну, в самом деле, как она может отсюда уехать? После всех этих лет – сколько уже прошло? Четыре года? Пять? Она уже практически прижилась в Голливуде. Эти тенистые улочки с тротуарами, потрескавшимися от древесных корней, – Патти изучила их как свои пять пальцев. И всё равно здесь было интересно.
Патти свернула на тихую, зелёную улицу,
Патти сразу опознала и мужика, и машину. Фургон был один из тех двух, что принадлежали Жирдяю, а мужик был одним из его постоянных звероловов. Упиравшуюся собаку он грубо волок на палке с проволочной петлёй. Остановился, заметив приближавшуюся Патти, и вперился угрюмым взглядом. Заплетённый диким виноградом коттедж был тёмен, закрыт наглухо, и, похоже, давно заброшен – как и другие дома на улице. Патти внезапно сообразила, что зверолов заметил псину случайно, а теперь, должно быть, решил, что хозяйка спешит на выручку. Подходя ближе, она улыбнулась и помотала головой.
– Это не моя собака. Я даже не здесь живу.
От эха собственных слов, раскатившегося по тихой улице, у Патти возникло щемящее чувство тревоги. Она была уверена, что зверолов нехорошо сощурился. Он возвышался над ней, большой и круглый, как дирижабль, а лицо его смахивало на физиономию Жирдяя, только не такое дружелюбное. У зверолова была чудовищно отёчная левая нога и необъятное пузо, что милосердно скрадывалось просторным комбинезоном. Зелёная бейсболка придавала ему законченный вид не вполне здорового тугодума.
Однако чем ближе подходила Патти, тем сильнее ей хотелось кинуться наутёк, такое пугающее впечатление производила эта грубо слепленная фигура. Зверолов неподвижно замер в нелепой позе – вполоборота, ссутулившись. Пленённая собака весила добрых сто пятьдесят фунтов, она изо всех сил рвалась прочь, но рука пленителя даже не шелохнулась, словно животное было привязано к дереву. Патти шагнула к самому краю дорожки, делая вид, что опасается собаки, чья беспомощность скорее заслуживала жалости. Ручища зверолова отрешённо опустилась, прижимая овчарку к земле. Шерсть собаки стояла дыбом, голова казалась необыкновенно распухшей, отчаянные попытки вырваться сделались судорожными. Зверолов, слегка придушив псину, неторопливо оглядел улицу из конца в конец, а затем преградил Патти дорогу, волоча овчарку за собой.
Лицом к лицу, они стояли в шаге друг от друга. В голове Патти тихо щёлкали расчёты вероятной угрозы: масса, сила, скорость – зверолов имел превосходство по всем параметрам. Эти несколько мгновений едва её не доконали. Он запросто мог свернуть собаке шею одним движением руки, затем бросить дохлятину, сграбастать Патти и затащить в свой фургон. Точно, собака была уже на волосок от смерти. Зверолов гнусно ухмыльнулся, и Патти ощутила его дыхание – смрадное, холодное. Внезапно что-то странное стало происходить с его глазами. Они закатились, как у клиента, который вот-вот кончит, но Патти не увидела белков: глаза зверолова стали угольно-чёрными – два обсидиановых шарика возникли на месте водянисто-голубых буркал. Патти глубоко вдохнула, готовясь завопить во всю мочь. В следующий миг на улице показалось такси.
Зверолов ослабил нажим на шею едва живой собаки. Он стоял, яростно моргая,
Она запрыгнула в такси. Водитель хмуро сообщил, как Патти повезло, что он тут оказался, решив добраться до шоссе своим особым маршрутом. Она посмотрела на водителя так, словно он говорил на иностранном языке. Смягчившись, он спросил, куда её везти, и Патти без колебаний выпалила:
– На автовокзал «Грейхаунд».
Бегство. В простом, ясном порыве вычеркнуть из собственной жизни Голливуд и всех его смертоносных призраков, и таящихся охотников за плотью, и безымянных авторов извращённых писем, что находят удовольствие в осквернении разума ночными кошмарами. Только сперва нужно собрать вещи, нужно заехать домой. Патти назвала таксисту новый адрес.
Пришлось разворачиваться и ехать обратно, на ту же улицу, где Патти столкнулась со зловещим типом. Коричневый фургон стоял на прежнем месте, но ни зверолова, ни собаки видно не было. Странно, казалось, фургон покачивается на рессорах, словно от невидимой борьбы, происходящей внутри. Патти заметила это лишь мельком, с расстояния в полквартала, но на фоне сумрачной неподвижности улицы тряска фургона явно выделялась.
И тут Патти подумала про Жирдяя. Ну конечно же! Она пожалуется ему на этого зверолова. Его величавое лицо, его добродушная улыбка – воспоминание о тёплой ауре Жирдяя умерило испуг Патти. В конце концов, что такого случилось? Умственно неполноценный, больной конъюнктивитом калека намеревался её изнасиловать. Жирдяй с ним потолкует. Жирдяй решительно защитит её от подобных напастей. А пока она будет рассказывать ему, что случилось – Патти улыбнулась, планируя своё очаровательное смущение от столь интимной темы – она выразит Жирдяю свою благодарность самым горячим образом. А потом беседа плавно перейдёт в нежное соблазнение её мечты.
Патти снова заставила таксиста изменить маршрут, пришлось дать ему десятку чаевых авансом. Она вышла на бульваре, где намеревалась раздобыть немножко кокаина и пару пончиков. А уж после этого можно будет идти в «Парнас» или через улицу, к Жирдяю.
Возвращаться к отелю она не спешила, проведя остаток дня на бульваре. Жирдяй никуда не денется, так что спешить незачем, он ещё успеет избавить Патти от ужаса едва не случившегося изнасилования. К тому же у неё было другое верное средство от всех проблем. В женском туалете «Данкин донатс» Патти вынюхала две дорожки, потом догналась двумя крепкими коктейлями и, на десерт, чашкой кофе со сливками. И крепко задумалась о том, что хотя от облика Жирдяя веет спокойной уверенностью, в самом его предприятии есть что-то жутковатое, и это серьёзное препятствие, так что может быть стоит отложить визит до завтрашнего утра, а сегодня нужно просто как следует расслабиться. Безусловно, со стороны Патти было чересчур грубо воспринимать физические изъяны как нечто пугающее, что, должно быть, выводило её из себя ещё во время вчерашнего визита в офис Жирдяя. Это было несправедливо даже по отношению к тому здоровенному психу, что придушил собаку одной левой, (как закатились его глаза и стали чёрными, когда он смотрел на Патти…), но даже он заслуживал сочувствия за своё уродство. Вот что было в Жирдяе лучше всего – его любовь ко всему живому, однако оборотной стороной являлась необходимость общаться со всякими уродами.