Живая душа
Шрифт:
Была ранняя весна, снег в городе таял, но по ночам сильно морозило, наметало новые сугробы. Снегоочистителей на аэродроме не хватало, взлетные полосы обледенели. Щучалин тогда был вторым пилотом на «АН-10», и его самолет задержался в Адлере. Щучалин сидел и ждал, когда откроют Сыктывкарский аэропорт.
А Римма заволновалась не на шутку. Она ведь не знала ничего. Муж обещал вернуться вечером, но вот уже ночь, а его нету, и даже под утро не явился… Римма позвонила в аэропорт. А там отыскался какой-то шутник, на вопросы Риммы посмеялся:
— Да все в порядке,
Римма бросила трубку и чуть не расплакалась. Ладно, она покажет Щучалину и морские купанья, и девушек, пусть только появится!
Миновал еще день, Щучалина не было. В аэропорт Римма больше не звонила, хотя совершенно извелась. А когда вечером Щучалин вернулся и прямо в передней сгреб ее в охапку, она вырвалась, ударила его по рукам, разревелась…
— Давай договоримся, — сказал в тот вечер Щучалин. — Не выдумывай ужасов, если я опять когда-нибудь задержусь. Знаешь, бывает всяко… Иногда и связи нет, и предупредить тебя невозможно…
— Нет, ты обязан, обязан был сообщить!!
— Слушай, Рим… Ну, приучу я тебя к мысли, что при малейшей задержке раздастся от меня звонок. А жизнь штука сложная. И однажды не смогу я позвонить, из-за пустяка, из-за ерунды. Ты ведь с ума сойдешь! Давай так: сумею тебя предупредить — хорошо, не сумею — оставайся спокойной. Верь, что ничего плохого не случилось.
— Не могу я оставаться спокойной, пойми!
— Придется тебе стараться. Иначе нельзя.
Ни он, ни она не согласились с доводами друг друга. И все-таки они быстро помирились в тот вечер, не могла Римма долго сердиться на Щучалина. И когда попрекала морскими купаниями, загорелыми курортными девушками, все это было в шутку, и Римме тогда совершенно не требовалось, чтоб Щучалин оправдывался.
Очень она его любила.
Они познакомились ослепительно ярким летним днем. Это было на пляже, на берегу Вычегды, куда Римма приехала позагорать вместе с подружками-студентками. Играли в волейбол, дурачились и не сразу заметили, что неподалеку от них появились двое парней.
И один из них был особенно хорош — с фигурой гимнаста, белокурый, высоколобый, с удивительно спокойными глазами. «Наверное, очень добрый…» — подумала о нем Римма.
Она привыкла, что многие за ней ухаживают, не очень удивилась и тому, что белокурый парень тоже обратил на нее внимание. Приятно, конечно, но ничего особенного. Просто еще одно знакомство.
А потом она и спохватиться не успела, как этот парень со спокойными глазами завладел всеми ее мыслями. И она, избалованная вниманием, не придававшая значения ухаживаниям, не верившая словам о любви, с которыми к ней обращались другие, вдруг поняла, что к ней самой пришла любовь. Нет, не пришла, а как-то сразу, без разбега, вроде гонщика на старте рванулась вперед, и замелькали дни, наполненные этой любовью, памятные только встречами, ожиданиями встреч и недолгими — лишь до следующего утра — и все-таки нестерпимыми расставаниями. Ни о чем другом и ни о ком другом Римма тогда и думать не могла…
Родители, видя ее осунувшееся, с неестественно блестевшими глазами лицо, не на шутку забеспокоились: не заболела ли? Что происходит? Госэкзамены на носу, а Римма и книжку в руки не берет, и дома почти не бывает, и не спит как следует, и не ест…
Тем не менее каким-то чудом экзамены были сданы. Больше того — Римму как одну из самых способных выпускниц оставили в городе, послали преподавать математику в специализированной школе.
До начала самостоятельной работы, о которой Римма столько мечтала, оставался месяц, и надо было бы подготовиться. Но и этот месяц промелькнул, как во сне; мчались дни, похожие один на другой, как близнецы, и лишь единственный человек распоряжался этими днями — Кирилл Щучалин. Ее любовь. Необыкновенный, удивительный, замечательный человек, лучший из всех…
Да, Щучалин сумел понравиться не только ей. Отец Риммы знаменит был неуживчивым характером; Римма с ужасом думала о том дне, когда приведет Щучалина знакомиться с родителями. А Кирилл вмиг поладил со стариком.
Вышло это случайно. Гуляли по берегу Вычегды; какой-то человек возился у причала с лодочным мотором. Римма, ничего не воспринимая вокруг себя, не сразу узнала отца. А он издали заметил их, и отступать было поздно.
Пришлось Римме представить Кирилла; отец буркнул что-то в ответ и даже руки не подал.
— Не заводится моторчик? — спросил Щучалин, словно бы ничуть не обидевшись. — А искра есть?
— Есть.
— Можно, я попытаюсь?
— Ежели с толком. — Отец не скрывал усмешки.
— Толк сейчас будет, — уверенно пообещал Щучалин.
Он спрыгнул в лодку, дернул за шнур. Мотор фыркнул и смолк, будто подавился. Щучалин пробовал завести еще, еще. Снял фуражку, расстегнул китель, раскраснелся.
— Ладно, — хмыкнул отец. — Вижу, какой толк.
— Подождите, папаша, не горячитесь. Я, кажется, понял…
— Папашей будешь называть, когда распишетесь. Пока по бережку гуляете, я еще не папаша.
— Отец!.. — закричала Римма. У нее дыхание перехватило от стыда, в отчаянии она смотрела на Кирилла, и было у нее одно только желание — поскорей уйти отсюда.
А Щучалин улыбнулся и сказал:
— У вас один цилиндр не работает.
— Не может этого быть! Мотор новый!
— А я говорю, что не работает. Может, тряхнуло где-нибудь лодку, контакт ослаб. Давайте проверим зажигание.
Щучалин вскрыл магнето. Отец сунул под контакт десятикопеечную монету — она скользила свободно.
— Надо же… — удивленно произнес отец. — Цирк! Откуда вы догадались, что лодку тряхнуло? Я на топляк напоролся, да решил, что все обошлось…
Отец — невероятный случай! — стал обращаться к Щучалину на «вы»… Вместе отладили мотор, опробовали его на ходу. И с того дня началась у них дружба. Отцовское уважение к Щучалину не исчезло и после свадьбы; стоило Римме пожаловаться на мужа, как отец, не слушая никаких объяснений, горой вставал на защиту зятя.
Неужели он видел в Кирилле то, чего Римма не видела?