Жизнь длиною в лето. Книга первая
Шрифт:
– Не очень-то язви. Ты тоже нечестивая, дочь гойки. У нас только папа принадлежит к истинным евреям.
– Эйтан приедет?
– Звонил, что немного задержится.
– Ася Ивановна ещё раз окинула дочь внимательным взглядом.
– Кошмарно выглядишь.
***
Кармель сначала заехала в зоомагазин, купила большую клетку, рулон сетки из пластика, корм для кошки и кролика, и только потом направилась в парикмахерскую. Знакомая маникюрша долго ахала над её руками, предложила нарастить ногти, раз уж собственные у Кармель обрезаны слишком коротко.
– Не нужно. Просто обработайте и нанесите розовый лак, - фыркнула девушка, отмахиваясь от предложения. Она изредка косилась на Катю, сующую нос во все щели салона красоты.
– Будем стричь?
– поинтересовался мастер, у которого Кармель обычно делала прическу.
– Нет. Только привести в порядок и подрезать кончики.
– Необходимо подпитать волосы, они у вас пересушенные.
– Там у одной старухи лохмы выкрасили в розовый цвет, - прошептала Катя.
– Она наверно не видит, может, ты скажешь ей, что она стала смахивать на взбесившегося попугая.
– Она знает, - отмахнулась Кармель от призрака.
– Что?
– переспросил удивлённый мастер.
– Извините, это я так, веду внутренний монолог, - чертыхнулась про себя Кармель.
Выйдя из салона красоты, она зашла в магазин купить подходящую сумку для своей необычной клади. Она аккуратно засовывала в разные сумки пакет с черепом и наконец выбрала одну, наиболее удобную.
– Кать, а нельзя общаться с тобой ментально? В кино показывали, что призраки могут читать и передавать мысли. А то подумают: я сумасшедшая, сама с собой разговариваю.
– Если ты не говоришь вслух, я не слышу. Да и не умею передавать чего-то там мысленно, - пролепетала растерянно Катя.
– Получается я неправильный призрак.
Кармель улыбнулась.
– Совсем неправильный.
На стоянке во дворе дома рядом с машиной матери уже стоял серебристый джип отца. Кармель взгромоздила клетку для кролика на плечо, захватила сумку-корзинку с черепом и направилась к дому. Из открытой двери холла слышались голоса, потом на пороге показался дедушка Михаэль с приставной лестницей в руках. Кармель удивлённо посмотрела на старика, взобравшегося на шаткую лестницу.
– Здравствуйте, дедушка, что вы там делаете?
Михаэль Иосифович, увидев внучку, тряхнул седым венчиком волос, живописно торчащим из-под ермолки, и обрадовано воскликнул:
– Здравствуй, малышка! А я мезузу прикрепляю. Бабушке не терпится сделать всё по правилам.
Из холла показалась бабушка Кейла. Десятилетие, прошедшее с момента их последней встречи, почти не изменило её. Она осталась такой же стройной, подтянутой, седые волосы убраны в ту же строгую причёску, так же пытливо смотрят чёрные глаза сквозь очки в тонкой оправе.
– Ах, Боже мой, Кармель! Девочка моя! Как выросла. Красавицей стала.
– Кейла Давидовна протиснулась мимо мужа и попыталась обнять внучку.
Кармель, поставив клетку на ступеньки, поцеловала бабушку в щёку.
– Что дедушка цепляет к дверному косяку. Медузу?
Михаэль Иосифович спустился с лестницы, колобком скатился со ступенек, стиснул внучку в объятиях. Он едва доставал Кармель до плеча. Бабушка же оказалась одного роста с ней, и поэтому пара стариков выглядела немного комично. Маленький полный муж рядом со строгой дамой профессорского вида совсем не смотрелся. Кармель перешла в седьмой класс, когда они уехали в Израиль, тогда дедушка казался ей большим и солидным.
– Не медуза. А мезуза. Тора требует, чтобы вверху у каждой двери дома висел свиток с выдержками из Второзакония. Заходя или покидая комнату, правоверный еврей должен прикасаться к мезузе, выражая любовь к Богу и Торе. А ваш дом полностью лишён защиты, это не дом, в котором присутствует Бог, а непонятно что. Я как чувствовала - захватила несколько мезуз с собой.
Кармель сделала вид, что поняла, о чём идёт речь, хотя сильно удивилась: как можно выражать любовь к Богу, дотрагиваясь до свитка.
– И вы их повесили по всему дому, - поинтересовалась она, разглядывая длинную коробочку, похожую на школьный пенал, вверху двери.
– Конечно. Кроме туалета и ванной. А ведь дедушка прав, ты стала красавицей.
– Кейла Давидовна поправила очки и пытливо вгляделась в лицо внучки. Увиденным она, видимо, осталась довольна - её лицо осветилось радостью.
– А клетка тебе зачем?
– Для кролика. Бабушка, ты не поверишь, но у меня завёлся оранжевый кролик.
– Уверена? В твоей комнате на меня, как змея шипела рыжая кошка. Может, это её ты называешь кроликом?
Кармель подняла клетку.
– Кролик сидит голодный в корзинке, Лиса, так я назвала кошку, наверно не подпускала вас к Апельсинчику.
Бабушка махнула рукой.
– Совсем запутала. Ну ладно. Нужно поторопиться. Мы даже вещи не успели распаковать, а ведь ещё нужно подготовиться к Шабату.
Из столовой выглянула Ася Ивановна.
– Кармель, мне нужна твоя помощь.
– В выражении лица матери, в её движениях чувствовалась напряжённость.
– Я мигом, - не стала спорить Кармель, - только поднимусь в свою комнату. Через десять минут буду, как штык.
– У твоей бабушки странная вера, - прошептала Катя в самое ухо Кармель.
– Теперь-то я знаю, что со смертью ничего не заканчивается, а раньше была комсомолкой-атеисткой.
Кармель, поднимаясь по лестнице, так же тихо ответила:
– Иудаизм очень древняя религия, появилась раньше христианства.
– А ты?
– Что я?
– Ты ведь тоже еврейка. Во что ты веришь?
– У евреев родство по матери, мы с братом евреями не считаемся. О вере я как-то не думала. В церковь ходила редко, на пасху, ну и так из любопытства.