Жизнь Николая Клюева
Шрифт:
Звучат в «Львином хлебе» и традиционно клюевские темы: отрицание Города, Запада, «мадам Культуры». «Не зовите нас в Вашингтоны, В смертоносный, железный край»; «От Маркони, Радио вервий Саваоф не милует нас»; «Безголовые карлы в железе живут»; «...Из книжных улусов Тянет прелью и кизяком» и т.д. Но главное в этой книге – ее насыщенность образами Востока. «Львиный хлеб – это в конце концов судьба Запада и Востока, – говорил Клюев о своей книге. – Россия примет Восток, потому что она сама Восток, но не будет уже для Европы шитом <последние слова – перифраз блоковской строчки из поэмы «Скифы»: «Но сами мы – отныне вам не шит...». – К.А.>. Вот это обретение родиной-Русью своей изначальной родины – Востока и есть Львиный хлеб». Будущее России видится Клюеву
Клюев не только любил Восток, но и не раз намекал в своих стихах на то, что бывал в далеких краях. «Помню пагодные узоры. Чайный сад и плеск че-чун-чи»; «Старый лебедь, я знаю многое. Дрему лилий и сны Мемфиса». В действительности Клюев на Востоке не был и, видимо, дальше Кавказа никуда не ездил. Об этом свидетельствовал и Н.И. Архипов: «Клюев никогда не был ни в Персии, ни в Индии, ни в Китае, хотя и держался так, словно был».
Продолжается в «Львином хлебе» и начатая еще в 1918 году полемика Клюева с пролетарскими поэтами. «И цвести над Русью новою Будут гречневые гении», – бросал тогда Клюев в лицо В. Кириллову и другим. Теперь он пытается убедить в этом же Маяковского: «Простой как мычание и облаком в штанах казинетовых Не станет Россия, так вещает Изба». Клюев утверждал, что «чугунные, бетонные» (так называл он пролетарских поэтов; в цитированном письме к С.М. Городецкому – дополнительный эпитет: турбинные) оторваны от первоначал Жизни и не способны к подлинному творчеству. «Грянет час, и к мужицкой лире Припадут пролетарские дети», – пророчествовал олонецкий баян. (Досталось в «Львином хлебе» и Брюсову, критически отозвавшемуся в 1919 году о последних книгах Клюева. «Песнослову грозится Брюсов Изнасилованным пером» – так задел Клюев того, кто более десяти лет назад благословил его вступление в русскую поэзию).
Следует сказать, что пролетарские поэты не безучастно воспринимали эти выпады Клюева, пытались отразить их в своих стихах и публицистических статьях. В. Кириллов, С. Герасимов, Я. Бердников и другие разоблачали, как могли, «избяную» утопию Клюева и подвергали осмеянию его «мужицкие» идеалы. В 1921 году против Клюева в «Красной газете» открыто выступил В.В. Князев, впоследствии – автор книги, направленной против «клюевщины».
1921 год Клюев проводит в основном в Вытегре. В мае – июне он вновь приезжает Петроград, где вступает во Всероссийский Союз писателей (членский билет подписан председателем Правления А.Л. Волынским 31 мая 1921 года). Кажется, в этот приезд он впервые навещает мать и сестер Архипова. В.И. Архипова (музыкальный педагог по профессии) показывала нам в свое время альбом, куда Клюев в июне 1921 года вписал стихотворение («В заборной щели солнышка кусок...») и сделал под ним следующую запись: «Многострунным перстам Вашим, Валентина Ильинична, и за ласковые слова в моем сиротстве великом. Кланяюсь Вам как березке, как певучим улыбкам родимых зорь».
Одна из отличительных черт вытегорской жизни в 1920-1921 годах заключалась в том, что в городе била ключом... театральная жизнь. «В Вытегре зимовал в 1920 году Петроградский драматический театр, – вспоминал писатель В.А Соколов, бывший вытегор. – В двадцатых же годах местные артисты-любители ставили спектакли революционного репертуара и давали концерты в белокаменном здании бывшего городского училища и напротив речной пристани. С революционными гимнами выступал городской хор. <...> Голодали тогда в Вытегре почти все. Особенно тяжко приходилось интеллигенции: учителям, врачам, служащим советских учреждений. Но что удивительным покажется теперь, – люди не унывали, не падали духом. Театр показал вытегорам многие пьесы Островского и Чехова, труппа Домпросвета – инсценировку «Рассказа о семи повешенных» и «Савву» Леонида Андреева».
Клюев, естественно, не мог остаться в стороне от театральных вечеров в Вытегре, из которых главным
«Клюев присел по-бабьи на скамейку, протянул левую руку к изображаемой прялке, а правую – к веретенцу и, поплевывая на пальцы, начал прясть. Мы видели уже не его, а пряху, слышали жужжание веретена. Минут восемь длилась сказка, и не исчезало видение, навеянное словами и перевоплощением поэта. Спасая ладонями уши от грома аплодисментов, он мелкими шажками убежал за кулисы».
А вот воспоминания другого вытегорского старожила И. Кошелева, припомнившего одно из выступлений Клюева в Коммерческом клубе (возможно, то самое, о котором рассказывал В. Соколов): «Клюев сидел на сцене на стуле, с платком на голове, завязанном по-старушечьи, концами под подбородок, в позе старенькой старушки, прявшей льняные нитки».
В том же Коммерческом клубе Клюев изображал однажды некую досужую кумушку, которая, обращаясь к соседке, говорила: «И перед цим это, бабоньки, в огороде села ворона на развешенные на изгороди портки и клюет, и клюет...»
Кроме того, есть сведения, что в 1921 году в местном клубе шла стихотворная пьеса «С миру по нитки», поставленная самим Клюевым, который будто бы играл в ней и заглавную роль (мемуарные свидетельства опубликованы историком-краеведом В.Ф. Бахмутом).
Посещая спектакли драматической труппы, концерты или иные общественные мероприятия, Клюев время от времени отзывался на них в местной газете (в рубрике «Наш театр»). Его заметки появлялись, как правило, без подписи, либо – под псевдонимом. Театральные рецензии – своеобразная грань клюевского творчества, обычно не попадающая в поле зрения исследователей.
Приведем пример этого жанра – рецензию Клюева на спектакль «Девушка с фиалками» (по пьесе Т.Л. Щепкиной-Куперник «Барышня с фиалками», 1912), напечатанную в вытегорской газете «Трудовое слово» 6 августа 1921 года под псевдонимом «Веюлк» (палиндром фамилии Клюев).
«Фиалки цветут недолго – от первой проталинки до первого жаворонка.
Как они живут и гибнут, знают лишь апрельские звезды.
Фиалки – души человеческие, распускаются только в лиловые зори апреля.
Зеленый май, маковый и сладострастный июнь, ржаной смуглый июль и румяный здоровьем август – уже не их пора.
Непомерный труд выразить поэзию фиалок на глухой, полутемной сцене пропащего городишка. Но любящие преодолевают глухоту и тьму.
Вечер в среду пахнул на нас фиалковым холодком подлинного актерства, доказал, как тоскуют по чуду, по красоте лицедеи «Нашего театра».
Из пошлой купеческой «небели», из табачных занавесей, некогда реквизнутых для нужд театра от местных лабазников, Годунов, при радении, создал мираж уюта, характерную картину жилища тонкой, одухотворенной артистки, чем и была в этот вечер Самсонова.
Еще недавно какой-то малый брякнул, что Годунов и Самсонова – пара, что они не перешагнут чиновника Рышкова. От большой образованности чего к языку не льнет.
Но спасибо Самсоновой, спасибо Годунову, Пановской, Извольскому за радость пережитого в «Девушке с фиалками».
В гнойном вытегорском житии что найдешь лучше!
Милые наши актеры, порадуйте нас и в будущем, чтоб не завоняли мы вовсе, копошась в теплой жиже обыденности под крылышком нашей разлюбезной Вытегры.
Ах, фиалки, фиалки! Осыпать бы вами Самсонову в сцене объяснения с Годуновым (I акт), поднести бы вас, серебристых от лесной росы, Пановской, сочному Извольскому!* [Клюев называет фамилии основных исполнителей в спектакле – актеров И.Я. Годунова, Е.Л. Самойлову, П.С. Пановскую и Н.В. Извольского. Упомянут также драматург В.А. Рышков (1863-1926), комедия которого «Обыватели» была поставлена в тот сезон на вытегорской сцене].