Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
В 1931 г. он прошел чистку государственного аппарата и был признан соответствующим должности! Раковский получал 175 рублей в месяц, то есть даже меньше, чем в Астрахани.
Повороты ржавых колес бюрократической машины были иногда совершенно нелогичными и непредсказуемыми. Один из таких поворотов был связан с правительственными наградами Раковского. За участие в Гражданской войне и в восстановлении страны он был награжден в свое время орденом Красного Знамени и двумя орденами Трудового Красного Знамени. [1232] Власти не только забыли отобрать эти знаки отличия, но даже во время барнаульской ссылки Раковский в ноябре 1931 г. получил новую орденскую книжку (удостоверение на право ношения ордена Красного Знамени) за подписью секретаря ЦИК СССР А. С. Енукидзе. [1233]
1232
Алтайский край. 1990. 26 июля; Петренко В. Рыцарь идеи // Диалог (Барнаул). 1991. № 1. С. 26.
1233
ГАРФ. Ф. 482. Оп. 41. Ед. хр. 5045. Л. 3.
В то же время кары местных партийных властей, безусловно по команде из Москвы, обрушились на супругу Раковского. 12 декабря 1929 г. была устроена своего рода гражданская казнь – решался вопрос о ее партийности. Сохранившийся протокол зафиксировал смелость и решительность Александрины Георгиевны, заявившей, что она продолжает придерживаться ленинской линии и хочет сохранить возможность защищать свои взгляды. Малограмотный протоколист так передал ее заключительное слово: «Я, может быть, была невыдержанной по отношению к выступающим только потому, что плохо говорю по-русски. Некоторые меня недопонимают, передавая мои мнения. Я разделяю взгляды Раковского не потому, что он мой муж, а потому, что его взгляды верны… Наш аппарат так давит на рабочего, что последний не имеет возможности говорить. Нехорошо положение, что старый революционер, как только переходит в оппозицию, считается контрреволюционером… Партия ведет линию против свободы внутрипартийной демократии. Я буду подлецом, если не буду защищать свои взгляды, которые всегда были и будут лицом к партии».
Те, столь же неграмотные, как и писавший протокол, партийные чинуши, которые сочиняли решение, провели его в следующей формулировке: «Тов. Раковскую за принадлежность к троцкистской оппозиции, от которой она не отказалась и в данный момент, так как во время проверки заявила, что она останется при своих взглядах, которые сводятся к следующему: “решения XIV партсъезда были неверны, XV партсъезда и XVI (партконференции. – Авт.) исправили ошибки XIV съезда, т. е. пошли по пути оппозиции: аппараты задушили рабочих – рабочим живется тяжело, поэтому они бузят; штаб Ленина разогнали (Троцкого); неверие, что пятилетка выполнима, что бедняцко-середняцкие массы к коллективизации еще не подготовлены”, – из рядов ВКП(б) исключить». [1234] Добавить к этому, с позволения сказать, решению нечего.
1234
Государственный архив Алтайского края. Ф. 5. Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 19–20. В цитате исправлены только грубые грамматические ошибки.
Небезынтересно отметить, что в то время, когда Х. Г. Раковский находился в далекой алтайской ссылке, на страницы печати подчас продолжали прорываться не просто положительные, а весьма высокие оценки его прежней деятельности. На Украине в 1930 г. появились воспоминания В. П. Затонского, в которых довольно подробно рассказывалось, как Раковский стал главой украинского правительства, каким он обладал политическим тактом, как хорошо ориентировался в обстановке, как быстро в условиях «председательского кризиса» во Временном рабоче-крестьянском правительстве Украины привлек к себе симпатии только что настороженно к нему относившихся членов этого правительства. [1235] Издававшаяся на Украине болгарская газета в том же году вспомнила высокий отзыв В. И. Ленина о статье Х. Г. Раковского «Голод и кукуруза». [1236]
1235
Затонський В. Із спогадів про українську революцію // Літопис революції. 1930. № 5. С. 171–172.
1236
Колективист. 1930. 30 април.
Образ жизни Христиана Георгиевича и его супруги в Барнауле был самым простым: продукты покупались на рынке, и обычно этим занимался Христиан, пищу готовили на примусе. Вначале Раковские жили в гостинице горкомхоза, а затем в доме № 12 по улице Косой Взвоз (ныне улица Ф. Колядо). [1237]
Они снимали комнату у пожилой женщины Т. Вдовиной-Киреевой, которая вскоре рассказала соседям, что ее квартирант – бывший посол в Париже. Жители окрестного района проявили симпатии к Раковским: до далекого Алтая, видимо, не докатилась еще волна страха перед общением с «троцкистами». Н. Ф. Зайцева, тогда девочка-школьница, а в конце 80-х годов сотрудница музея боевой славы Барнаула, в письме Х. В. Раковскому, внучатому племяннику нашего героя (март 1989 г.), поделилась воспоминаниями, которые хранила в своей памяти полстолетия. Она рассказала о дружеском общении своего отчима с Раковским, о их беседах, о том, как Христиан Георгиевич убеждал ее в необходимости серьезного изучения иностранных языков и сам учил ее языкам. «В моей памяти он оставался добрым, очень умным и простым человеком, который находил общий язык с девочкой-школьницей… Христиана Георгиевича почему-то представляю в зимней одежде: очень высокий, в бобровой шапке, в пальто с шалевым воротником, а бабушку Вашу вспомнила в белом летнем строгом костюме, в белой блузке. Ее я как-то побаивалась, видимо, потому, что она для меня была учительницей. А в те времена к учителю у нас было особое, уважительное отношение». [1238]
1237
Алтайский край. 1990. 26 июля. Этот дом сохранился, и общественность Барнаула установила на нем мемориальную доску.
1238
Дипломатический ежегодник. 1989. М., 1990. С. 453–454.
Несмотря на все невзгоды и трудности, сердечное заболевание и малярию, Х. Г. Раковский продолжал проявлять высокую политическую активность и принципиальность, верность своим убеждениям, не шел на компромисс со сталинской бюрократией, в отличие от многих других оппозиционеров, один за другим посылавших в ЦК ВКП(б) декларации о раскаянии. «Самое страшное – не ссылка и изолятор, а капитуляция», – писал Раковский одному из товарищей. [1239]
Прибыв в Барнаул, политический ссыльный тотчас же попытался восстановить связи со своими единомышленниками. По известным ему адресам ссыльных оппозиционеров были посланы тезисы и заявление, все еще не отправленные в Москву, для согласования и присоединения. 8 сентября 1929 г. Раковский разослал из Барнаула экземпляры проекта заявления с сопроводительным письмом, подготовленным еще в саратовские дни, добавив к ним: «Настоящее письмо приходится отправлять уже из Барнаула (адрес – до востребования). Седьмого сентября мною отправлена Л. Д. Троцкому копия нашего проекта заявления с просьбой о присоединении с одновременным сообщением об этом в ЦКК». [1240]
1239
Бюллетень оппозиции. 1930. № 17–18. С. 43.
1240
HU.HL. bMS Russ 13. T 17115. В архивном фонде Л. Д. Троцкого хранится еще один экземпляр рукописи этого документа. На сопроводительном письме – приписка: «Дорогие друзья, крепко вас обнимаем. Крыстю, Александрина» (HU. HL. bMS Russ 13. T 13116).
Получившие текст заявления оппозиционеры переписывали его от руки и рассылали во все новые места. [1241] Группе ссыльных, находившихся сравнительно неподалеку, в Рубцовске, Раковский телеграфировал 24 сентября: «Прошу неприсоединившихся иметь в виду интересы консолидации сил. Заявление и тезисы составляют единое целое, отличаются лишь целевыми установками. Готовы учесть всякие конкретные замечания». [1242]
В среде оппозиционеров возникла дискуссия. Часть из них отвергла возможность обращения в ЦК ВКП(б) данного состава в принципе. Появилось даже открытое письмо «Почему мы отвергаем заявление тов. Раковского», датированное 14–22 сентября 1929 г., [1243] обвинявшее Раковского в недооценке «левизны» сталинской группы и в том, что заявление троих (автором считали именно его) наносит политический удар оппозиции, какими бы хорошими намерениями ни руководствовались лица, его подписавшие. Некоторые оппозиционеры (например, Б. С. Лившиц, И. Соболь и другие, находившиеся в ссылке в Славгороде в Алтайском крае) критиковали Раковского с противоположных позиций, считая, что руководство ВКП(б) в основном возвращается к правильной линии. [1244] Но такие крайние взгляды были редкостью. В целом заявление Раковского, Косиора и Окуджавы стало своего рода новой платформой оппозиции. К нему присоединилось около 5 тыс. ссыльных и заключенных оппозиционеров, в том числе Н. И. Муралов, П. Г. Мдивани, Л. С. Сосновский. [1245]
1241
В архивном фонде Троцкого хранится экземпляр этой копии: HU.HL. bMS Russ 13. T 17117.
1242
HU.HL. bMS Russ 13. T 14561.
1243
Там же. Л. 1–30.
1244
HU.HL. bMS Russ 13. T 14968b, 14969.
1245
Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 3.
Троцкий получил текст заявления через месяц после его написания, находясь на острове Принкипо (Принцевы острова) в Турции, и тотчас подготовил открытое письмо с его поддержкой, которое было сразу же опубликовано в «Бюллетене оппозиции», [1246] хотя к нему поступали и мнения части оппозиционеров с критикой этого документа. [1247] Придавая большое значение заявлению, редакция «Бюллетеня» посвятила ему одобрительную передовую статью. [1248]
1246
Там же. С. 7–8.
1247
«Дорогой Л. Д.! Если настоящий документ паче чаяния проскочит, то подтвердите его получение», – говорилось в сопроводительной записке к открытому письму «Почему мы отвергаем заявление тов. Раковского». Обе эти бумаги находятся ныне в архивном фонде Л. Д. Троцкого (HU.HL. bMS Russ 13. T 14561), и, следовательно, они «проскочили» через кордоны.
1248
Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 1–3.
За рубежом СССР Раковского в 1929 г. называли наиболее непримиримым и непоколебимым оппозиционером, иногда ставя рядом с ним, без должных к тому оснований, И. Н. Смирнова. [1249] 3 ноября 1929 г. в «Правде» появилось заявление Смирнова, Мрачковского, Белобородова и других бывших сторонников Троцкого о прекращении оппозиционной борьбы и согласии с партией. Раковский потерял еще одну группу соратников, ряды борцов против сталинщины еще более сузились.
В связи с решением о созыве летом 1930 г. XVI съезда ВКП(б) Х. Г. Раковский подготовил новый документ – обращение к партии. В первоначальном варианте оно осталось неизвестным: в середине февраля 1930 г. агенты ОГПУ произвели у Раковского, безусловно по команде из Москвы, самый тщательный обыск, продолжавшийся семь часов. Главным «трофеем» был готовый текст обращения. [1250] Вслед за этим последовали новые обыски. «Нет сомнения, что Сталин намерен еще ухудшить и без того крайне тяжелое положение Христиана Георгиевича Раковского», – говорилось в «Бюллетене оппозиции». [1251]
1249
Социалистический вестник. 1929. № 5. С. 13; № 14. С. 16.
1250
Бюллетень оппозиции. 1930. № 11. С. 31.
1251
Там же. № 15–16. С. 60.
Поразительно, но и в этих условиях Раковский сохранил силы, чтобы продолжать борьбу. Он много писал, находил возможности для продолжения контактов с другими ссыльными, а также с некоторыми знакомыми, остававшимися в Москве. «Безумие разорило крестьянское хозяйство», – комментировал он в одном из писем сталинскую сплошную коллективизацию. [1252]
В условиях крайней конспирации был подготовлен текст нового документа, связанного с созывом XVI съезда ВКП(б). Его подписали ссыльные Раковский, Муралов, Косиор, Каспарова. Документ, датированный апрелем 1930 г., назывался «Обращение оппозиции большевиков-ленинцев в ЦК, ЦКК ВКП(б) и ко всем членам ВКП(б). К предстоящей дискуссии». [1253]
1252
Там же. № 14. С. 21–22.
1253
Бюллетень оппозиции. 1930. № 17–18. С. 11–19. В архивном фонде Л. Д. Троцкого хранится рукописный текст этого документа без поисковых данных.