Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Только в два часа утра Габриэль удалилась в свою комнату, оставив бедного ребенка, спящим от упоения всеми восторгами… На рассвете Рыжая разбудила Дампьера и отдала ему письмо своей госпожи к королю.
Он с изумлением рассматривал горничную.
– Полноте! – сказала она ему. – Уезжайте скорее, г-н Дампьер. Ваша лошадь уже оседлана, и его величество должен быть очень удивлен, что вы не возвратились вчера вечером. Но не бойтесь, герцогиня все объяснила ему в этом письме.
– Все? – повторил паж, рассудок которого начинал приходить в нормальное состояние.
– Без сомнения, – непоколебимо ответила Рыжая. – Разве вы не помните,
– Вы?
– Конечно я. Ах, у вас нет памяти! Или вы притворяетесь, что у вас её нет. Очень вероятно, что такой молодой и прекрасный сеньор, как вы. Но можете заботиться о том, чтобы понравиться на минуту женщине… такого сорта, как я….
Проговорив это Рыжая попробовала опустить глаза и вызвать слезинку на покрытые румянцем щеки.
Готье хотел раскричаться. Нет не эта толстая девушка, еще молодая, но не красивая ужинала с ним!.. Нет, не ею обладал он. Его губы, еще дымившиеся ароматом поцелуев, не могли касаться этих губ…
Но Рыжая начала снова, прямо смотря на молодого человека.
– Не бойтесь ничего, господин Дампьер я давно живу среди придворных и знаю, что иногда не благоразумно и даже опасно иметь хорошую память. Ступайте с Богом. Никто не будет знать, что в одну безумную ночь, один из пажей его величества пил, без отвращения из одного стакана с горничной герцогини де Бофор,
Эти слова были уроком для Готье де Дампьера. Он его понял. Он встал и одной рукой беря, письмо, другой он подал камеристке золотую цепь, которую он снял с шеи.
– Благодарю, – сказал он, – вы правы!.. И для вас и для меня всего лучше забыть эту безумную ночь. Прошу вас примите эту цепь. Вы передадите герцогине мое глубочайшее почтете, и поблагодарите ее от моего имени за ее великодушное гостеприимство, прощайте!..
Готье де Дампьер поступил согласно своему обещанию; он забыл или по-видимому забыл о происшествии. Пока жила Габриэль, он хранил полнейшее молчание о своем приключении в маленьком домике Пре-Сен-Жерве; только долгое время спустя после смерти Беарнца, он осмелился рассказать одному из своих друзей о счастье подаренном ему любовницей Генриха IV.
Он вздыхал оканчивая рассказ.
– А на самом деле Габриэль была так прекрасна, как о ней говорили? – спросил один из слушателей.
– Прекраснее! – вскричал прежний паж. – Да, вы можете мне поверить, господа, что она была настоящим королевским кусочком. Таким обольстительным кусочком, равного которому я после не встречал.
– А если ты был обманут? – заметили ему. – Если Рыжая не солгала тебе?
Готье де Дампьер покачал головой.
– Невозможно! – сказал он. – Доказательство…
– Доказательство?
– Да! через нисколько недель после ночи в Пре-Сен-Жерве, однажды вечером. в Лувре я застал Генриха IV целовавшего Габриель, и…
– Ну?
– Боже! вы не догадываетесь! Она говорила королю "я люблю" тем же самым тоном, каким говорила мне. Ее поцелуй королю производил тот же самый звук, как и поцелуй подаренный некогда пажу.
Это было в 1599 году. Еще не имея титула королевы, Габриэль пользовалась всеми почестями; ей недолго оставалась ждать полного обладания ими; переговоры о разводе были на всех парах. Однако: Силлери, посланник в Италии, который следуя данным ему приказаниям, требовал расторжения королевского брака, встретил некоторые препятствия, ибо королева Маргарита, заклятый враг Габриэли, уверенная что когда ее брак будет расторжен, то Генрих IV, женится на своей любовнице, велела сказать папе, что она ни за что не согласится на развод на этих условиях. Папа со своей стороны говорил, что не может признать законными детей, прижитых в прелюбодеянии, и что развод произвел бы важ-ные потрясения, а потому не соглашался издать столь ожидаемую буллу.
В Париже Сюлли делал все, чтобы отклонить то, что он без церемонии называл глупостью из глупостей. Проповедники гремели с кафедр против гнусного союза блудницы с Иродом.
«В воскресенье 27 декабря 1598 года, в день св. Иоанна, проповедник в Сен Жемсе говорил, что во Франции мало св. Иоаннов, но Ироды очень умножились: Шавакьян сказал по этому предмету, что то опасное чудовище – блудница при дворе короля, причинившая много зол, особенно когда поддерживали ей подбородок.
Испуганная этими упреками, еще более напуганная мрачными предсказаниями, Габриэль проводила целые ночи в слезах.
По-видимому, с ее стороны было бы всего проще сказать королю: «не будем венчаться».
Но найдите женщину, которая отказалась бы от короны.
Дело близилось к Пасхе. Герцогиня уже четыре месяца беременная четвертым ребенком, и «очень обеспокоенная этой беременностью», говорит Сюлли, отправилась в конце поста в Фонтенебло с королем. Приближалась Пасха; нужно было расстаться. Этого требовал ее духовник Рене Генуа, а Генрих чувствовал справедливость этого требования и необходимость сохранить в чистоте священные дни.
Здесь мы даем слово наивному, но часто трогательному автору Les Amours de Henri IV.
«Как есть некоторые старые болезни, которые возобновлением страдания предвещают перемену погоды, также существуют нежные любящие сердца, предчувствующие угрожающие им несчастья.
Герцогиня, как будто предвидя свою будущность, с большим трудом рассталась с королем, со слезами на глазах препоручая ему своих детей.
Она села на корабль в Мелюне в великий вторник и очень рано прибыла в Париж. Король просил ее, чтобы она поселилась у Себастиана Замета. Король любил его и фамильярно называл его Севочка.
Замет с особенной заботливостью принял герцогиню и доставлял ей мясо, до которого она была охотница.
На другой день она отправилась к заутрени в Сент Антуан, ее сопровождали г-жа и девица Гиз, дочери и маршал де-Рец. Она отправилась в носилках, а прочие дамы в экипажах. Капитан гвардии постоянно находился у дверей ее носилок и проводил ее в капеллу, которая была назначена для того, чтобы скрыть ее от взоров народа, и чтобы толпа не стесняла ее.
Наша святая (Габриэль) не настолько была занята небесными делами, чтобы не думать о земных. Она показала мадмуазель де-Гиз письма полученные ею из Рима, которыми ее уведомляли, что столь близкое ее сердцу дело скоро будет кончено. Она показала ей два других полученные ею в тот же день от короля, в которых было столько знаков нежности и нетерпения видеть ее королевой, что она должна была быть довольной. Государь писал ей, что он послал в Рим Дю-Френа, государственного секретаря, на которого она смотрела как на свою креатуру. Он женился на одной из ее близких родственниц, и она была уверена, что он не побрезгует ничем, чтобы победить медленность его святейшества.