Жонкиль
Шрифт:
— Но боюсь, что я больше знаю о мотыльках, чем о том, как быть элегантной, — вздохнула она.
— Я люблю тебя такой, какая ты есть, совершенно естественной, — сказал он. — Хотя нам придется избавляться от пристрастия к ловле мотыльков и к другим подобным удовольствиям!
Еще несколько дней тому назад он относился к ней безразлично, ему казалось, что она слишком худая, слишком загорелая, слишком юная, чтобы быть красивой.
— Я рада, что ты пришел и научил меня любить, Роланд, — сказала она. — Это самая замечательная вещь в мире.
— Не думай слишком много об этом, дитя, — сказал он резко. — Не будь слишком сентиментальной. Смотри на вещи более трезво. Доля цинизма никогда не помешает женщине на крутых поворотах. А розовые грезы... Что ж, после них гораздо тяжелее подниматься, когда жизнь собьет тебя с ног.
— Я не боюсь жизни, — сказала она гордо, — ты ведь защитишь меня от ее ударов, правда, Роланд?
— О, Боже, — простонал он, поддразнивая ее, — ты, я вижу, намерена во всем полагаться на меня?
— И материально тоже, — рассмеялась она в ответ. — У меня в сумочке не более десяти шиллингов.
Он стал серьезным.
— Давай не будем говорить о деньгах, — сказал он. — Это больной вопрос. У меня нет состояния. Ты привыкла к достатку, а...
— Не о чем особенно беспокоиться, — перебила она. — Отец простит меня, когда он увидит тебя и узнает, какой ты, Роланд. Тогда у меня снова будет все, что я захочу.
— Я не собираюсь жить на деньги своей жены, — сказал Роланд. — У нас будет всего одна свободная неделя, Жонкиль, затем я должен работать.
— Было бы замечательно найти какую-нибудь крохотную квартирку в Лондоне. Я бы готовила, пока ты работаешь, — сказала она весело.
«Бог мой, какой она еще ребенок. Она, кажется, еще не понимает, что она сделала, выйдя замуж за меня сегодня утром! Господи, зачем я это сделал?» — думал Роланд. В этот момент он почувствовал ее пальцы на своей руке.
— Роланд, — сказала она тихим, дрожащим голосом ему на ухо, — я не боюсь ничего на свете, пока ты любишь меня.
Он крепко обнял ее.
— Я действительно люблю тебя, Жонкиль, — сказал он тоже шепотом. — Гораздо больше, чем раньше, верь мне!
— Скажи мне, это правда, что я один раз прочитала про мужчин и любовь...
— Что, дорогая?
— Байрон сказал, что любовь мужчины и жизнь мужчины идут раздельно, но смысл жизни женщины — в любви...
Роланд вдруг прижал ее темную головку к своему плечу. Он не мог больше выносить вопрошающего взгляда ее тревожных, невинных глаз.
— Я не знаю, дорогая, — сказал он. — Возможно, это правда. Любовь не значит так много для мужчины, как для женщины. Я хочу сказать, мужчина не может вечно говорить о любви и целоваться, а девушка, видимо, наоборот. Но не забивай этим свою прелестную головку. Смотри-ка, мы уже на вокзале. Поправь свою шляпку, дорогая, и выскакивай поскорей, а то мы опоздаем на поезд.
Жонкиль повиновалась. Не думая больше о проблемах любви, она шла рядом с мужем через многолюдный вокзал в багажное отделение. Какие сомнения в любви и преданности Роланда могли у нее быть? Он проявил себя настоящим возлюбленным — тем нежным, поддразнивающим, восхитительным возлюбленным, перед которым не может устоять ни одна женщина. У нее еще были какие-то опасения, когда она рано утром попрощалась с бабушкой и украдкой проскользнула с чемоданчиком к выходу за спиной миссис Риверс. Обычно утром она брала корзинку и ножницы и срезала цветы, чтобы поставить их на стол. Вместо этого она убежала, убежала из Риверс Корта и от надоевшей рутины деревенской жизни — навстречу тайному замужеству, навстречу новой, увлекательной, волнующей жизни. Она понимала, что она сделала и как ужасно рассердится мистер Риверс. Но она была уверена, что когда он познакомится с ее мужем, он простит их. Никто не может не любить Роланда. Даже Микки Поллингтон — светская женщина — говорила о нем, как о «самом привлекательном мужчине в Лондоне».
— Роланд, — произнесла она вдруг.
— Что, дитя?
— Я ужасно горжусь тем, что я твоя жена.
Он не ответил, не мог ей ответить.
Глава 6
Жонкиль стояла перед зеркалом в своей спальне в «Палас Отеле» в Торки и озабоченно изучала свое изображение. Этот ее свадебный вечер и ужин, на который через несколько минут отправятся они с Роландом, будет самым важным в ее жизни, поэтому она должна выглядеть как можно лучше. Жонкиль была полна сомнений относительно своего внешнего вида. В ее чемодане лежало только одно платье. Она покинула Риверс Корт в состоянии лихорадочного возбуждения и забыла большую часть вещей, которые ей были просто необходимы. Но она утешала себя мыслью, что может послать за ними через день или два, когда бабушка и приемный отец узнают...
Когда Жонкиль оказалась в Торки, она решила на время вычеркнуть из памяти отца, бабушку, Риверс Корт — все, кроме человека, за которого она сегодня утром тайно вышла замуж, и того факта, что это было начало ее медового месяца. Сегодня вечером она не должна допустить, чтобы какие-либо сомнения и опасения испортили ее счастье.
Она сделала гримасу своему лицу в зеркале — довольно разгоряченному, пылающему, с блестящими глазами и полуоткрытыми губами.
— Противная, — сказала она. — Почему бы тебе не быть красивой, восхитительно красивой для Роланда?!
Судя по тому, что она видела в зеркале, она не была «восхитительно красивой». Как бы она хотела, чтобы у нее было настоящее красивое вечернее платье, в котором она могла бы очаровать своего мужа. Однако у нее было только то белое, жоржетовое, в котором она познакомилась с Роландом на рождественском балу у Поллингтонов.
Она вздохнула, отвернувшись от зеркала, но это был скорее счастливый вздох. В конце концов, Роланд любит ее, он говорил это десятки раз с тех пор, как они уехали из Лондона. Она прижала руку к сердцу и почувствовала его неистовое биение. Роланд... Как он трогал ее волосы, его поцелуи...
Спальня, с мягким светом и приятно теплая, выглядела уютной и даже роскошной в эту холодную зимнюю ночь. Жонкиль привыкла к холодному аскетизму в своей нетопленной спальне в Риверс Корте. Бабушка не одобряла «баловства». Жонкиль была вынуждена признаться, что тепло — большое благо, когда на тебе тончайшее платье.
На одной из двух кроватей лежала ее лучшая ночная рубашка из тонкого белого батиста, которую она сама украсила фестонами и вышила, потому что бабушка поощряла занятия рукоделием дома в длинные вечера. Жонкиль посмотрела на другую кровать. Ее сердце приостановилось, когда она увидела разбросанные вещи Роланда: синюю полосатую пижаму, шелковый халат, одну или две рубашки, воротнички и галстуки, небрежно выброшенные из чемодана. Бесстыдный Роланд!