Жонкиль
Шрифт:
— Вы все-таки приехали, — еле смогла вымолвить она; от волнения у нее перехватило дыхание.
Он взял обе руки девушки и увлек ее в тепло гостиницы.
— Конечно, — сказал он. — Я же говорил тебе, что приеду. Как дела?
— Очень хорошо, спасибо, — ответила Жонкиль. Она стояла рядом с ним в небольшой, освещенной пламенем камина комнате. Они были совершенно одни; она молчала в смущении, ожидая его слов и думая, что сказала бы миссис Риверс, если бы знала, что ее внучка тайно встречается с мужчиной.
Чартер тоже молчал. Он серьезно смотрел в лицо Жонкиль. Она была действительно прелестна с этими горящими щеками, со снегом, припорошившим ее маленькую серую фетровую шляпку на темных стриженых волосах. Ему понравился ее твидовый, хорошо сшитый костюм, грубые башмачки... такие маленькие смешные башмачки. Господи, какие трогательные, крохотные ножки были у этого ребенка!
За время, прошедшее с тех пор, как они расстались, Чартер укрепился в своем намерении — дал себе клятву провести игру без колебания. Он собирался жениться на Жонкиль Риверс и таким образом отомстить за нанесенную ему обиду. Он не позволит, чтобы ее молодость и ее доверие к нему тревожили его совесть. И все же, когда он увидел ее снова и вспомнил свежесть ее губ, он нахмурился, и легкая краска проступила сквозь загар на его лице.
«Черт возьми, я не позволю себе влюбляться, — размышлял он, — это было бы губительно. Я не смогу обмануть ее, не смогу жениться на ней, если я влюблюсь».
И Чартер неторопливо начал осуществлять план, который наметил. Он взял маленькие ручки Жонкиль, стащил с них меховые рукавицы и поцеловал ее ладони. Она побледнела от волнения, когда почувствовала его твердые, холодные губы на своих руках.
— Ну, Жонкиль, — сказал он ласкающим голосом. — Ты меня так же любишь, как в Лондоне?
Любовь! Он не спрашивал о ее любви там, в Лондоне. Он только поцеловал ее так, как будто любил. Испуганными глазами она взглянула на красивое, циничное лицо Роланда.
— Вы хотите, чтобы я любила вас? — пробормотала она, заикаясь.
— Конечно. Зачем бы еще я ехал сюда?
— О, — еле могла она вымолвить, и замолчала. Она не знала, что сказать. Но ее пальцы дрожали в его руке. С чувством жалости, близким к нежности, Чартер обнял ее. Как просто было убедить ее в своей любви... Играть на ее чувствах так же легко, как музыканту нажимать на клавиши пианино.
— Глупый ребенок, — прошептал он. — Конечно, я хочу, чтобы ты любила меня. Разве ты не знаешь, что я влюбился в тебя в тот самый вечер?
Он постарался произнести эту ложь без тени стыда, но вспыхнул, когда увидел сияние ее глаз, когда ее руки обхватили его шею.
— О... как я счастлива... счастлива, потому что мне кажется, что я тоже люблю тебя!
Он прижал ее голову к своему плечу, снял с нее шляпку, и мрачно посмотрел в огонь. Черт возьми, почему ему так трудно, несмотря на всю свою жесткость и весь цинизм, обманывать этого ребенка? Ее простодушное признание в любви взволновало его больше, чем он ожидал. Он быстро поцеловал ее... только легкий, короткий поцелуй на этот раз. Он чувствовал себя мерзавцем. Он не мог отвечать на ее невинную страсть низменным желанием мужчины. Он собирался жениться на ней, рассчитаться со своим дядей... Ну, тогда надо побыстрей заканчивать всю эту игру.
Он усадил ее на диван (одно из тех чудовищных сооружений, набитых конским волосом, которое является неотъемлемой частью буфета при гостинице) и сел рядом с ней, не выпуская ее рук.
— Послушай, Жонкиль, — сказал он, — мы должны смотреть на вещи серьезно. Ты знаешь, мы ведем себя довольно глупо, и даже безрассудно.
— Я знаю, — рассмеялась она нервно. — Мы только что встретились... Все это странно, но у меня такое чувство, что я знаю тебя всю жизнь, что все это было предопределено.
Чартер плотно сжал рот. «Слава Богу, малышка не собирается испытывать мое терпение излишними сантиментами», — подумал он. И продолжал говорить добрым, благоразумным голосом:
— Да. Мы только что познакомились. Но сотни людей влюбляются с первого взгляда. Так же, как и мы.
— Да, — сказала она и приложила руку к своей горящей щеке.
— Ты ничего не сказала своей бабушке?
— Нет, я же обещала, что не скажу. После того, как я побывала в Лондоне, бабушка стала более придирчивой и строгой, как будто она жалеет, что разрешила миссис Оукли взять меня на бал к Поллингтонам.
Чартер мрачно кивнул. Уж он-то хорошо знал ее бабушку: разве не была она его бабушкой — его настоящей бабушкой, и разве не жил он под ее строгим надзором в Риверс Корте?
— Мне так неприятно обманывать их, — услышал он слова Жонкиль, сопровождаемые вздохом. — Конечно, я обманываю и отца. Он бы очень рассердился, если бы узнал, что я встречаюсь с тобой — с человеком, которого он не знает.
Губы Чартера скривились. Бедняжка, что она сказала бы, если б знала, как хорошо ее отец знает его...
— Хорошо, малышка, так уж получается, что же делать, — сказал он, водя по ее руке указательным пальцем. — Если мы хотим быть возлюбленными, нам придется встречаться тайно, не так ли?
— Думаю, что так, — ответила она печально. И вдруг, стремительно взмахнув ресницами, она добавила: — Это нехорошо? Ты думаешь, это будет нехорошо?
Он покраснел и отвел глаза в сторону:
— Нет, — сказал он. — Я хочу сказать — нет, если ты выйдешь за меня замуж. Ты знаешь, я хочу, чтобы мы поженились, а ты, Жонкиль?
— Выйти за тебя замуж? — у нее перехватило дыхание. — О, Роланд!
— Ну, — спросил он, — хочешь ты выйти за меня замуж? Это было бы... прекрасно, правда?
Жонкиль очень крепко сжала его руки. Ее глаза сверкали, щеки были в огне. Да, это было бы прекрасно — выйти замуж. Замужество для нее означало бы свободу, а также любовь, общество этого человека, который совершенно покорил ее. Она не была ни глупая, ни пустоголовая — просто молодая, очень эмоциональная девушка, прежняя жизнь которой протекала слишком скучно и аскетично. Ее внезапная страсть к Роланду Чартеру выявила весь романтизм и бесстрашие ее натуры. Но выйти замуж за человека, с которым она всего два раза в жизни разговаривала... Это было слишком.