Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
Король резко повернулся и проследовал к себе в кабинет, где его ждал камердинер.
Увидев взволнованное лицо короля, он укрылся в оконном проеме.
— Теперь я вижу, — бормотал Людовик XV, стремительно бегая по кабинету и не обращая ни малейшего внимания на верного слугу, которого король даже не считал за человека, — теперь я вижу: господин де Шуазель издевается надо мной, дофин считает себя чуть ли не государем и надеется, что действительно станет им, как только усядется со своей австриячкой на трон. Луиза любит меня, но слишком суровою любовью, потому что прочла мне мораль и оставила меня. Три другие дочери распевают песенки, в которых меня называют Блезом. Граф Прованский [80] переводит Лукреция [81] . Граф д'Артуа не вылезает из будуаров. Мои собаки взбесились и собираются меня искусать. Поистине, бедняжка графиня — единственная, кто меня любит. Так к дьяволу же всех, кто хочет ей досадить!
80
Граф Прованский (1755–1824) — будущий (с 1814) король Людовик XVIII, граф д'Артуа (1754–1836) — будущий (1824–1830) король Карл X, внуки Людовика XV и младшие братья Людовика XVI.
81
Тит Лукреций Кар — римский поэт, автор поэмы «О природе вещей».
Приняв это отчаянное решение, король сел за стол, за которым Людовик XIV подписывал бумаги и который выдержал бремя последних мирных трактатов и надменных писем великого короля.
— Теперь-то я понимаю, почему все вокруг уговаривают меня ускорить прибытие дофины. Они думают, что стоит ей здесь появиться, и я стану ее рабом или подчинюсь ее семейству. Ей-богу, я еще успею встретиться со своей драгоценной невесткой, тем паче если ее приезд принесет мне новые неприятности. Поживем-ка как можно дольше спокойно, а для этого задержим ее в пути. Через Реймс и Нуайон она должна проследовать без остановки и ехать прямо в Компьень. Будем держаться церемониала. Три дня торжеств в Реймсе и один — нет, к черту! — два, а пожалуй, лучше три дня празднеств в Нуайоне. На этом мы выгадаем шесть дней, шесть спокойных дней.
Король взял перо и собственноручно написал приказ г-ну де Стенвилю задержаться на три дня в Реймсе и на три — в Нуайоне.
Затем вызвал нарочного и приказал:
— Срочно доставить приказ адресату.
После этого тем же пером написал:
«Дорогая графиня, сегодня мы возводим Самора в губернаторский сан. Я еду в Марли. Вечером буду у вас в Люсьенне и расскажу все, что я сейчас намереваюсь предпринять.
Француз».
— Лебель, отвезите письмо графине, и советую вам быть с нею учтивым, — распорядился Людовик XV.
Камердинер поклонился и вышел.
29. ГРАФИНЯ БЕАРНСКАЯ
Графиня Беарнская, то есть главная цель всех этих взрывов гнева, камень преткновения всех скандалов, которых так ждали либо опасались при дворе, спешно, как сообщила Шон своему брату, ехала в Париж.
Эта поездка была плодом изощренной изобретательности виконта Жана, которая всегда приходила ему на помощь в трудные минуты.
Не видя возможности отыскать среди придворных дам столь желанную и необходимую «крестную», он обратил взор к провинции, изучал положение дворян, прочесывал города и нашел то, что нужно, на берегах Мёзы в старом, но содержавшемся в полном порядке доме.
Искал он старую сутяжницу и давнюю тяжбу.
Старой сутяжницей оказалась графиня Беарнская, а давней тяжбой — процесс, от которого зависело состояние графини и который в свою очередь зависел от г-на де Мопу [82] , недавно заключившего союз с г-жой Дюбарри; он обнаружил, что находится с нею в каком-то дальнем родстве, о чем до сей поры никто не догадывался, и по этой причине называл ее кузиной. В предвидении получения поста канцлера г-н де Мопу относился к фаворитке со всем пылом недавно обретенной дружбы и надежд на будущее содействие, каковые дружба и содействие уже привели к тому, что король назначил его вице-канцлером, меж тем как в обществе его именовали попросту вице-канальей.
82
Мопу, Рене Никола де (1714–1792) — канцлер Франции в 1768–1774 гг.
Графиня Беарнская действительно была старой сутяжницей, неким подобием графини Эскарбаньяс или г-жи Пембеш, [83] типов нередких в ту эпоху, хотя, как видит читатель, принадлежала она к старинному роду.
Подвижная, сухая, угловатая, вечно что-то вынюхивающая, вечно зыркающая из-под седых бровей глазами настороженной кошки, графиня Беарнская носила наряды своей юности, а поскольку мода вопреки ее капризности иногда бывает разумной, платье молоденькой девушки 1740 года оказалось в 1770 году впору старухе.
83
Персонажи комедий Ж. Б. Мольера «Графиня д'Эскарбаньяс» и Ж. Расина «Сутяги».
Обилие вышивок, накидка с волнистыми краями, огромный чепец, бездонные карманы, невероятных размеров сумка, шелковый шейный платок в цветочек — в таком наряде увидела графиню Беарнскую Шон, любимая сестра и верная наперсница г-жи Дюбарри, когда представилась старой сутяжнице под именем м-ль Флажо, то есть как дочь ее адвоката.
Старуха графиня носила его — речь, разумеется, идет о наряде — как потому, что он соответствовал ее вкусам, так и из соображений экономии. Она не принадлежала к людям, стыдящимся своей бедности, тем паче что бедность эта была не ее виной. Она сожалела лишь об одном — что не может оставить состояния, достойного ее имени, сыну, совершенно провинциальному молодому человеку, робкому, как девица, и притом куда более склонному к радостям плотской жизни, нежели к славе и известности.
У нее, правда, оставалась возможность именовать своими владениями земли, которые ее адвокат оспаривал у семейства Салюс, но поскольку она была женщина весьма умная, то прекрасно понимала, что, решись она призанять денег под эти земли, ни один ростовщик, хотя в ту пору они во Франции отнюдь не всегда были безрассудны, ни один стряпчий, а они во все времена были тертыми калачами, не примет такой гарантии и не ссудит ей ни гроша под такой залог.
Поэтому, вынужденная жить на доходы и арендную плату с земель, не затронутых процессом, и имевшая ренту едва в тысячу экю, графиня Беарнская избегала двора: там пришлось бы платить ни много ни мало целых двенадцать ливров в день за наем кареты, в которой просительница могла бы ездить к гг. судьям или гг. адвокатам.
Главным же образом она избегала двора потому, что отчаялась увидеть свое дело извлеченным из папки, где оно дожидалось очереди, раньше чем через четыре-пять лет. В наше время процессы тянутся долго, но в любом случае каждый затеявший тяжбу может надеяться увидеть ее завершение еще прежде, чем он доживет до мафусаиловых лет; в ту же эпоху процесс растягивался на два-три поколения и, подобно сказочным растениям из «Тысячи и одной ночи», давал цветок лишь через двести-триста лет.
Короче, графиня Беарнская не желала растранжирить остатки родового достояния в попытках возвратить девять десятых оного; она, как мы уже говорили, относилась к тому типу женщин, которых во все времена называли старозаветными, то есть была мудра, осмотрительна, основательна и прижимиста.
Разумеется, она сама могла бы вести свое дело, внести его на судебное рассмотрение, выступить в заседании и исполнить решение лучше всякого адвоката, прокурора и судебного исполнителя, но она была графиня Беарнская, и это имя многому становилось препятствием. В итоге же, снедаемая страхами и сожалениями, подобными тем, что терзали божественного Ахилла, когда он засел у себя в шатре и притворялся, будто не слышит звуков боевой трубы, [84] она, вооружась очками, проводила дни за расшифровкой старинных пергаментов, а по ночам, закутавшись в персидский халат и распустив седые волосы, произносила перед подушкой речи, защищая дело о наследстве, которое оспаривало семейство Салюс, причем всякий раз выигрывала дело благодаря собственному красноречию и всякий раз оставалась им настолько довольна, что желала бы и своему адвокату обладать подобным красноречием в подобных же обстоятельствах.
84
Имеется в виду сцена из «Илиады», когда Ахилл, поссорившись с Агамемноном из-за отнятой у него пленницы Брисеиды, отказался участвовать в сражении, чем воспользовались троянцы, нанеся большой урон грекам.