Змеиный поцелуй
Шрифт:
— Помочь? Но как?
— Не забывай, что ты именем Распятого воскресил сына брахмана. Об этом скоро узнает не только раджа, но и правители сопредельных княжеств.
38
Утром я созерцал под дождём, сидя у входа в келью в голубоватом тумане из брызг. Воздух был напоён влагой. Пронизанные дождём деревья, которые, казалось, замерли и задумались, вдруг сказали мне:
— Воины раджи во главе с Варуном ищут тебя, отшельник!
Тогда я мысленно спросил листву деревьев, которые стали мне как
— Они ищут меня, потому что думают, будто я знаю, где спасается Дионисий? Но я не знаю этого!
Узор листвы ничего не ответил мне. И тогда я спросил своё сердце, и сердце сказало мне:
— Сын раджи написал на стене углём портрет Дионисия. Ты, Офонасей, похож на него.
— Они хотят убить меня, потому что я похож на Дионисия?
— Они идут, — сказали брызги дождя.
Варун присел передо мной на корточки.
Глаза его держали насмешку. Я слушал воина, палочкой вычищая грязь из-под ногтей. Я понимал язык зверей и птиц, я понимал язык деревьев, но не мог понять, чего хочет от меня воин. Его льдистосверкающий насмешливый взгляд не вязался с подрагивающим в мнимом почтении голосом. Я бы мог усмирить Варуна, и он беспрекословно подчинился бы мне, но я не стал подчинять себе Варуна, хотя на миг представил, как этот гордый воин сгорбился с обвисшими вдоль тела руками. Он обернулся к своим подчинённым и сказал:
— Мы нашли Дионисия.
— Я не Дионисий, — сказал я.
— Да? Кто же ты?.. Сын раджи нарисовал тебя.
Я побежал. Воины бросились за мной. Я бежал сквозь влажную дурманящую траву, мясистую и высокую, спотыкался о корни, падал, поднимался и снова бежал. И тут точно молния ударила из-под земли. Я остановился, жадно хватая ртом воздух, потому что задыхался. Махал рукой, пытаясь помочь себе этим бесполезным жестом. Но меня преследовали. И под хохот обезьян я бросился прочь в дебри. На бегу принял висящего над лесом ястреба за свою душу и его глазами следил за преследователями. Обезьяны пронзительно визжали, подскакивали, рычали, били по земле руками и по стволам деревьев взлетали к кронам. Я слышал визг обезьян как человек, а как ястреб видел их.
Сильный, похожий на большую обезьяну воин, догнав меня, толкнул в спину и ногой прижал к мокрой склизкой земле. Подошёл Варун, велел отпустить меня. Улыбался он мерзко и вежливо.
Когда меня вели по городу, бирюч бежал впереди нас и кричал:
— Дионисий схвачен! Христианин Дионисий схвачен!
39
Господь услышал мои молитвы, и я встретил верных из Церкви, которую насадил святой апостол Фома. Конечно, не так представлял я себе нашу встречу.
Пленных монахов держали в клетке для диких зверей. Клетка была приставлена к небольшой пещере, где молились и спали монахи. В клетку, на свежий воздух, выбирались только те, кому становилось нестерпимо душно и тяжело в пещере. Порой я ловил на себе короткие взгляды. Они казались дружелюбными. Но со мной никто не заговаривал. Изредка до моих ушей долетали обрывки чужого шёпота: «ятри… прана… русич… Фома…»
Первым ко мне обратился престарелый
— Как ты попал сюда? — его добрый голос какими-то неуловимыми оттенками отдалённо напоминал голос махатмы.
Я вкратце объяснил, что я купец, путешествую по Ындии, ищу товар на Русь, пишу повесть о святом апостоле Фоме, а в Джуннаре мой кунак и благодетель бесермен Махмет-хазиначи рассказал мне о деревне, возле которой могут спасаться христианские отшельники из Церкви, которую насадил апостол Фома. В деревне меня обвинили в преступлении, которого я не совершал, и бросили в старый колодец. Но я бежал. В джунглях набрёл на ваши пустые кельи.
— Да… — я вынул из-за пазухи шёлковый свиток с евангелием от Фомы. — Я думал взять его себе, но раз уж я встретил вас, то по совести должен отдать его.
Ындус не протянул руки за свитком.
— Пусть останется у тебя, — сказал он, взглядом поощряя меня к продолжению рассказа.
— Меня с кем-то перепутали, — вымолвил я как можно непринуждённее, — хотя я православный христианин!.. Воин раджи, когда пленил меня, сказал, что сын правителя нарисовал углём чей-то портрет. И я похож на человека, который изображён на угольном рисунке.
— Ты считаешь, что тебя перепутали с человеком, который огласил сына раджи?
Я кивнул.
— И это весьма странно. Я не ындус.
— А кто сказал тебе, что Дионисий — ындус? — спросил старый монах.
— А разве Дионисий белый, светловолосый и с голубыми глазами? — спросил я.
Монах тихо улыбнулся:
— Как ты овладел секретом праны?
— Не знаю, поверите ли вы мне… — и я рассказал монаху о махатме.
Пока я говорил, пытался понять по его лицу, как он относится к махатме. Не успел я произнести последнее слово, как монах сказал:
— Я хорошо отношусь к махатмам. Это они под видом волхвов посещали родившегося Иисуса в Вифлееме. (Это я уже слышал от бродячего пророка Ишара.) Ты необычный человек, ятри, не каждый смертный удостаивается разговора с махатмой. Но неужели ты до сих пор ничего не понял в связи с Дионисием?
— Что я должен понять?
— Ты не похож на глупого человека.
Монах прямо смотрел в мои глаза. Ему очень хотелось, чтобы я о чём-то догадался. В фиолетовой полутьме ощущались пытливые взгляды соузников.
— Но я похож на Дионисия, поэтому меня и посадили сюда… — я говорил осторожно, точно боялся спугнуть догадку неосторожным словом, и, говоря, вопросительно смотрел в глаза монаху.
— Как же ты не понимаешь! — монах точно в отчаянии поднял очи горе. — Дионисия пока не существует. Точнее, он есть, но пока ещё не Дионисий.
Мне припомнилось, как у келий этот монах сказал ратоборцу Варуну: «Ты не найдёшь Дионисия, потому что он сам ещё не знает, кем в действительности является».
— Но кто же тогда просветил царевича?