Змея Давида
Шрифт:
Мысли в голове Дианы завертелись со скоростью вентилятора. Значит, действительно «алую вуаль» для Волдеморта сварил именно Снейп. Сволочь, подумала она, прекрасно ведь знал, что яд будет использован по прямому назначению, а не пополнит волдемортову коллекцию редкостей и темных артефактов. Но с другой стороны… Чувства, как, впрочем и всегда, у нее постепенно начинали уступать голосу логики. Работа любого разведчика, в первую очередь двойного агента предполагает высочайшую степень мимикрии к враждебному окружению. И если для этого приходится поддерживать репутацию убийцы, профессиональный разведчик сделает все, чтобы не отличаться от остальных и заслужить максимум доверия «главного».
Так
– Диана, – Римус, кажется, растолковал ее молчание по-своему – ты, наверное, даже не представляла себе до этого, насколько опасным и грязным делом может быть работа двойного агента. И Северус – один из немногих, способный с ней справиться. – Да все я понимаю, – отмахнулась Диана, которая от такой новости о Снейпе даже протрезвела. – Ты права насчет того, что большинство в Ордене его только терпят. Тебе ведь известно о его прошлом? – Диана кивнула. – Но ему верит сам Дамблдор. А значит, мы просто не имеем права ставить под сомнение его точку зрения. Иначе мы все перегрыземся на почве подозрений, и это будет означать конец Ордена и фактически победу Волдеморта. – Бедный Северус, – Люпин вдруг вздохнул, совершенно непритворно. – Ему, похоже, за что-то влетело во время последней встречи с Волдемортом. Заметила, что он хромает? – Как это «влетело»? – внезапно севшим голосом спросила Диана. – «Круциатусом», думаю, – пожал плечами Люпин. – Наверняка, за провал в Министерстве он «приласкал» не одного Снейпа, но и других. Ну, тех-то, других не жалко…
Диана уставилась невидящим взглядом в пространство. Острое чувство жалости к Снейпу полоснуло по сердцу раскаленным ножом. Все «прелести» его работы двойного агента вдруг предстали перед ней во всей своей жестокой неприглядности. Каждый раз отправляться на встречу со своим «хозяином», на зная наверняка, вернешься ли живым или хотя бы невредимым… Изготавливать темнейшие зелья, чтобы доказать преданность «хозяину» прекрасно при этом понимая, что они будут использованы против твоих соратников… И знать, что верит тебе только один человек, а остальные так и будут коситься, помня о твоем не слишком героическом прошлом…
Юхан появился неожиданно, без предупреждения. В этот вечер она, уставшая и мало что соображавшая (рутинная работа выматывала ее не хуже, чем беготня в прежние времена в Аврорате), вернулась в свой номер в «Дырявом котле», предварительно заказав ужин в комнату. Дождавшись, когда на столе появится тарелка с дымящимся омлетом, она заварила чай и только собралась сесть и спокойно поужинать, как в камине раздалось характерное шипение, означающее, что кому-то не терпится наведаться к ней в гости. Обреченно вздохнув, она подошла к камину, готовая проклясть любителя нарушать заслуженный вечерний отдых честных тружеников.
– Впустишь меня? – спросила голова Юхана Виртанена в языках пламени. – Черт с тобой, заходи.
Выйдя из камина, Юхан отряхнул мантию от остатков Дымолетного пороха, критически оглядел скудную обстановку номера и хмыкнул.
– Не «Ритц-Карлтон», согласна, – заметив это, с сарказмом произнесла Диана. – Но меня устраивает.
Юхан
Опасаясь, что следующим вопросом Юхана станет «Ну, как ты?», она торопливо спросила:
– Я собиралась ужинать. Составишь мне компанию? – Нет, спасибо, я – уже. Вообще-то я по делу. – Помочь тебе в работе? – Нет… Помнишь, ты как-то еще в школе интересовалась как можно лишиться тела и при этом не умереть? – Конечно! – А помнишь, что я тогда тебе ответил? – Разумеется! – У меня есть подробное описание способа создания «якоря», позволяющего вернуться к жизни даже при смерти тела, – очень тихо произнес Юхан и, сунув руку себе за пазуху, извлек оттуда предмет, весьма похожий на завернутую в кусок ткани книгу.
В комнате повисла напряженная тишина. Диана стояла, не шевелясь, словно боялась, что Юхан передумает и не захочет делиться с ней своим открытием. Но Юхан присел на потертый диван и поманил ее к себе, словно то, что он принес, можно было рассматривать только в непосредственной близости друг от друга. Диана села рядом, скрестив руки на груди и с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать упрашивать приятеля не тянуть книзла за хвост.
– Имя Герпо Омерзительного тебе о чем-нибудь говорит? – еще тише спросил Юхан. – Слышала о нем кое-что, весьма нелестное. Вроде того, что он заключил сделку с дьяволом и тот вытащил его с того света. – Собственно, с того света он вытащил себя сам, без помощи дьявола. Он оставил что-то вроде мемуаров о своих опытах с бессмертием, но вот уже около пятисот лет они считаются утерянными. Хотя один чувак в восемнадцатом веке каким-то образом их обнаружил, правда, тут же постарался перепрятать понадежнее. – Какой чувак? – Джузеппе Бальзамо.
При этом имени Диана, наливавшая чай в чашки, от изумления промахнулась и залила и без того не самую свежую скатерть дымящейся жидкостью золотисто-коричневого цвета.
– Шутишь?! Но ведь этот Бальзамо был всего лишь талантливым авантюристом и алхимиком-любителем, а не… Или я чего-то не знаю? – Да уж, видимо, не знаешь. Бальзамо был маглорожденным волшебником, старательно скрывавшим свой дар, но вовсю им пользовавшимся. Если оставить в стороне его невинные развлечения в виде продажи лохам всяких «чудодейственных» снадобий, оживлений статуй и сеансов спиритизма, есть кое-что гораздо менее невинное – его эксперименты с попытками создать философский камень и обрести бессмертие. – Ему удалось? – Нет, но он нашел утраченные записи Герпо Омерзительного, расшифровал их и повторил его опыт с бессмертием.
Диана затрясла головой, стараясь осмыслить услышанное. То, что всемирно известный жулик и мистификатор Джузеппе Бальзамо, он же граф Алессандро Калиостро, был волшебником, казалось таким же маловероятным, как существование инопланетян – в принципе возможно, но уж больно отдает выдумкой. Как ему удавалось скрывать свой дар от магической общественности Европы того времени? Да и зачем? Жечь еретиков и колдунов в то время в Европе практически перестали, а к концу восемнадцатого века и вовсе пошла мода на безбожие и обезглавливание королей и церковных прелатов. А главное – что там еще за эксперименты с бессмертием?