Знак зодиака
Шрифт:
– Я бы на вашем месте не стал здесь оставаться, – серьезно проговорил Физерд и тут же, жизнерадостно улыбнувшись, прибавил:
– Но вижу, вас не отговорить. Может, сыграем в карты? У меня есть с собой.
– О, давайте! Давайте! – оживился Аскель, будто бы позабыв обо всем, что новый знакомый говорил про земляных знаков и про людей невысокого роста. Осколок Тьмы на это уныло кивнул. Нэи пожала плечами, подумав про себя, что с Физердом стоит быть поосторожнее – все-таки он охранник.
Они уселись у порога хижины, расстелив на земле плащи, и Физерд тут же принялся раскладывать карты, при этом не переставая что-то рассказывать. Карты падали на алую ткань охранничьего плаща, вспыхивая яркими рубашками – видно было, что они очень старые, но красивые и дорогие. Может быть, когда-то их даже использовали в колдовских целях. Кусочки биографии Физерда, напротив, казались мрачными и тусклыми, хоть и изрядно были сдобрены шутками – это больше всего походило на попытку плохого повара спрятать неприятный вкус блюда за острыми специями.
За последние несколько часов они выяснили, что Физерд живет с отцом и прабабушкой, и что у него есть взрослая старшая сестра, которая уехала работать в Центр Таека – довольно крупного воздушного города – и с тех пор видеть свою семью не желает, хотя исправно присылает деньги. Судя по рассказам, прабабушка была почти слепая и глухая, а отец – явно не в своем уме. Также выяснилось, что юноша умеет играть на гитаре, хотя поет очень скверно – в этом он признался сам – и именно за музыку Олекайн платит ему словами. Что такое Физерд хочет узнать, Нэи выяснить так и не удалось – юноша мгновенно соскальзывал с темы и принимался с утроенным старанием вести сторонние монологи, стоило ей подобраться к этому вопросу. При этом он грустнел, брови, похожие на серые птичьи перья, печально взлетали вверх, лицо принимало виноватое выражение, а рука ерошила пепельные волосы – этот жест, очевидно, означал смущение.
Они втроем поделили еду, и Физерд с неожиданной щедростью нарезал им принесенного с собой копченого мяса. Нэи подумала, что он ей нравится, даже несмотря на невнимательность и бесцеремонность. По крайней мере, он казался честным, а это качество Нэи ценила в людях больше всего. К этому времени солнце уже начало заходить за лес, и его лучи бросали на землю янтарные полосы.
– Ну, – с набитым ртом проговорил Физерд. – А вы-то сами откуда?
– Из водяной деревни, – живо ответил Аскель, обретший наконец благодарного собеседника. – Там был пожар, и мы с Нэи потеряли женщину, у которой жили. Не знаем, где она и жива ли вообще… Поэтому мы ищем ведьму по имени Граноенмару – она должна нам помочь, но мы заблудились, и оказались здесь. А Осколок Тьмы просто пока путешествует вместе с нами.
– Мне нужно вернуть мое имя, – вставил обращенный.
– Вот как, – Физерд нахмурился, и серые перья почти сомкнулись над переносицей. – Не знаю, как насчет тебя, змееносец, но вот вам двоим лучше бы было оставаться около деревни со своими и подождать ту женщину. Неужели, никто из всей деревни вам не помог бы?
– Конечно, нет! – нахмурился мальчик. – Я же овен!
– Аскель! – воскликнула Нэи, но было уже поздно.
– Овен, значит? – юноша сощурился. – Брат и сестра знаков враждебных стихий. Да еще кардинальный крест! По-хорошему мне бы следовало сообщить о вас в ближайший Центр…
Нэинри подобралась, предостерегающе сжимая предплечье Аскеля и готовясь бежать или драться, но Физерд вдруг рассмеялся:
– Но мне ведь не платят за ловлю преступников на лесных дорогах, правда? Хотя я, конечно, не считаю, что это нормально. Но когда детей отправляют за решетку, это ведь тоже ненормально, а?
– Сам ты ненормальный, – обиженно пробурчал Аскель.
– Не слушай его! – перебила брата Нэи. – Мы тебе очень благодарны, правда.
– Так вот, раз вы трое такие ненормальные, я вам расскажу, пожалуй, одну байку, – Физерд на мгновение задумался. – С чего бы начать? Пожалуй, с того, что я вам сыграю.
И он стал распаковывать свою огромную сумку. Наконец, гитара была извлечена, и Нэинри почти сразу поняла, что с инструментом что-то не так. Вернее, не так было со струнами. В наступающих сумерках они слабо светились, отливая голубоватым и поблескивая янтарными искорками, как если бы кто-то догадался скрутить сияние в нити. Физерд осторожно перехватил рукой гриф, зажал первый аккорд и пробежался пальцами по струнам; переборы тотчас взлетели в воздух невидимыми золотистыми лесенками. Нэи готова была поклясться, что это именно лесенки; она почти их увидела. А потом лесенки закрутились искрящимися спиралями и унеслись вверх, и полилась музыка, похожая на вышитое пестрыми нитками полотно. Ее было видно, она имела запах и вкус; но, хотя звучала мелодия радостно, за ней будто бы стояло что-то огромное и тяжелое, печальное, тягучее, как трясина, никак не вяжущееся с искристым золотым и синим светом. Но невидимые (или все же видимые?) лестницы аккордов все неслись вверх, и Нэинри совсем скоро об этом позабыла, жадно впитывая звуки. На какой-то миг "внешний" радостный фон будто бы поблек, и то, что скрывалось за ним, непонятное и глубокое, метнулось вперед тоскливой, вязкой волной. У Нэи защемило в груди. Вновь заплясавший веселый мотив окатил ее градом золотистых бусин, и она вдруг осталась совсем одна, оглушенная и никем не понятая, сосредоточенная на своей лишь великой печали.
Когда музыка оборвалась, на поляну, где они сидели, будто бы упала тень. Стало прохладно и очень тихо, и Нэи даже невольно поежилась, плотнее закутываясь в пальто.
– Ничего себе! – первым очнулся Аскель. – Что это такое было? Она магическая?
– Что, понравилось? – довольно оскалился Физерд, откладывая инструмент.
Мальчик радостно закивал. Нэинри не могла в полной мере согласиться с братом: легкость и свет исчезли, а вот мрачное и тягучее, прятавшееся в тени, казалось до сих пор висело над ними. На душе скребли стаи диких кошек, ей вдруг очень захотелось домой, туда, где есть Селла, туда, где тепло и свет, подальше из этого мрачного леса и огромного чужого мира.
– Нет, – сказал вдруг Осколок Тьмы. – Никогда больше не играй на ней.
Физерд на удивление совсем не расстроился, напротив, он весь подался вперед, сияя от восторга, а глаза его зажглись хищным любопытством.
– Ага, ты тоже заметил! – воскликнул он. – Молодец, змееносец.
– Называй меня Осколком Тьмы, – нахмурился тот, нервно вжимая голову в плечи.
– Это так важно? – серые перья взлетели вверх, обозначив удивление.
– Конечно, – обращенный нахмурился еще сильнее. – У тебя есть имя, а значит, есть родители, которые тебе его дали, и есть народ, который его придумал, и есть память обо всем этом. А у меня – нет. У меня – только знак зодиака и кличка, и я даже не знаю, откуда она взялась. Но змееносцев на свете так много, и я запросто потеряюсь среди них. Кличка – единственное, что меня отличает от этих змееносцев, а я не хочу быть только знаком зодиака, и все. Поэтому зови меня так.
– О, понятно, – Физерд растерянно почесал затылок, очевидно не вполне сообразив, как риагировать на эту тираду. – Э-э-э, хорошо. Мне вообще без разницы, как звать.
– Без разницы? – пораженно прошипел Осколок Тьмы, взирая на Физерда с помесью неприязни и недоумения.
– Я тоже заметила, что с музыкой что-то не так, – поспешно сказала Нэи, ощущая, что разговор вновь пошел не в то русло.
Осколок Тьмы тем временем сокрушенно качал головой, источая ощутимые волны раздражения.