Знак зодиака
Шрифт:
Лэунду порой казалось, будто Келео вообще не спит. Никогда. Только работает в саду, и все. Иногда он пытался говорить с ней об этом, но из подобных разговоров ничего толком не выходило.
– Почему бы тебе просто не пожить в свое удовольствие, – бурчал Лэунд, старательно рыхля мотыгой землю.
– Я уже говорила, – отвечала тогда девочка. – Я хочу, чтобы после меня в этом мире что-то осталось. Понимаешь?
Лэунд не понимал. Какая разница человеку, ушедшему из этого мира, что там от него осталось, если его самого уже нет? А еще юноша часто думал, что на этот сад никто в будущем, может, и не обратит внимания, и все усилия Келео окажутся бессмысленны – но ей он, понятное дело, ничего такого не говорил.
Один раз Лэунд выбрал время и отлучился в город неподалеку – там был маленький Центр и небольшая библиотека. Почти сутки юноша провел среди книг, но снова ничего не нашел: не было нигде больше упоминаний о разделенном времени или нужных заклятий. Зато Лэунд тайком унес оттуда небольшую книгу с легендами и старыми песнями. Он показал ее Келео, и она обрадовалась, хотя и не знала высокого языка, и ему пришлось читать ей вслух. Чтение стало поводом хоть немного отвлечь ее от постоянной работы. Когда Лэунд что-либо делал в саду, ему казалось, будто собственными руками он приближает тот момент, когда Келео исчезнет. Девочка говорила, что до тех пор, пока работа над садом не будет закончена, она никуда не денется. И Лэунд ей верил. И совершенно не знал, что ему делать. Он чувствовал себя как никогда слабым, и слабость подкрадывалась сзади, обнимала за плечи, уговаривала опустить руки, оградиться от мира и ни за что не верить в происходящее.
"Все решится как-нибудь само, – нашептывала слабость Лэунду. – Реальность не бывает такой жестокой".
Но юноша не мог ей поверить. Потому что заклинание обращения все еще существовало.
А сад все рос.
Лэунд наконец смог разобрать слова песенки, которую Келео постоянно мурлыкала себе под нос.
Ждать удачи, ждать фортуны -
Но в руках лишь звезд сиянье.
В чаше неба, в свете лунном
Нету силы, нету знанья.
Под далеким небосводом,
Под сиянием рассвета
Засыпай. Но все мы родом
Из историй – помни это.
Наша память вечно рядом,
Знай, лелеет все, что было:
Наши встречи, наши взгляды,
Города, что стали пылью.
Наши мысли и дороги -
В отголосках слов и смеха.
Мы остались на пороге
Умирающего века.
Это была "Песнь прошлого" – Лэунд слышал ее всего однажды в своей жизни. Тогда горел коварный, темный Самшейн – праздник умирающего солнца – и родители Лэунда пели эту песню, грустную, и все же куда более нежную, чем другие песни, которые обычно звучат в Самшейн. И всякий раз, как он слышал, что обращенная поет ее, ему становилось как никогда грустно.
Скоро стало понятно, что лето кончилось. То и дело начинал моросить дождь, небо затянуло тучами, листья на деревьях едва заметно тронула позолота. В воздухе пахло водой, прелыми листьями и увяданием. В колодце плавали упавшие с деревьев краснобокие яблоки. Мир желтел и бурел, меняясь неумолимо, даже звуки стали другими, таинственными, размытыми и гулкими.
Они с Келео переместили на новое, освободившееся место некоторые цветы, что прежде росли перед входом. Силой перебродившей магии недавно посаженые черенки роз превратились в огромные колючие кусты, и благодаря особенностям все той же магии их листья отливали лиловым. Под деревьями Келео решила оставить небольшие лужайки, потому что "Ну какой же сад совсем без травы?". Познания Лэунда о садах, как таковых, оказались весьма скромными, но он не возражал.
Сэвезмунта все не было, и Лэунд подумывал, что это даже неплохо. Он теперь тоже, кажется, почти не спал.
– Так хорошо слушать, как деревья растут, – говорила Келео, присаживаясь на лужайку и прислоняясь спиной к шершавому древесному стволу.
Лэунд пытался прислушиваться, но не слышал. И его это пугало. У людей и, уж тем более, у обращенных не настолько хороший слух, чтобы знать, с каким звуком растут деревья. И тогда Лэунду стоило больших усилий сдержаться и не зажать Келео уши. Чтобы она тоже не слышала.
К концу подзвездия сад был закончен, последние сорняки выдернуты, а последние цветы пересажены. Келео устало вздохнула:
– Вот и все.
За крышей храма разгорался рыжий закат, теплое на вид, но слабо греющее солнце проливало на древесные стволы и серые стены расплавленный янтарь. Обращенная стала совсем тусклой, и сейчас ее туманный силуэт был окутан рыжеватым ореолом. Она медленно таяла, как исчезают призраки и фата-морганы.
Лэунд поджал губы. Слабость сковала его по рукам и ногам, мертвым грузом повисла на шее, придавливая к земле.
– Это еще не все! – вдруг отчаянно вскрикнул он, стряхивая неимоверно раздражающие липкие путы. – Сорняки вырастут снова! Растения надо поливать!
– Это все сделаешь ты, – невозмутимо пожала плечами Келео, на губах ее была легкая, чуть грустная, невозможно безразличная улыбка.
– Нет, я этого не сделаю! Это не мой путь! Ты не смеешь меня связывать подобным обязательством! – собственное бессилие выводило Лэунда из себя наравне с этой самой улыбкой. – И хватит казаться безразличной! – он схватил ее за плечи и осторожно встряхнул. – Тебе не может быть все равно! Где та Келео, которая защищала сад?!
– А? – остекленелое выражение глаз сменилось недоумением, прежняя безразличная расслабленность пропала. – Защищать?
– Да! – уцепился Лэунд за последнюю соломинку. – Ты даже меня хотела прогнать… Но кто его будет защищать, если ты исчезнешь?
– Ты.
– Прекрати без конца надеяться на других! – в сердцах воскликнул Лэунд. – Думаешь, мне так нравилось возиться в земле?
– Так и не помогал бы тогда!.. – слабо вскрикнула девушка.
– Вот видишь, ты можешь злиться, можешь быть настоящей. А настоящее просто так не исчезает.
– Я исчезаю? – Келео потерянно на него посмотрела.
О боги! Лэунд судорожно сглотнул. Она стояла, пошатываясь, и он продолжал придерживать ее за плечи. Ему стало вдруг стыдно за все, что он говорил до этого.
– Все хорошо, – как можно увереннее сказал он, выжимая из себя улыбку. – Я такой ерунды наговорил…
Девочка взглянула ему в лицо и вяло улыбнулась.
– Да, – проговорила она. – Спасибо тебе за ерунду.
Она даже не сопротивлялась. Лэунд не знал, что делать. Ему хотелось, чтобы все это закончилось, но он не умел останавливать время. Все заклятия, знания, живая река – все на свете перестало вдруг иметь какое-либо значение. "Магия не может всего". Он не мог растерзать врага, который стоял всего в нескольких шагах, потому что никогда и никому этого врага не удавалось победить до конца. Келео обмякла в его руках и, все так же грустно улыбаясь, накрыла медленно таящей в воздухе холодной ладонью его пальцы. Лэунд посмотрел обращенной в лицо и понял: что бы он ни сделал сейчас, все будет бесполезным. А потом Келео, кажется, обняла его, но Лэунд не смог бы сказать точно, потому что янтарные лучи закатного солнца слепили глаза, пронзая уже почти невидимый силуэт обращенной, не давая его рассмотреть. Лэунд только успел выжать горькую улыбку, когда почувствовал холодные пальцы на своих плечах, а потом объятия Келео превратились в легкий порыв ветра.