Знак зодиака
Шрифт:
"Погоди-ка, мурашки?"
Похожий эффект обычно давала перебродившая магия. Она пропитывала воздух в старых лавочках ведьм, жилищах шаманов или магов и… возле храмов. Перебродившая магия! Болотце из живой реки! Ну конечно! Вот почему сирень и жасмин здесь цветут даже летом, вот почему черенки роз дают листья и корни на третий день, а на пятый превращаются в небольшие колючие кусты. В месте, где есть перебродившая магия, хорошо получается всякое колдовство, правда, оно иногда ведет себя непредсказуемо, но это уже другой вопрос.
"Маг я в конце концов, или не маг?"
Лэунд положил косу на землю и прикрыл глаза. Желтые и светло-зеленые краски исчезли, остался только терпкий запах полыни и земли, да шорох
– Что ты там делаешь? – осведомилась Келео.
– Помолчи, – Лэунд поднял руку перед собой, согнув в локте, направив ребром ладони вперед.
"Вот растут травы. Ветер качает стебли полыни, шевелит сухие травинки… Вот они падают, срезанные".
Лэунд резко открыл глаза, рубанул воздух рукой, раздался негромкий свист. Ветер качнул стебли сорняков, поиграл с листьями… и травы упали, скошенные под самый корень, улеглись ровным зеленым слоем. Юноша улыбнулся и довольно потер руки. Это было первое заклинание, которое получилось у него как следует.
– Эй, Келео, я все скосил!
– Я видела, – обращенная стояла у каменной стены, взгляд у нее был затуманенный, задумчивый, а губы чуть приоткрыты.
Лэунд внутренне дрогнул. Ему вдруг пришла в голову мысль, что Келео могло испугать колдовство. В конце концов, именно по его вине девочка оказалась обращенной в Тень.
Вдруг взгляд Келео прояснился, мутная пелена исчезла с глаз, обращенная приложила руку к подбородку и тихо, грустно пробормотала:
– А ты… ты можешь так же и корни выкорчевать?
Некоторое время Лэунд смотрел перед собой, осмысливая услышанное и пытаясь сопоставить значение высказывания Келео с ее тихим грустным голосом и преисполненными вселенской печали невероятными глазами. И решил не сопоставлять. Где-то не слишком глубоко внутри всколыхнулось раздражение; мысль о том, что он только что волновался почем зря была ему неприятна.
Он фыркнул:
– Магия тебе не бирюльки, чтобы с ее помощью траву полоть.
– Почему?.. – искренне удивилась Келео.
Юноша махнул рукой.
– Пойду траву в кучу соберу… Где тут грабли?
– Все там же, – растерянно отозвалась обращенная.
Лэунд сделал несколько шагов в указанную сторону.
– И я даже не надеюсь на благодарность, – сообщил он, выглядывая из-за угла.
– Ясно, – пожала плечами Келео.
Лэунд заскрипел зубами. Он не знал, на что именно пенять, не то на слабоумие Келео, не то на физическое, либо душевное состояние. И потому просто пошел собирать траву.
Тем не менее, этот день напомнил ему об одной детали, о том, что Лэунд успел за последнее время забыть, растворившись в уходящем лете, в его солнце, в травах, воде, земле, питающей новые ростки. Деталь была вот какой: Келео скоро исчезнет. С этого дня по вечерам он стал перебирать многочисленные учебники в попытках найти хоть какую-то информацию об обращенных. Но о них ничего не писали. Все, что Лэунду удалось отыскать, поместилось бы на паре страниц:
"Это заклятие было придумано давно, в далекие мрачные времена, когда маги разных народов, в то время еще существовавших, сражались за возможность править Большим Материком. Маргна, так тогда этот материк называли, но теперь и этого не помнит никто. В те времена это заклинание, только что придуманное, называли заклятием Забвения, а заколдованных – забывшими.
Эту особую магию придумали ведьмы, когда Тени – порождения человеческого страха – заполонили весь материк. В те времена заклинание было немного другим, хотя суть его осталась неизменна. Когда ты не можешь жить, как прежде, когда ты забыл, кто ты, когда не хочешь больше назваться тем именем, которое дано тебе от рождения – приходи к ведьме, и она отберет самый болезненный кусочек твоего прошлого – тонкую искристую временную нить – и даст тебе новое имя и шанс на новую жизнь. Ты будешь помнить свой знак зодиака, а больше ничего; никто не сможет тебя узнать, поскольку твоего прошлого больше не будет во всемирном временном полотне. Тогда забывшие не становились похожими на Теней, хотя жили все равно совсем недолго; но никто не связывал последний эффект с заклинанием.
Долгое время считалось, будто нить прошлого продлевает жизнь, и ведьмы продавали их направо и налево. Но оказалось, что это не так. Нить прошлого была уже прожитым временем, тем, что никак больше нельзя потратить. Зато будущее забывшего страдало от заклинания неизмеримо. Стоит отрезать прошлое от временной нити, и будущее начинает расползаться – так расползается капроновый шнурок, если не опалить вовремя его кончик.
И тогда заклятие изменилось.
Теперь ведьмы забирали почти всю временную нить, двенадцать ее частей, оставляя забывшему лишь небольшой кусочек – тринадцатую часть, где было немного прошлого и немного будущего. Однако эффект заклинания переменился. Забывшие становились подобиями Теней; душа человека, подвергшегося заклинанию забвения, перемещалась в тело Тени, а его собственное тело спало, пока не истекало данное забывшему время. Тогда тело умирало, а душа оставалась скитаться между Иным миром и Истинным, почти ничего не помня и нигде не находя покоя. Таких существ, похожих на Теней, детей заклинания забвения, стали называть обращенными, а само заклятье – заклинанием обращения. Обращенные жили чуть больше, чем забывшие, большую часть отпущенного им времени они проводили в страхе и исканиях и попытках вспомнить о том, что они ищут. Такова была судьба тех, кто утратил свои имена.
У обращенных оставалась лишь одна лазейка – вспомнить свое прошлое имя. Но такое случалось редко. Они почти никогда не знали, что они такое, и не желали копаться в оставленном им маленьком кусочке памяти, и не желали вернуть утерянного. Иногда другие люди делились временем с ними, и они могли жить дольше, но это случалось редко; обычно никто не хотел уделять обращенным время. И они умирали совсем одни, забывшие и забытые, и никто не замечал этого – только иногда горевали над их телами, переставшими дышать.
Временная нить обращенного была котом в мешке. Ее длину невозможно было определить, поскольку будущее не является чем-то определенным, и никогда не было ясно, продлит это время твою жизнь или не продлит. Но часто эффект был нужным, и временные нити покупали, и сами ведьмы пользовались ими. И все же, несмотря на очевидную выгоду, ведьмы старались этим не злоупотреблять: вытащишь слишком много ниток из временного полотна, и оно распустится, расползется. Однако потом заклятие попало в руки магов, и многое изменилось с тех пор".
Единственной зацепкой стало упоминание о том, что с обращенным можно поделиться временем. Но как? Этого Лэунд не знал. И продолжал методично листать учебники, хотя уже сознавал, что вряд ли найдет что-то ценное. Невозможность призвать огонь заклинанием казалась пустой глупостью по сравнению с новой проблемой.
Так тянулись, один за другим, несколько дней. Однако, что бы Лэунд ни говорил, как бы ни убеждал он Келео, что невозможно возвести целый сад за отведенное ей время, участок вокруг храма менялся и преображался в непостижимом темпе. Прошло едва больше половины подзвездия со дня их встречи, а площадка перед храмом была уже почти вся выполота, и кое-где даже посажены цветы. Благодаря перебродившей магии они хорошо приживались и быстро тянулись вверх, отращивали новые листочки, давали бутоны, радовали глаз распускающимися, просыпающимися от недолгого сна цветами и соцветиями. И глаза Келео с каждым днем сияли все ярче и становились все яснее в ожидании скорого воплощения мечты. Только вот сама обращенная таяла и выцветала с каждым днем. И все больше кашляла.